Мол, если мы не знаем, то остальным тем более знать не положено. Только… Не созывала - не значит, что не говорила. Можно попробовать надавить. Но римлянин не сида, врать умеет. Это раз. Разговор может закончиться демонстрацией того, что место матери святой и вечной отныне ниже, чем у магистра оффиций. Это два. Значит…
- Вот и все. Вечером, как закроемся - договорим. Сейчас у всех есть дело!
У Эмилия - к королю Пенде.
Нельзя заставлять важнейшего союзника беспокоиться… слишком долго. Своевременность - основа дипломатии! Еще хорошо, что одни из ворот заезжего дома смотрят в сторону города. Не нужно петлять по улочкам предместья. Короткая прямая дорога… и на той - люди. Там зло косятся на "Голову" и вслух говорят, что с уходом сиды Британия пала. Случаются и прибавления: мол, если бы рыжая выбрала нашу семью, все вышло бы иначе… Как будто святая и вечная выбирала! Когда защитница христиан спасла город, но свалилась изломанной куклой - кто возмутился, что сида брошена в застенок? Тогда Немайн была лишь нечистью холмовой - для всех, кроме Дэффида ап Ллиувеллина и его семьи.
Зато теперь всклокоченный бард поет песню о третьем великом предательстве. Первое совершил Вортигерн, что призвал саксов на землю Британии. Второе - Мордред, племянник Артура, не ко времени решивший тягаться с дядей за престол. Третье… теперь. После каждой строфы бард переспрашивает, кто виноватее? Кто ударил в спину сиде больней и тяжелей? Поджигатели начали, Кейндрих–ревнивица - добавила, королевские склоки продолжили, Сенат дополнил, семья завершила.
Нехорошая песня. Пришлось шагнуть в сторону певца, народ размыкается. Тем, кто еще не знает Эмилия из Тапса - цвет военного плаща говорит достаточно. Не пестрая расцветка клана, не багрец королевской службы… В Камбрии у белизны одежд немало значений. Белый - цвет священства и друидов, цвет фэйри и ангелов, цвет смерти и жизни вечной. Теперь еще - и цвет службы Республике.
Знак высшего чиновника здесь, в Кер–Мирддине, еще не узнают - но золотой циркуль, вышитый на квадратной вставке, выглядит достаточно внушительно и значимо. Настолько, что певец умолкает, хотя наглость местным фиглярам выдают в утробе матерей. В Камбрии даже у бродячего певца есть надежда встать на дорогу почестей, ведущую к сытному и почетному месту при королевском дворе. Был бы дар затрагивать души ритмом слов, звоном струн, течением голоса - неважно!
Этот - именно бродячий, причем из держащих нос по ветру: поет ни в склад, ни в лад, на земле тарелка для пожертвований. Здесь это ново. Обычно барды сговариваются за ночлег, стол, одежку… Да и нечем было платить уличным певцам - до того, как из Кер–Сиди расползлись маленькие кусочки кожи с отпечатком мизинца святой и вечной. На обороте - никаких обещаний о размене. Просто: "один обол". Но надо же - ходит не хуже, чем в Африке - медяки!
Судя по количеству клочков кожи в деревянной тарелке, этот уже наработал на обед.
- Не заткнешься - именем моей повелительницы снесу голову…
Говорят, старшая императрица в состоянии так посмотреть на человека, что тот седеет на месте. После "не для меня", после Рождественской битвы - верится. Истинно императорский дар. Сказано: "страшно попасть в руки Бога живого". А кому Всевышним доверена власть над христианами, и честь противостоять нечистому - на земле, в миру?
Певец и поэт вскинул голову, дернул ворот:
- Совсем не петь?! Руби! Истинный бард не может жить без песни!
- Совсем - но лишь до завтра. Завтра - можно…
Бродяга держится с достоинством сиятельного мужа.
- Завтра - твое дозволение и одобрение, как человека Немайн, и ее именем? На эту песню.
Немало желает.
- Да.
Можно идти дальше. За городскими воротами - тише, куда тише, а на подворье Пенды - благолепная тишина. Мерсиец снял городской дом одного из кланов. Хоромина в случае осады должна вместить не одну сотню жителей - как из предместья, так и с окрестных холмов, так что посольство разместилось просторно и удобно.
Сегодня - людно. Почти каждый сильный человек заглянул, и короли не исключение. Прямо сейчас у Пенды Гулидиен. Догадался, что все камбрийские союзники к нему пойдут - советоваться, требовать большей доли в невзятой добыче, а то и оставлять ряды. Без сиды - вовсе не то же, что с сидой! Как нясядут…
Зато у Пенды - хорошо. Удобное кресло, кружка пива. Простой разговор - не о делах. Куда и спрятаться молодым? И римлянина заявившегося - сюда же! А что Мерсиец не удержался, и принялся насмешничать над христианами, так над плохими… Хороших он уважает.
- Меня честят язычником, - говорит последний английский король старой веры, - а сами? Сида ушла, судьба свершилась… слушать противно! Я верю в приговоры Норн, но и их нити не прочней стали. Крепкий духом выбирает судьбу сам, а избрав - не бегает от нее! Помните ее песню? Вот. Я верю Немайн, а не в нее. Как товарищу, а не как в божество. Ушла? Значит, надо. Придет время, вернется. Скоро! Флот–то обещала выставить. Что скажешь, Эмилий?
- Что я пришел сказать тебе то, что ты сказал мне. Теперь мне остается пить пиво за здоровье могущественных и великолепных!
По–гречески и латински слово одно, по–камбрийски - два. Можно разделить - первое уместней применить к мужьям, второе к женам. Королям и королевам большего титулования не положено: и это следует сразу за императорским. Другое дело, что восхваления местным властителям привычней воздуха - при каждом дворе есть бард, одна из задач которого - захваливать короля и королеву до полной невосприимчивости к лести…
- Немайн не может уйти просто так, - говорит Кейндрих. - Она мне еще ничего не ответила.
- Трудный вопрос, даже для нее.
- Она умная. Пусть думает. Впрочем… - Кейндрих улыбнулась мужу, - На сей раз она будет воевать в сторонке от тебя, милый, и это хорошо. Пусть никто не говорит, что королева Диведа и наследница Брихейниога из ревности мешает походу на давнего врага. Передай это Ушастой, римлянин. Если она ушла оттого, что ничего не идет в голову - пусть не прячется.
Сдвинула брови, наклонила голову вперед.
- Пока. До того, как мы снова увидимся.
- Передам слово в слово.
Повисшую тишину развеял веселый голос короля мерсийского. Опять незлая насмешка:
- Эмилий, что я вижу: римлянин, и пьет пиво! А я уже собирался приказать принести вина…
Магистр оффиций - то ли маленькой республики, то ли большой империи - оторвался от пенного напитка. Поменять настроение в комнате - дело нужное.
- Камбрийцы числят себя римлянами, а пиво хлещут… Кстати, от их домашнего, без хмеля да без угольной чистки, я и теперь нос отворочу. Лучше пить воду пополам с уксусом, чем сходную с мочой бурду. А это…
Рука поднимает высокую кружку - к льющейся из окна полосе света. Солнечные лучи легко пробивают тонкие стенки цвета морской волны, играют со спешащими кверху пузырьками. Пенная шапка играет, словно невиданный в Африке снег…
- Благородный напиток. Шипит, когда его наливают, пенится, как море в шторм. Живой, как море, как создавшая его страна. Я назвал бы его ячменным вином… Замечу, что и разум оно туманит не хуже вина, а разбавлять водой это - преступление. Камбрии угрожает пьянство!
- Для пьяниц искони есть фруктовое вино, - сказал Гулидиен, - оно еще крепче. И дешево.
- Вот уж чего нельзя пить!
- Тогда можно пить кофе… или просто воду. Очаг или несколько капель яблочного уксуса очистят воду от дряни, которую мы все наблюдали в увеличительное стекло патриарха. Как бы то ни было, лихорадок убавится. Сланцевые крыши покончат с большей частью крыс - им станет негде жить. С теми, что останутся, управятся лисята…
Вспомнил ушастых зверей - вспомнил и ту, что их привезла. Помрачнел.
- Она точно вернется? Короля Артура тоже ждали. Не то, чтобы я не верил. Просто - беспокоюсь.
Ждали. Не ждут.
Неужели - место занято? Местные легенды почти затянули святую и вечную… Хорошо, когда пришло время выбирать, она вырвалась из трясины. Только - не навсегда. На один шаг к берегу.
Эмилий кивнул.
- Вернется. Есть гарантия. Самая надежная из возможных.
- Какая?
Любому римлянину - ясно. Королю Пенде - тоже, улыбается в бороду. Гулидиен тоже поймет, сразу, как свои дети пойдут.
Свояки, зятья и сестры, даже мать - всех можно оставить. Но для сына ты захочешь наилучшей судьбы! Именно поэтому Немайн вернется - в Кер–Мирддин и в Кер–Сиди, именно поэтому она займется делами бескрайней Империи. Только…
- Она где–то ходит без охраны… Три девушки, младенец. А враги у нее есть!
Мерсиец беспокоится. Весьма любезно с его стороны.
- Месяц назад я бы сказал, что в этой стране ее пальцем не тронут, - сказал Гулидиен, - но после поджога - поостерегусь. Немайн сильный боец, и меч у нее волшебный, но ведь и прежних богов убивали! Навалятся кучей, и запеть может не успеть… Опять же, сильные духом и песню перенесут.
- Нам она навредить не хотела, - заметил Пенда, - а обидчикам захочет. Еще как.
Эмилий кивнул. Не просто захочет. Обрадуется! Она такое называет практическими испытаниями… Только не песни она проверять будет. Голос у святой и вечной - архангельский, но его истинная сила - в командах, разносящихся над битвой и в ободрении воинов. Зато странное устройство, которое августа собирала и доводила вечерами, исчезло вместе с ней. Если учесть, что ложе у штуковины отличается от ложа ручной баллисты разве качеством исполнения, нетрудно догадаться, что основным назначением хитрой машины является человекоубийство.