ЖОРА. Не пора ли объясниться?
ПРОФЕССОР. По какому поводу?
ЖОРА. Мы все слышали твой последний разговор с Хасаном.
ПРОФЕССОР. Нет, не пора.
ЖОРА. Почему?
ПРОФЕССОР. По кочану.
ЛЕНЬКА. Жора, отстань от Профессора. Мне кажется, что в этом чертовом лесу все зависит именно от него. Такое ощущение, что он здесь полный хозяин. А требовать у хозяина отчета в действиях - глупое и бесполезное дело.
ПРОФЕССОР. Молодец, Леня.
КОНТУШЁВСКИЙ. Кто хозяин? Этот мерзавец? Так это по его воле я прозябаю здесь более двухсот лет?! А ну-ка, быстро объяснись! Отключился, пес паршивый!
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский! Если это так и есть на самом деле, а, скорее всего - да, то я бы на твоем месте попридержал мысли. А то действительно останешься в роли навеса над рестораном.
КОНТУШЁВСКИЙ. Чушь! Не может этот негодяй быть таким всесильным.
ФЛАВИЙ. Но в прошлый раз его прогнозы сбылись полностью.
КОНТУШЁВСКИЙ. Все это - совпадение. Я не желаю зависеть от какого-то ублюдка.
ЖОРА. А почему он ублюдок?
КОНТУШЁВСКИЙ. Я откуда знаю? Так, к мысли пришлось…
Продолжительное мыслемолчание
* * *
На следующий день
ФЛАВИЙ. Ничего себе, толпа собралась.
КОНТУШЁВСКИЙ. Разглядывают обугленный дуб.
ФЛАВИЙ. Говорят, что его нужно спилить, пока не завалился.
КОНТУШЁВСКИЙ. Понятное дело.
КАЛИГУЛА. Ай! Ой! Ай-яй!
КОНТУШЁВСКИЙ. Чего ты орешь?
КАЛИГУЛА. Больно! Ай, опять больно!
ФЛАВИЙ. Где?
КАЛИГУЛА. Сзади! Ох!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!
КАЛИГУЛА. Ай!
ФЛАВИЙ. Что смешного?
КОНТУШЁВСКИЙ. Так вот куда тебя пристроили! Надо же? Ха-ха-ха! Даже если это сделал Профессор, снимаю перед ним шляпу! Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, что случилось?
КОНТУШЁВСКИЙ. Группа, состоящая из малолетнего быдла, бросает ножи в заднюю фанерную стенку игрушечной мельницы. Они втыкаются с громким стуком! Ха-ха-ха!
КАЛИГУЛА. Ой, когда это закончится?!
ФЛАВИЙ. Не понял, причем тут мельница? Какие-то ножи… А-а-а!
КОНТУШЁВСКИЙ. Дошло?
ФЛАВИЙ. Неужели Калигула сидит в мертвом искусственном сооружении?
КАЛИГУЛА. Уй-ой!
КОНТУШЁВСКИЙ. Мне всегда казалась странной эта мельница, у которой произвольно крутится колесо. Стоп! А произвольно ли? Эй, Калигула!
КАЛИГУЛА. Йё-ёй! Больно!
КОНТУШЁВСКИЙ. Не ври! Малышню уже прогнали взрослые. И даже ножики отобрали.
КАЛИГУЛА. Раны-то остались. Болят.
КОНТУШЁВСКИЙ. Я заметил, что твое колесо крутится тогда, когда мы обсуждаем сексуальные опыты молодой парочки либо пытки. Почему?
КАЛИГУЛА. Мне это интересно. Я возбуждаюсь, и что-то в моем теле приходит в движение.
ФЛАВИЙ. А потом?
КАЛИГУЛА. Потом мне становится хорошо, и движение прекращается.
КОНТУШЁВСКИЙ. Вот это да! Как это назвать?
ЖОРА. Фанерный онанизм.
ЛЕНЬКА. Проще - фанеризм!
КОНТУШЁВСКИЙ. Это несправедливо!
ЛЕНЬКА. Га! Ты тоже так хочешь?
ЖОРА. Ха-ха!
КОНТУШЁВСКИЙ. Дураки! Я не про то. Эта мельница дольше года не продержится. Либо сгниет, либо будет разломана шалопаями. Калигула опять родится человеком! А когда я?
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, имей совесть. Все-таки Калигула сидит здесь даже дольше, чем я.
КОНТУШЁВСКИЙ. Заткнись! Он находится тут с перерывами!
ФЛАВИЙ. Но он не видит и не слышит окружающего мира.
КОНТУШЁВСКИЙ. Зато он слышит нас. И этого достаточно.
ФЛАВИЙ. Скоро и нас срубят.
КОНТУШЁВСКИЙ. Я уже начал терять надежду…
КАЛИГУЛА. Уже не больно.
ЖОРА. А если твое колесо крутят люди?
КАЛИГУЛА. Мне так же приятно.
ЖОРА. Хорошо устроился.
ЛЕНЬКА. Да. И никто сок не сцеживает. Вот, опять появился старый хрыч! Эй, придурок! Уже давно листва зеленая! Какой сок? Сезон закончился!
ЖОРА. У него, наверное, склероз. Он забыл, в какое время года надо этим заниматься.
ЛЕНЬКА. Ай! Мне от этого не легче!
КОНТУШЁВСКИЙ. Калигула, ты сам сейчас крутишь колесо?
КАЛИГУЛА. Когда кричат от боли, мне приятно.
ЖОРА. Съезд садистов! Ой, этот сокосос уже у меня!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего себе, скорость у колеса!
ЛЕНЬКА. Стадо маньяков!
ЖОРА. Да пошли они все!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!
Продолжительная мыслетишина
Глава шестая
Утро
КОНТУШЁВСКИЙ. Это что за толстый и пузатый ушлёпок идет к нам через площадь?
ФЛАВИЙ. Судя по семенящим с ним рядом услужливым людям - важная персона.
КОНТУШЁВСКИЙ. И зачем он нас разглядывает?
ФЛАВИЙ. Он находится рядом со мной. Я слышу обрывки разговора. К нему обращаются почтительно.
КОНТУШЁВСКИЙ. Как?
ФЛАВИЙ. Называют Борисом Григорьевичем.
КОНТУШЁВСКИЙ. Никак, Боря Момзик собственной персоной?
ФЛАВИЙ. Очень похоже.
КОНТУШЁВСКИЙ. Судя по его носу, он не Момзик, а - Момзикян. Или, на худой конец - Момзикидзе. Кстати, Флавий, а у тебя был нос?
ФЛАВИЙ. Что за дурацкие вопросы? Конечно, был.
КОНТУШЁВСКИЙ. Такой же длинный и горбатый, как у Момзика?
ФЛАВИЙ. Нормальный у меня нос был.
КОНУШЁВСКИЙ. Ага. Все понятно. Никакой он не Момзикян и, тем более, не Момзикидзе. Он, скорее всего - Момзишницель какой-нибудь. У меня как-то был подручный, который выдавал себя за получеха-полуцыгана. Фамилия у него была - Ружек. А оказалось, что никакой он не чех, и к цыганам отношения не имеет. Потому что на самом деле фамилия его матери - Розенблюмцер. Но нос у него был, как у нынешнего Момзика, которого мы наблюдаем прямо под нами.
ФЛАВИЙ. Какая разница? Ведь он - благодетель!
КОНТУШЁВСКИЙ. И о чем говорят?
ФЛАВИЙ. Предлагают спилить мертвый дуб и один из живых.
КОНТУШЁВСКИЙ. Как один?
ФЛАВИЙ. Ну, рассказывают, что для строительства ресторана места хватит и так. Мертвое дерево подлежит сносу окончательно. А из живых предлагают убрать только мой дуб. Говорят, что он очень стар, и в последующем может завалиться. А твой хотят оставить, чтобы устроить под его кроной летний зал.
КОНТУШЁВСКИЙ. А-а-а! Профессор, сволочь, отзовись!
ПРОФЕССОР. Слушаю внимательно.
КОНТУШЁВСКИЙ. Это твои скотские проделки?
ПРОФЕССОР. Нет, это - случайность. Видимо, время отсидки для тебя еще не закончилось.
ЖОРА. Ха-ха-ха!
КОНТУШЁВСКИЙ. Что-то меня постоянно преследуют случайности. А я не хочу таких случайностей! Слышишь? Если подобное произойдет еще раз, то я клянусь, что отыщу тебя, когда все-таки выйду из этого древесного сортира! Я не знаю, как, но сделаю это!
ПРОФЕССОР. Ой, боюсь, боюсь! Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Эй, Калигула, сейчас колесо отвалится. Сбавь скорость.
КАЛИГУЛА. Не отвалится. Проверено.
ЖОРА.
ЛЕНЬКА. Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Боря Момзик уехал.
КОНТУШЁВСКИЙ. Матерь Божья, не оставляй меня!
ПРОФЕССОР. Контушёвский совсем сдурел. Какое отношение к Матери Божьей имеет Момзик?
КОНТУШЁВСКИЙ. Гр-р-р!
ЖОРА. Злится, однако.
ПРОФЕССОР. Ну, и пусть…
Мыслетишина