Услыхав такое, Байбуз сплюнул и перекрестился. А потом быстро забормотал 'Верую'. Лис тоже перекрестился и присоединился к молитве. И как только казаки один за другим произнесли 'аминь', полуда спала с их глаз, и оба узрели то же, что и, принявший человеческий облик, Василий Орлов, - обычное десятивершковое бревно, чуть длиннее косой сажени* (*стар., - примерно 2,5 метра).
- Обдурил черт! Отвел глаза! - топнул в сердцах ногой Лис, хватаясь руками за голову. - Как сосунка провел. Засмеют хлопцы…
- Не засмеют… - успокоил его Остап. - Кто, кроме святых отцов, у нас безгрешен настолько, чтоб на бесовскую уловку не поддаться? Вопрос в ином: если ему известно, что мы тут, тогда почему Панько поиграть решил, вместо того, чтоб басурман предупредить? И схватить тебя, когда ты в лагерь залез? Странно, нет?
- Странно, - согласился Лис. - И что ты об этом думаешь? Есть догадка?
- Есть, - кивнул Остап. - Но сперва с гостем познакомиться не мешает. И поблагодарить. А то мучились бы мы с тобой сейчас, бревно допрашивая. Ты кто будешь, человек перехожий обшитый кожей? И с какого резону нагишом по степи бродишь? Харцызы ограбили, что ли? Али отшельник какой, что бесовские козни узрел? Токмо для отшельника ты больно телом бел и гладок…
- Все объяснять слишком долго, а если кратко: то я Василий Орлов, друг Тараса Куницы и тот самый орел-беркут, который вас на татарский лагерь вывел.
- Беркут?.. Ты?..
- Ну да. Вы что никогда про оборотней не слышали?
- Вообще-то…
- Чему ж тогда удивляетесь? Дали б лучше, чем прикрыться. Зябко в степи ночью становится. Скоро осень…
- Держи, Василь, - сбросил с плеч безрукавку Лис. - Остап, у тебя шаровары старые были…
- Сейчас, - Байбуз вернулся к лошадям и полез в седельную суму.
- Спасибо, - от души поблагодарил казаков царский опричник. - А что до беса, думаю: он просто не знает, что вам о нем все ведомо. Как и то - пойдете вы его следом дальше, или нет. Но, зная упорство и казацкий нрав, предполагает: что запорожцы, коль уж уцелели, захотят поквитаться с обидчиком. Вот и подготовил им, то есть вам, сюрприз. Решил поиграть в кошки-мышки. Отплатить за то, что планы его сорвали. Заодно и унизить, продемонстрировав, что не считает вас опасными противниками.
- Это хорошо, что не считает… - дернул себя за ус Семен. - Значит, таиться не станет. А мы не торопимся, подождем: куда он нас выведет. Там и поглядим, кто чего стоит! А ты, орел степной, что делать будешь? С нами останешься, или к Павычу полетишь?
- Да вот думаю, - Василий принял от Байбуза латанные-перелатанные шаровары. Зато целые, чистые и сухие. - Слетаю, наверно. Погляжу, может, и там на что пригожусь. Судя по всему, вам за ними еще долго плестись. В том направлении, куда басурмане скачут, на полторы мили никакого жилья не видел. Да и вообще, пустынная тут местность. Одно слово, Дикое Поле. Так что успею обернуться. Дня через два-три ждите. Кстати, я там зайчишку поймал… Вы как, не прочь отужинать? Вернее - пополуночничать?.. Я бы не отказался слегка перекусить на дорожку. А там и полечу, покуда гроза не разгулялась… Чувствуете, как в воздухе сыро становится? Примета верная.
* * *
Салах-Гирей брезгливо посматривал на то, как жадно, по-волчьи, обгрызает поданную на завтрак баранью лопатку его временный союзник. Отвратительный облик нищего гяура никак не вязался с тем могуществом, которое скупо, исподволь демонстрировал ордынцам злой дух. Вполне справедливо опасаясь подвоха с его стороны, молодой хан с огромным удовольствием избавился бы от урус-шайтана любым доступным способом, если б тот не был ему так нужен.
Словно уловив его мысли, Рудый Панько оторвался от кости и недобро взглянул на юношу.
'Шайтан, возможно, и мысли умеет читать? - встревожился Салах-Гирей. - Надо быть с ним еще осторожнее… Вот уж оседлал тигра на свою голову: и скакать опасно, и слезать нельзя… О, Аллах всемогущий, не совершил ли я непоправимую ошибку?'
В то же мгновение в воздухе тонко свистнула стрела и проткнула бесу шею. Насквозь. Так что окровавленное острие вместе с древком показалось с противоположной стороны. На ширину ладони.
- Опять?! - захрипел тот, роняя наземь мясо и вскакивая на ноги. Потом ухватился обеими руками за стрелу, отломил оперенье, рывком вытащил обломок из раны и швырнул его в огонь. - Не надоело? Вот прицепились, неугомонные… Ей, запорожцы! - крикнул во тьму. - Неужели трудно понять, что вам меня не достать? Отцепитесь, по-доброму прошу… Не до вас мне, право слово.
Хан шевельнул пальцами и несколько воинов нырнули в предрассветную мглу. В ту сторону, откуда прилетела стрела.
- Не стоит овчинка выделки… - пренебрежительно усмехнулся Босоркун, усаживаясь обратно и, как ни в чем не бывало, вновь принимаясь за завтрак. - Это ж те дозорные, что у брода были. Злятся сиромахи, что я их усыпил обманом и это… перед товарищами опозорил… Пусть себе забавляются детишки. Они нам не помеха.
- Змееныш жалит также смертельно, как и старый змей… - произнес Салах-Гирей. - И мне не нравится, когда на огонь моего костра, как ночные мотыльки, слетаются вражеские стрелы.
- Ерунда… Сегодня они больше не сунутся, а завтра мы уже будем далеко. - Тут Рудой Панько заметил недовольство на лице юного Гирея и быстро добавил. - Но, если ты считаешь, что воинам не мешает размяться - пусть. Ты хан - тебе и повелевать. А хочешь, я этих сосунков волками затравлю? Тут как раз неподалеку одна стая бродит… Шепну вожаку, что легкая добыча…
- Нет, - отрицательно мотнул головой Салах-Гирей, даже не дослушав до конца.
- Жалеешь гяуров? - удивился бес.
- Не в казаках дело…
- А в чем, прости мое любопытство?
- Думаешь, шайтан, я не знаю, что за каждое мое желание, исполненное тобой, - придется расплачиваться? Поэтому с пустяками пусть справляются слуги. Они дешевле злого духа.
- Ты прав, хан: именно так и говорится в легендах… - ухмыльнулся Босоркун, покосившись на аталыка. - Но не в этот раз. Клянусь Адом, если ты поможешь мне добыть… - бес запнулся. - Нечто нужное мне… и не только мне, - он вновь запнулся и чисто по-людски оглянулся себе за левое плечо… - Обещаю: благополучие рода Гиреев будет обеспечено до скончания веков. Поэтому, пока ты со мной, юный хан, не беспокойся о мелочах… И пара-тройка длинночубых нетяг-оборванцев сейчас не опаснее, чем вошь в кожухе. Допекут - прихлопнем, даже мокрого пятна не останется.
- И все же я хочу напомнить тебе наш уговор, - угрюмо пробормотал Кучам.
Аталык уже понимал, что ни отвязаться от шайтана, ни переубедить юного хана уже не сможет, но хотелось хотя бы прояснить ситуацию.
- О моей выгоде? - переспросил Босоркун.
- Да! - Кучам посмотрел на беса прямо и не отвел глаз.
- Ад с вами, - махнул рукой тот. - Слушайте, басурмане… Да, я бес. Самый настоящий. И могуществом обладаю воистину адским, но… есть ограничения, которые мне, увы, неподвластны. Особенно, когда имею дело с христианами, на освященной земле, вблизи храмов. Тогда мои силы примерно равны обычному человеку схожей комплекции. А то, что даже не мне, а Хозяину необходимо, находится в большом и богатом селе. То есть, с церковью. Да, чего уж там, девка мне одна нужна… Хочу ее сменять на… Ладно, об этом еще рано. Так вот, я вам помогу то богатое село без боя взять, а вы мне - девку передадите. И моя выгода в том, ага, что коль она не обманом или силой схвачена мною будет, а в подарок получена - то и власть моя над ней гораздо больше станет. Ну что, я понятно объяснил…
Вместо Кучама ответил Салах-Гирей. Юноша посмотрел на беса задумчиво и негромко, так чтобы никто кроме них троих не расслышал, сказал:
- Пусть простит Аллах, мы заключили союз… - татарин не договорил, но выразительно посмотрел на небо. - Надеюсь, что не пожалею. Великий Хан ждет сына с победой, и у меня нет выбора. Я вверяю тебе свою жизнь и судьбу, а также - жизни всех моих воинов по праву их господина.
И как только он произнес эти слова, в глазах Босоркуна, будто огонь полыхнул. Бес выпрямился, приосанился, - неопрятные, вонючие лохмотья, надетые на нем, превратились в добротную красную свитку, перехваченную в поясе широким, украшенным блестящими медными бляхами, цыганским поясом. А еще мгновением позже, солнце, словно в испуге, нырнуло за тучу, грохнул гром, сверкнула молния, а следом хлынул такой дождь, будто из ведра окатили.
- Ты сам это сказал, - торжественно проговорил бес. - Наконец-то! Давно жду! Теперь ваши души в моей власти и я с большим толком могу использовать данную мне силу!
Панько громко захохотал и ударил себя кулаком в грудь так, что там загудело не хуже грома. А потом крикнул, перекрывая шум дождя и рев ветра:
- Закройте глаза! Держите лошадей!
И как только растерянные ордынцы выполнили приказ, сказанный так, что его поняли все, и никто не посмел ослушаться, - нечто жарко и смрадно пахнуло им в лица. Вокруг засвистело, загудело, жалобно застонало… и - затихло.
- Смотрите! - чуть погодя нарушил тревожное молчание веселый голос Босоркуна.
Салах-Гирей осторожно приоткрыл один глаз и от удивления чуть не сполз с седла. Весь чамбул стоял на опушке, пред неведомой ему рекой, а на противоположном берегу виднелось село не менее чем в пятьдесят хат. Тихое и беспечное…
- Вот она, треклятая Михайловка, - торжествующе произнес бес. - Сейчас всем укрыться в лесу и ждать. Недолго… Еще этой ночью она станет вашей… Обещаю. Но сперва мне надо кое-что разузнать.