– Вот этот юноша, о аль-Мавасиф, тоже нуждается в перстне, ибо и его преследует своей любовью джинния, – сказал Ильдерим, выводя меня вперед. – Но это дитя, подобное обрезку месяца, тоже хотело бы получить перстень в долг.
– О Аллах, каких гостей ты мне посылаешь! – запричитал маг. – Воистину, наступил год долгов и должников, и никто не хочет платить сразу и без рассуждений! А ведь мой труд таков, что измерить его в динарах и дирхемах вообще невозможно! Порой для простенького заклинания мне требуются драгоценные благовония, одна горсть которых стоит горсти бадахшанских рубинов! До чего же оскудели правоверные, о Аллах! И не только простые смертные, вроде тебя, о Ильдерим, – недавно даже мой собрат по магическому искусству пытался получить у меня один талисман совсем без платы, утверждая, что талисман нужен ему для торжества справедливости! И он прислал ко мне гонцами подвластных ему духов, и я назвал цену талисмана, и оказалось, что он столько не может дать, и мы поторговались немного, и его гонцы улетели, а я остался оплакивать былое могущество магов – ибо когда же раньше магу недоставало денег для покупки талисмана?!
– Каменного талисмана царицы Балкис?! – выпалила я, не подумав ни секунды.
– Каменного талисмана царицы Балкис, о юноша, – подтвердил маг. – А откуда ты, ради Аллаха, знаешь о нем?
Не зная, что ответить, я с мольбой посмотрела на Ильдерима.
– Воистину, ты поторопился, о Хасан, – сказал Ильдерим. – О каменном талисмане мы хотели повести речь завтра, достигнув договоренности в деле о перстне. Но, может быть, лучше нам и о перстне поговорить завтра? А сейчас время совершить молитву и лечь спать.
– Ты прав, о Ильдерим, – согласилась я, – но только в безопасности ли мы здесь от происков Азизы?
– Оставь тревогу, о юноша! – с гордостью сказал маг. – Ты здесь находишься под защитой могущественных талисманов, и над каждым порогом я прочту заклинания, а плату за них мы прибавим к плате за перстень.
– Никаких заклинаний этот старый скупердяй читать не станет, а деньги с нас сдерет! – сердито воскликнул Ильдерим, когда нас после скромного ужина и молитвы отвели в предназначенное нам помещение. – Эта его лачуга хранит в себе столько всякого колдовского добра, что заклинания уже ни к чему. Его талисманы все ифриты за версту облетают. И надо же было тому случиться, чтобы он унаследовал всю сокровищницу своего учителя, не унаследовав его благородного нрава и прочих достоинств! Наложить заклятие на перстень аль-Мавасиф еще может, и сладить с загулявшим маридом тоже, но сам он никогда не составит настоящего талисмана.
– Ты разве знаешь магию, о Ильдерим? – спросила я, укладываясь на ковер. – Ты же простой купец.
– Если уж талисманами торгуют, то я должен знать их цены и свойства, – объяснил Ильдерим. – Все, что становится товаром, бывает для меня интересно, и я стараюсь узнать о товаре побольше. Как знать, может, по милости Аллаха я на старости лет буду торговать именно талисманами? Однако, скажи мне, о Хасан, что это за каменный талисман царицы Балкис и зачем он тебе вдруг понадобился? Имей в виду, что даже если старый грешник согласится изготовить тебе перстень в долг, то с талисманом это не получится. И подумай хорошенько, что для тебя важнее.
– Важнее всего на свете для меня каменный талисман, о Ильдерим, – сказала я, – и я готов выкупить его своей кровью. Так что придется мне, видно, избавляться от Азизы с ее любовью каким-то иным путем, лишь бы только заполучить талисман.
– Для чего он нужен? – спросил Ильдерим, ложась со мной рядом.
– Этот талисман должен спасти жизнь ребенка, о Ильдерим. А ребенок – сын моего брата, – честно ответила я. – И если в миг появления ребенка на свет рядом не будет этого талисмана, то ребенок погибнет, а это единственное дитя брата.
– Почему же у него не может быть других детей?
– Его убили, о Ильдерим. И я должен спасти его кровь…
– Клянусь Аллахом, о Хасан, я помогу тебе в этом деле! – воскликнул Ильдерим и хлопнул меня по плечу. – Если ты таков юношей, то каков же ты будешь, когда станешь мужчиной и у тебя вырастет борода?! Подобных тебе цари приберегают на случай опасности! Вот только упрям ты не в меру и норовишь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой.
– Но если именно я сказал последние стихи? – вспыхнула я. – И именно я предупредил тебя, что разъяренные мужья прибегут на базар бить того купца, что сделал их евнухов мужчинами? Я говорил тебе об этом, но ты и слушать не желал! А когда выясняется, что я был прав, ты сразу же придумываешь какое-то мое упрямство и упрекаешь меня в собственных грехах!
– Во первых, о Хасан, последние стихи там, на ристалище, сказал не ты, а я. Во-вторых, о Хасан, незачем было меня предупреждать насчет нашествия мужей, в чьих гаремах произошел переполох. Я бы и без предупреждения с ними справился! А теперь ты до скончания века будешь попрекать меня и твердить, как попугай: "Вот видишь, я был прав!"
– Но если я и в самом деле был прав? – возмутилась я. – И если последние стихи были моими? И это ты приписываешь мне свои грехи, о Ильдерим, потому что именно ты норовишь, чтобы последнее слово осталось за тобой!
– Еще одно слово, о Хасан, и придется нам сразиться на саблях прямо здесь, в жилище аль-Мавасифа! – предупредил Ильдерим. – Мы же хотели сразиться на ристалище, но так там больше и не встретились, а жаль!
– Мы можем выйти и обнажить клинки под ночным небом! – предложила я.
– Не устаю поражаться твоей мудрости, о Хасан! – усмехнулся Ильдерим. – Там под ночным небом, немедленно налетит Азиза и спасет тебя от ударов моей сабли! Так что лучше уж нам решить наконец все наши споры здесь.
– Ты упрекаешь меня в трусости, о Ильдерим? – я чуть не задохнулась от ярости. – Ты хочешь сказать, о шелудивый пес, что я собираюсь выйти под ночное небо ради того, чтобы джинния похитила меня и спасла этим мою жизнь?!
– Постой, о Хасан, не хватайся за мою саблю, здесь для настоящего поединка все равно мало места, – сказал Ильдерим. – И обменяемся наконец клинками. Твой для меня все-таки легковат. Давай лучше дождемся утра, и сразимся при дневном свете, когда джиннии не летают, и пусть поможет тебе Аллах, о дитя! Держи свою саблю и отдай мне мою.
Я протянула ему его саблю и хотела было взять свою, но он удержал ее.
– Откуда у сына кади клинок, достойный царей и царских детей? – спросил он.
– Этот клинок подарил мне брат, а он получил его от нашего отца, а где взял его отец, знает только Аллах великий, могучий, – ответила я, и это было чистейшей правдой. А говорить о том, что отец был царем и брат тоже был царем, я не стала, поскольку об этом он меня не спрашивал.
– Закрой глаза и засыпай, о Хасан, – сказал Ильдерим. – Завтра мне предстоят два сражения – с тобой и с аль-Мавасифом. И начну-ка я лучше с аль-Мавасифа, чтобы в случае моей смерти ты все-таки получил свой талисман, а в случае твоей смерти я, так и быть, отвезу его жене твоего покойного брата, чтобы он охранял рождение ребенка.
Мне захотелось попросить у него прощения за свои грубые слова, ведь он вел себя не как купец, а как благородный вельможа, средоточие доблести и достоинств. Но нас, царских дочерей, учат обычно наступать, а не отступать, настаивать на своем, а не просить прощения. Да и кто он такой, этот купец из басры, чтобы царская дочь унизилась перед ним? Словом, я не сумела побороть в себе царскую дочь, да и не слишком старалась. Ибо если в моих бедствиях у меня отнимется еще и гордость, что же мне тогда останется?
Наутро мы, позавтракав, стали разбираться с талисманом.
– Если вы, высокочтимые, думаете, что талисман можно положить за пазуху и унести, то вы ошибаетесь, – сказал аль-Мавасиф. – Его следует установить должным образом, и все необходимое для этого у меня есть. Более того, думая, что посланцы того мага дадут за талисман настоящую цену, я подготовил эти необходимые предметы и прочитал над ними заклинания, и окурил их благовониями, и начертил на них знаки. Но за каждый из этих четырех предметов придется заплатить особо, а без них сам талисман не имеет смысла.
Мы с Ильдеримом переглянулись, и в его взгляде я прочитала такие слова: "Не поручусь, что спутников для талисмана он не придумал только что, а уж заклинаний над ними и подавно не читано!"
Но вслух Ильдерим сказал, что мы хотели бы увидеть все вместе – и талисман, и то, что ему сопутствует.
Аль-Мавасиф провел нас в круглую комнату с единственным окном в куполе потолка, хранилище его свитков, таблиц и совершенно непонятных вещей. Там он достал мешочек из тонкой кожи и выложил из него на столик пять камней разной формы и цвета. На камнях были зарубки и знаки.
– И это – знаменитый талисман царицы Балкис? – недоверчиво спросил Ильдерим. – Поистине, я наберу тебе, о аль-Мавасиф, таких камушков на любой дороге, и это не будет стоить мне ни динара.
– Иди и собирай камушки, о Ильдерим, – миролюбиво сказал маг. – От того, что не стоит и динара, проку тоже будет в лучшем случае на два дирхема, о купец.
– Аллах тебе судья, о мудрец, – ответил на это Ильдерим. – И сколько же хочешь ты за эти камни, во всем подобные придорожным? Я надеюсь, ты уступишь их за сотню динаров?
Маг даже отшатнулся от него.