Как во сне, мальчишка пошёл, скользя и заваливаясь на бок, на выставляемую руку - к выходу из лощины. Он продолжал бормотать, широко открыв глаза:
- Что это, что?..
Глава 2,
в которой в лотэссэ идёт дождь
Первый же день лотэссэ порадовал мир дождём.
С утра это просто был дождь - совершенно не весенний, настоящий осенний, холодный, нудный; от него, казалось, даже молодая листва на кустарнике и деревьях почернела и пожухла. Потом откуда-то из низин начал выползать туман, закачался на уровне колен человека и так и остался, лениво переползая с места на место, клубясь и шепча. Дождь не перестал.
По Восточному тракту, пустынному, насколько хватало взгляда, ехали двое. Огромные кони то отчётливо щёлкали подкованными копытами по камню, которым в незапамятные времена был выложен тракт, то глухо месили грязь там, где камни исчезли, стёрлись или ушли в землю.
Всадники ехали молча, надвинув на глаза капюшоны длинных чёрных плащей, насквозь промокших, из-под которых только и виднелись что руки в высоких кожаных перчатках да вставленные в стремена поднятые носки сапог.
Плащи украшали скрещённые серебряные мечи - герб Кардолана. У сёдел кроме двух парных больших сумок (выглядевших довольно тощими) были закреплены треугольные щиты в чехлах, поднимались длинные пики, украшенные обвисшими вымпелами. У того, который ехал справа, за седлом крепились большой лук в чехле и закрытый длинный тул.
Кони месили туман. Казалось, что они раздвигают его с трудом.
Всадники молчали.
Лес вокруг звучал шёпотом дождя.
Жителям Кардолана - страны, где зелёных лугов и весёлых рощ на речных и озёрных берегах гораздо больше, чем дремучих лесов, - должно быть, было неуютно в дождливом лесу на самой границе Рудаура.
- Проклятое место, - сказал тот, что справа. У него оказался звонкий, хотя сейчас словно бы отсыревший мальчишеский голос. - Мне тяжело дышать, Эйнор. Кажется, что захлёбываюсь.
С этими словами он откинул капюшон.
Лицо мальчишки лет пятнадцати - узкое по-нуменорски, с упрямым подбородком, чуть веснушчатое - было усталым и осунувшимся. Длинные светлые (как раз совсем не нуменорские) волосы потемнели под промокшим капюшоном. Серые большие глаза смотрели замученно.
- Как тут можно жить? - почти с отчаяньем спросил он спутника.
- Тут мало кто живёт, - отозвался тот. Голос второго всадника тоже был совсем молодым. - Враг и чума опустошили эти места, Фередир. А когда-то по этому тракту шли и шли путники и караваны из Линдона в Раздол и обратно, и даже дальше… В лесу стояли деревни, лежали поля и даже цвели сады… За утро мы встретили бы множество гномов, эльфов и людей…
- "Множество людей"! - пробурчал светловолосый, поглаживая шею благодарно похрапывающего коня. - Пусть мой Азар покроет меня вместо кобылицы, если мы не рискуем встретить тут множество орков или холмовиков - но только не людей.
- Ты и вправду считаешь, что холмовики - не люди? - Старший, как видно, уже привычно пропустил мимо ушей обычную для уроженцев Южного Эриадора грубость и тоже откинул капюшон. Он и вправду был старше - лет семнадцати-восемнадцати - и выше своего спутника, но при этом производил впечатление чего-то более хрупкого: длинные чёрные волосы, тонкие черты лица, тоже серые, но более пристальные глаза - в общем, это был чистокровный нуменорец, и хрупкость его была столь же кажущейся, как хрупкость стального клинка.
- Конечно нет, - убеждённо ответил младший. - Холмовики, лоссоты, дунландцы… Всё это не люди. Скажи ещё, что люди - вастаки и эти чёрные уроды с юга, которые размалёвывают себя, как… как… как… - Он не нашёл сравнения и задрал нос: - Вастаки, фэ! Они пьют кобылье молоко прямо из сиськи.
- А холмовики живут в пещерах и сношают дырки в камне, - покивал темноволосый. Вздохнул и устало продолжил: - Ты говоришь глупости, Фередир. Тем более смешные, что в твоих жилах течёт кровь Людей Сумерек.
- Мой дед такой же нуменорец, как и твой, рыцарь! - огрызнулся, краснея, Фередир и толкнул обиженно вскинувшего голову коня каблуками.
- Рыцарь восьмого князя Кардолана Абатарика Изрэ взял в жёны Селди, родившуюся в Ирисной Низине. Их же сын Фаэл нашёл себе жену у народа матери, и звали её Нахальд. Первенцем у них родился Фередир. Это ведь из вашей Книги Семьи?
В голосе Эйнора не прозвучало насмешки, и раздувший было ноздри Фередир смущённо пробормотал:
- Ну… Люди Сумерек - это почти Люди Запада…
- Даже Люди Тьмы - всё равно люди, - печально заключил Эйнор. - Когда мы бьёмся друг с другом - кому это на руку? И когда кто-то из нас говорит: "Не люди те, кто не такой, как я!" - кому?
- Прости… - в конец упавшим голосом сказал Фередир. - Но скажи… Разве кровь ничего не значит?
- Многое, - обронил Эйнор. И ничего не стал объяснять.
Фередир вздохнул. Вот он всегда так. Прошло уже три года с того момента, когда крепящийся (очень хотелось плакать!) мальчишка, родившийся там, где в море впадает Сероструй, уехал из родного села за молодым, только-только посвящённым рыцарем Эйнором - служить одиннадцатому князю Кардолана Нараку. Уехал не оглянувшись, чтобы никто потом не сказал, что он девчонка, которая плачет, покидая родной дом. Плакал он потом, ночью, вцепившись зубами в плащ. Плакал, пока чья-то ладонь не коснулась волос…
Не плачь, когда поют свирели,
В дворце с закрытыми дверями,
За облаками, за горами,
Куда ведет тропа пустая.
Не плачь, когда поют свирели,
В осколках сердца отражаясь,
Пусть плачут тучи над домами,
Дождем холодным проливаясь.
Заштопай сломанной иголкой
Прорехи в небе с облаками.
Тебе сегодня нужно только
Немного поиграть со снами…
А утром почти невозможно было поверить, что это Эйнор сидел ночью рядом с плачущим мальчишкой и напевал в точности ту песню, какую пела мальчишке мама всего за день до этого. И через неделю, когда они уже третий день ехали через безводную степь, и вся вода была в бурдюках - тёплая, пахнущая кожей, - а на привале Фередир присосался было к костяному горлышку, Эйнор съездил его по уху. Подождал, пока мальчишка поднимается - со звоном в голове и слезами на глазах - и спокойно объяснил, что в таких местах сперва поят коней.
Тот удар (не последний, кстати) Фередир простил давным-давно. За три года он, казалось, научился понимать Эйнора. Но временами рыцарь ставил оруженосца в тупик. Просто в тупик. Или словом. Или жестом. Или просто взглядом… Кто-то из старших воинов сказал как-то: "Чему ты удивляешься, парень? Он - ЧИСТОКРОВНЫЙ…" И тоже ничего не объяснил.
Впрочем, эти мысли сейчас недолго занимали оруженосца. Он посмотрел на вершины дубов, облизнул губы от дождевых капель и спросил:
- Эйнор, как ты думаешь, а кто такой Ангма…
Рыцарь, не глядя, прихлопнул его губы ладонью:
- Не называй его. Тем более - так близко от границ. Говори просто - Он или Чёрный Повелитель.
- А что, Он… - Фередир огляделся. - Он может тут появиться?!
Фередир засмеялся:
- Ну конечно… С крыльями, как у Турингвэтиль из древних времён… Нет, конечно, Фередир. Ему наши с тобой дела слишком мелки. Но вот щёлкнуть в нашу сторону пальцами он и впрямь может озаботиться. И налетим мы и правда на шайку орков. Или ещё что случится.
- То есть докричаться до Него напрямую невозможно? - уточнил Фередир. Эйнор странновато посмотрел на младшего:
- Да нет. Можно. Почему нельзя. Он ведь был когда-то человеком. Нуменорцем, как я. Но стоит ли его звать?
- А что же Валары? - Фередир опять посмотрел в небо. - Наши предки ничем не провинились перед ними. Разве они не видят, как пустеют наши земли, как нас теснят враги? Когда ты обращаешься к Эру, о чём ты его просишь, Эйнор?
- Я ни о чём его не прошу, - пожал плечами под плащом юный рыцарь. - Я просто говорю с ним, чтобы Эру знал: я верю в его благость и мудрость, я приму то, что он пошлёт. А просить… Просить у Эру - всё равно что торговаться с собственной совестью.
- Значит, Эру не может нам помочь… - задумчиво протянул Фередир. И увидел построжавшие глаза Эйнора. Рыцарь раздельно проговорил:
- Эру - Творец. Он создал нас и дал нам волю, разум и совесть. Чего ты хочешь ещё, Фередир сын Фаэла? И что ещё нужно человеку? - Подумав, он добавил: - Среди нас, Людей Запада, было немало тех, кто продавал себя Злу. И зло им помогало, наделяло страшным могуществом. Ты и сам знаешь историю нашего народа. Но когда против таких "могущественных" со всей решимостью и верой выступали отважные люди - зло всегда бросало своих. Всегда. Властелин зла - лжец и предатель, а те, кто служит ему в надежде на его силу, - лишь его орудия. И я не знаю ни одного из них, чью смерть можно было бы назвать достойной.
- Достойная смерть… - пробормотал Фередир. Эйнор кивнул: