До сей минуты я и представить не мог, что это – разные вещи. И действительно, сейчас я взглянул на все свои действия словно со стороны. За последнее время я не продвинулся вперёд ни на шаг ни в одном из направлений. По каким-то причинам я словно бы топтался на месте – и даже не пытался двинуться вперёд! Расслабился, сирены меня задуши. Стою тут, нюни распустил, жалуюсь на судьбу. Не плакать надо, а учитывать ошибки прошлого, анализировать и больше никогда их не совершать. Не сгибаться перед лицом несчастий и бед, а с каждой новой – подниматься и улыбаться, черпая из них силы на то, чтобы сражаться… вновь и вновь. Не на поле битвы – так на поле обстоятельств. Не быть нюней, а улыбаться даже в полной заднице – не для того, чтобы показать, что вот я какой стойкий, а для того, чтобы не сгибаться перед проблемой, чтобы потом с гордостью сказать самому себе: я выдержал. А если и не выдержал, то сделать всё, чтобы выдержать в следующий раз!
Переполненный такими пафосными мыслями, я забыл обо всём на свете, и потому момент, когда окно под давлением моего разгорячённого лба резко распахнулось, стал для меня роковым. Следует немного прояснить ситуацию: дело в том, что окно в комнате, где я находился, было довольно низко расположено, так, что моя голова оказалась на уровне его верхней рамы. А поскольку стоял я, упираясь в стекло лбом, повесив руки вдоль тела…
Хорошо, что комната оказалась на втором этаже, а окно оказалось прямо над какой-то кучей тряпья, зачем-то сваленной под ним. Но всё равно, последствия оказались впечатляющими… Я лежал на этой куче и глухо стонал, позабыв про все свои дурацкие размышления на тему несгибаемости перед судьбой, мечтая лишь о спасительном, всепоглощающем беспамятстве. Но плечо дико ныло, в обморок падать не получалось, так ведь ещё и голубое чистое небо, словно издеваясь, было таким спокойным и невозмутимым… Для него, для неба, не случилось ничего – ни смерти двоих замечательных людей, ни моего неоправданного, позорного бездействия, ни этой глупой, несуразной боли в моём плече. И так всё это во мне перемешалось – боль, досада на собственную глупость и неумение, злость на бесстрастную голубизну небес, на Шикр, на ноющее без конца плечо, но больше всего…
Больше всего я злился на то, что люди, умершие там, в ШМИ, оказались действительно дороги мне. Хотя я узнал об этом только после их смерти.
Пока я вот так в буквальном смысле убивался, раздались неуверенные шаги, и небо заслонила чья-то участливая рожа. Впрочем, что она участливая, я понял по голосу – на лицо падала тень, и разглядеть в деталях его было невозможно. Ну, мне было в тот момент всё равно.
– Тебе помочь? – участливо осведомилась рожа.
Ага, подумал я с досадливой злобой. Добей, будь добр. Говорить членораздельно не получалось, боль в плече ввергала меня в неприятное состояние, в котором я не мог действовать адекватно. Вот будь у меня сила, я бы себе обезболивающие руны начертал, тогда мигом…
М-да. Обошёлся я и без обезболивающих рун! В одно мгновение забыв о боли, я подскочил на месте, и – ну куда уж без продолжения моих несчастий! – стукнулся лбом о подбородок участливого прохожего. Минуту мы валялись на куче тряпья вместе. Пока окно на первом этаже не распахнулось, и из него не раздался насмешливо-покровительственный голос:
– Эй, болезные! Хорош ерундой страдать, заходите лучше по кружке холодного пива хлебнуть!
Сразу забылись все проблемы. Незнакомец помог мне подняться, и мы, слегка пошатываясь (я был, пожалуй, тяжеловат для этого худощавого долговязого парня) через чёрный ход вошли в здание, оказавшееся трёхэтажным трактиром среднего дохода. Парень представился Алром.
В питейном зале трактира царили полумрак и сонная тишина. Это было довольно странно – по расположению солнца на небе, я предположил, что время обеда, когда трактиры обычно битком забиты. Особенно столичные, а что это столица, я не сомневался. Ещё когда в том закутке на штыре оказался, понял, где я: только в этом городе могут быть такие несуразные архитектурные извилины. Девушка, окликнувшая нас, сидела за одним из крепких деревянных столов. Кроме неё в помещении была разве что разносчица, которая молчаливо поставила перед нами по кружке пива и ушла куда-то к себе. Трактирщика нигде видно не было.
– Ну, здравствуй, старина! Давно не виделись, – жизнерадостно произнесла девушка, и это обращение – как к старому знакомому, заставило меня повнимательнее к ней присмотреться и попытаться вспомнить…
Итак, её внешность. Что сказать – ничего особенного. Довольно несуразные черты лица: вздёрнутый нос-картошка, россыпь мелких-мелких веснушек, голубовато-серые, узкие глаза, переполненные наглым любопытством, бледнючая кожа и торчащие в разные стороны, кое-как остриженные тёмно-русые волосы. Ко всему прочему добавить нескладное худощавое телосложение, экстравагантный выбор в одежде (такое ощущение, что ей было наплевать, идёт или не идёт ей та или иная вещица, просто нравилась она – и всё) – и картина готова.
К слову, о вещицах, кои не очень шли этой особе: на голове, благодаря чему волосы и торчали в разные стороны, была намотана чёрная повязка, придающая незнакомке совершенно разбойничий вид… Разбойничий?
Вот и пригодилась моя хорошая память.
– Селирна? – осторожно спросил я. – Южный квартал, таверна "Пьяная ночь"?
– Ну, уже, допустим, не таверна, а моя собственная гостиница, – самодовольно провозгласило это нечто, откидываясь на спинку стула. И тут же похвалила: – А у тебя отменная память! – и без каких-либо переходов звонко расхохоталась.
– У тебя тоже, – пытаясь сохранить хладнокровие и явно не преуспевая, ответил я.
– Да, мы друг друга стоим, – и без зазрения совести выхлебала половину моей кружки.
Я буквально чувствовал, как ломается моя невозмутимость, как брови ползут наверх и таращатся глаза. Да и то верно, после всех событий в ШМИ мне почему-то казалось, что день должен посереть, а всё вокруг должно приостановиться – скорбя и стеная над погибшими, в том числе и я сам. Но вместо этого всё продолжало бурлить, двигаться, смеяться…
Селирна, глядя на меня, присвистнула.
– Что смурной-то такой? Радуйся, что живой остался! Эй, ещё пива! – крикнула мелькнувшей разносчице. И уже мне: – Я-то когда тебя увидела, думаю: мертвец, леший его… А пригляделась: старый знакомый! Знал бы ты, как я тебе обязана! Та встреча-то мне удачу принесла – врагов-то моих стража всё-таки загребла, а я вон как поднялась! – она обвела помещение рукой, а я про себя понедоумевал – каким таким боком я имею к этому отношение. – Кстати, ты, я вижу, со своим товарищем по несчастью познакомился?
– Товарищем по несчастью? – хмуро поинтересовался.
– А ты представляешь, тащим мы тебя по переулком с друганом моим, бац, смотрим – ещё один ползёт! Ну, я думаю, отчего бы и не захватить бедолагу, тем более что он поживей тебя оказался, да ещё зелья лечебные с собой имел… Мы ими тебя, кстати, и вытянули.
Я покосился на Алра. Тот предпочитал отмалчиваться и убито смотреть в кружку.
– Он практически всегда молчит, – влезла Селирна. – Походу, его где-то нехило пришибло, глаза смурные, ныкается по углам, не знает, куда себя девать. Смотреть жалко! Да и ты что-то не шибко жизнерадостный… – она хитро прищурилась. – А ну, выкладывай!
– С какой стати… – начал я на повышенных тонах, но Селирна возмущённо взмахнула рукой (а в руке была полная кружка с пивом), и моя возмущённая речь прервалась самым курьёзнейшим способом.
Эта стерва хохотала, гладя на облитого с ног до головы меня. А во мне поднималась такая волна злости… что ей-ей, долбанул бы сейчас воздушной молнией и не пожалел!
Последняя мысль резко охладила мой пыл, и я вновь вернулся к тому, что заставило меня стукнуться лбом о подбородок Алра. Нервничая, я ухватил зубами левый рукав и натянул его до локтя. Так и есть.
Чёток не было. Но если их не было, то куда делась моя сила??? Вот теперь я мигом пропитался холодным потом. И стало так паршиво, как ещё никогда не было. Я абсолютно точно ощущал себя так, будто моя сила заперта, но чёток на руке не было, да и на остальных частях тела – тоже. И теперь вспомнил – когда очнулся в закоулке, то их уже не было! Я стал обычным человеком. Чётки сгинули в телепорте… я стал обычным человеком! Машинально я сделал глоток. Затем ещё и ещё… краем глаза отметил, как заинтересованно пялится на меня Селирна. В мотивах этой дивы я разобраться уже и не чаял. Вот она вновь раскрыла рот…
– Кстати, когда мы тебя нашли, на тебе была мантия…
Но договорить она не успела, раскрылась какая-то боковая дверь, оттуда высунулась рожа подозрительного вида и сделала пару непонятных знаков рукой. Девушка закатила глаза, но поднялась и, посоветовав нам "не стесняться и хавать побольше" (разносчица тут же возникла рядом с подносом, полным еды), а ей нужно отлучиться по делам. Лишь увидев еду, я понял, насколько голоден. Кажется, мой "товарищ по несчастью" был голоден не меньше, и где-то полчаса над столом царило лишь хрумканье да чавканье. Затем всё смолкло. Как человек необщительный, заговаривать первым я не собирался, Алр – тем более.
Опять мысли вернулись в прошлое, опять замкнутый круг. Опять безвыходность. Что ж так на меня свалилось-то всё? И что с силой? Что? С… сирены, как тут можно "улыбаться и идти вперёд", когда такая задница?
Так, спокойно, вдох-выдох…