Вот именно поэтому глава гильдии - она. Последняя женская дуэль случилась в Диведе почти два десятка лет назад - и кто, думаете, на ней победил? Деловая хватка, ловко подвешенный язык, хорошие связи - все это влияет на выбор. Но власть, не способная при нужде опереться на страх - власть только по имени.
И все–таки самая опасная свара - за своим столом, за круглым. Короли не будут резать друг другу головы, ни прямо теперь, ни через неделю, на формальном поединке. Попросту - затаят.
Вот принц Рис мертвой хваткой вцепился в короля кередигионского, и считает уже не коров, коз и овец - каждую потоптанную травинку, каждый потравленный колосок. Клидог чует засаду… но не может отказаться от почести - признать славу. Но вот - финал:
- Так вы на соседей ходите оттого, что у вас флота нет. А флота у вас нет потому, что вы боитесь ирландцев!
Враг, которого принц думал втоптать в землю, довольно улыбнулся.
- Мы–то в состоянии защитить свой урожай и на земле. А вот вы… Плохо держитесь за землю, плохо. Ей, пожалуй, хозяин получше нужен.
- Уж не ты ли?
- Сказал бы я, что с ней лучше вашего управлюсь… Но - не буду. Обещал вести полки на север, и так тому и быть. Дивед мне не особо и нужен. Южная пятина Камбрии! Женская. Вот и прятаться вам, как малышне, за женские юбки. А будут они римлянки, сиды или жены Мерсийца - сами выбирайте!
Рис замялся… но спор подхватила жена, Гваллен. Улыбнулась. Погладила округлый живот, укрытый складками расставленного платья.
- Повеселил ты нас, сосед, - сказала. - Ох, и повеселил. Значит, ты не ирландцев, ты женских юбок боишься. Так может и мои сойдут? А то воительницы частенько в штанах…
Рис захохотал. Так, что Анастасия обернулась! Так, что слезы вытирать пришлось. Потом резко смолк.
- Нравится тебе наша земля, сосед. Нравится больше холодных гор Гвинеда. И пугают тебя не прекрасные дамы Юга и не жены наших друзей. Тебя пугает наша сталь. Та, что блестит, вынутая из ножен, перед геройским ударом! Поэтому я буду рекомендовать брату не двигаться в поход, пока ты не снимешься и не пройдешь хотя бы половину дороги до Гвинеда!
Немайн едва подавила улыбку. Рис говорил по–камбрийски, но слова и образы выбирает - то словно из легенд Зеленого острова, то - словно в римском Сенате. А вот Клидог осклабился - только не в веселье, в насмешке.
- Тогда вы не пойдете в поход никогда, - сказал, - ибо если я чему и учен, так это тому, что не следует заключать договоров, если союзник во мне нуждается меньше, чем я в нем.
Король Пенда размял не слишком внушительный кулак. Всегда брал другим, даже в рукопашной.
- Гниль, - сказал, - нам не нужна. Только знай: предашь - станешь добычей.
- И диведцы будут помогать саксу резать камбрийцев? - протянул кередигионец. - Славные времена.
- Англу, - сказал Пенда, - англу, друг.
Немайн уже не замечает, как ногти скребут стол. Союз, надежда на годы спокойной жизни, расползается по швам из–за нескольких кружек пива! Легкие хватают воздух - не быстро, не медленно - глубоко и размеренно. Англу, саксу… Для большинства камбрийцев разницы никакой. И для Немайн не было, еще недавно. Теперь - есть.
Мнение менялось постепенно. Последней каплей, пожалуй стали разговоры с иными рыцарями Пенды. Окольчуженные всадники, внешне неотличимые от остальных мерсийцев, изъяснялись на бриттском - и не с лающим германским акцентом, а с певучим северным выговором. Еще, пожалуй, непринужденно вставляли в речь английские слова - зато латинские корни проскакивали куда реже. Как и положено воякам, они интересовались саблями и голосом - как оружием, Немайн - ими самими. Рассказанное породило короткий визит к филидам–летописцам, а на пиру - вопросы к Киневисе, которой здесь не с кем и поговорить - латынь и британскую речь она знает плохо.
Рассказ королевы совпал и с оговорками рыцарей, и изустной хроникой. Сида не спрашивала напрямую - интересовалась освоением бывших земель Хвикке. Да, большая часть переселенцев - белоголовые англы, куда без них. Место оставили и для немногих саксов–хвикке, что рискнули испытать милость короля Мерсийского. Худшие земли, на которых с двупольной системой протянешь ноги, работная повинность вместо воинской, запрет на ношение оружия… И - в качестве соседей, советчиков и надсмотрщиков - элметцы. Шестьсот семей, переживших падение небольшого королевства, пожранного Нортумбрией. Эти не успели спрятаться под могучую руку Мерсийца - зато знамя "легиона сирот" наводит ужас на его врагов. Этих - не подкупить, не смирить, не запугать. Истинные бритты, но не трусы и не бездари. Люди, которым не повезло со своими королями, и теперь приходится служить чужому…
Так что англ и сакс - вовсе не одно и то же, и знакомому по чужой памяти человечеству очень и очень повезло, что история создала на Британских островах Англию, а не Саксонию.
Но для Артуиса Гвентского - разницы нет. Кого он видит перед собой? Не владыку в регальном плаще - дикого варвара в звериной шкуре!
Его род десятилетиями держал границу. Королевство Гвент, словно щит в сече, принимало на себя удары все новых и новых пришельцев, перемалывало, убивало - защищая не только себя, но и сварливых соседей с тыла. Гвентцы даже сумели понять, что пришлых дикарей - именно сбрасывают. Только следствия не вывели. А вышло так, что англы–мерсийцы, что поколение назад признали бриттов за людей, отчего–то перестали числиться за людей у недавней родни. Артуис этого не заметил. Никакой вины на нем нет - сам Пенда узнал об этом, когда король Уэссекса объявил ему войну слишком уж экстравагантным способом. Отослав обратно сестру Пенды, свою бывшую королеву назад - без носа и ушей.
Только каково теперь королю мерсийскому слышать, как его именуют саксом? Вот вызывающий взгляд и дерзкий тон - вынесет. Но слова…
- Через мои земли не пройдет ни один сакс…
Закончить он не успел. У Пенды - губы сжаты, но ни мускул на лице не дернулся. Зато старик Риваллон - сказал. Припомнил, что его кровинке пришлось вести армию - а самой лететь впереди - лишь бы успеть. Лишь бы встретить врага на чужой земле!
- Тысячи. В прошлом году. Помнишь?
- Это вы их сговорили!
- В поход на нас же?
- Да!
А дальше… Говорят все. Быстро, громко, взахлеб. Друг друга не слушают - слышат лишь злость и несогласие, да видят рожи перекошенные… Громче, в ярости, в самозабвении, пока стол, неподъемный, круглый и плоский, словно сама земля - не прыгнул вверх! Покатились чаши, среди блюд–островов расплескалось море вина! Зло зашипели угли, воздух наполнился хмельным духом. Немайн, маленькая да умильная, вскочила, руки уперты в столешницу, головой тряхнула - разметала прическу, что с таким трудом из ее коротких волос ради праздника соорудили. Ноздрями трепещет в гневе! Уши прижала!
Кто был пьян - протрезвел, на сиду уставился. Кто был трезв, чуть–чуть не оглох. Роста ни на палец не прибавила. Но - была ушастая девчушка, стала - кому августа, а кому и богиня!
- Бахвалитесь? - голос - мертвый услышит. - Грызться начали! Мужья жен, как собак и лошадей закладывают, жены - мужей! Артура на вас нет! Или Ираклия! Тот последнюю медь заложил - не на спор, на битву, когда Константинов град с двух концов штурмовали… Не он - не было б теперь империи, и Истинный Крест был бы теперь в руках персов–огнепоклонников. Стыда у вас нет!
И хотя от чиновного стола несется:
- Свадьба - такое дело… А короли, леди сида, опять сговорятся. Не впервой…
И замолкает. Взгляд, стать, голос… Барды за южным столом уже поняли - как и отчего поседел коллега! А ведь это еще тучка. Без грома. Без молнии!
- У нас война! И свадьбы наши - для нее! Во хмелю и усобицах победить - не надейтесь. Война не та. Враг - не тот! Не нам - выиграть битву и успокоиться! Наш бой до последнего воина, до последнего берега. И пока на этом, последнем берегу, последний враг не сложит к нашим ногам последнее свое поганое знамя - раздоры не для вас! И не для меня…
Круглые, словно удивленные человеческой мелочностью глаза обходят королей, королев да наследников, заглядывают в души. Совесть - есть ли?
- Не для меня… - повторяет Немайн. Пальцы сжали край столешницы - мореный дуб промялся, словно последняя гниль. Острый зуб впился в губу.
- Не сдержусь, - сказала сида, - Кто считает, что моей песни не вынесет - уходите. Скорей! Вы… короли… Здесь еще? Не трусы… Тогда - слушайте. В поход пойдут все. Когда скажу - Я. И последней двинусь тоже Я. Мне ваши коровы, земли… Вот. А теперь - петь буду!
Ни у камбрийцев, ни у греков мысли не возникло - что можно хотя бы попытаться заставить Немайн замолчать. Когда у драконицы из ноздрей бьет дым - благодари, что она сумела придержать пламя! Когда святая и вечная ведет себя, как и подобает святой и вечной - как ей сопротивляться?
Три стола - чиновный, ремесленный и поэтический - куда как поредели! Воинский и королевский - самую чуть. Кому нужен воин–трус? Королю, да и правящей королеве уйти - проститься с властью, она назначена лучшему в роду. Выслушать песню Немайн - вызов и проверка! Да вон и греки сидят, не двигаются! Только принц Рис поспешно выводит беременную жену, Гваллен оглядывается со страхом и сожалением. Кто в зале жив останется - тот не трус. Была бы с пустым животом, осталась бы рядом с мужем.
Лебедью плывет к выходу Киневиса. Ей чего бояться? Ее муж - герой, и с ушастой дружен, а та верить и быть верной умеет. Сам Пенда не беспокоится, подпер рукой подбородок. Готов слушать! То, что пальцы до серебряного молоточка, что на шее висит, дотянулись - ни жене, ни гостям, ни богине–императрице знать ни к чему…
- Все? - у сиды по подбородку - алое. Клыком располосовала!