- Конечно, нет, - фыркнул Доминико. - Маяк был нужен, потому как единственная на западном берегу удобная бухта была зажата с двух сторон опасными скалами. Нужен был ориентир. Тогда-то и начали возводить маяк. А к тому времени, как ему потребовался смотритель, я был уже достаточно взрослым. Я, быть может, и хотел быть воином и охотиться за сокровищами, но хромых, увы не берут в отряды. Никто не хочет возиться с калечными, каким я был с рождения. Со временем я, конечно, свыкся. Маяк заменил мне ногу, стал моим костылём. Я спускался и поднимался по его лестнице по десять раз на дню, знал каждую ступеньку, и мог назвать её по данному мной же имени… ну а что ещё оставалось делать, если людей я видел один раз за лунный цикл?
Заканчивая свою историю, Доминико зло сказал:
- Я полюбил свой маяк, полюбил тёплый свет, на который летят насекомые со всей ночи… летят и сгорают. Какой запах там стоит вы, детишки, не представляете. Я изучил травничество по экземплярам, которые росли в шаговой доступности, умею предсказывать настроение моря по тому, как морщится его кожа. Вся моя жизнь прошла в одном месте, понимаешь, малыш, и я разучился об этом жалеть. Когда мне было тоскливо, я шёл удить рыбу. Этот маяк родился со мной и со мной же умер, потому что со временем стал никому не нужен. Бухту забросили - флот Испанской Короны разросся до таких размеров, что кораблям было трудно развернуться в этой луже - а колония захирела. То, что его вновь зажгли, могло бы значить, что форт Святой Марии вновь наполнился жизнью, но…
- Но - что? - спросил Денис.
Доминико ничего не ответил, а Максим, убежавший далеко вперёд, закричал:
- Что вы там застряли? Идёмте, идёмте же!
Какое-то время спустя Доминико вновь вернулся к рассказу об англичанах. Кажется, они, "вторые, неправые", как он их называл, не давали почтенному испанскому брюзге покоя.
- Жизнь на острове Роанок не была гладкой: первая экспедиция бесследно исчезла. Сиу - народ неспокойный. Они, знаешь ли, далеко не всегда долго извиняются перед тобой, перед тем, как вонзить в грудь копьё.
- Это потому, что вы умудрились рассориться с каждым племенем, - огрызнулся Денис, вспомнив любимые книжки про индейцев. Что ни говори, а ситуация казалась очень похожей. - И с теми, кто поднимал луки, и с теми, кто протягивал ладонь мира.
Максим, не сбавляя шага, метко добавил:
- Вторые всегда пожинают плоды того, что засеяли первые. А воины умеют сеять только одно - вовсе не рожь.
Призрак, кажется, решил стоять за свой народ до конца. Пусть он не мог при жизни служить реконкисте руками и делом, в словесных баталиях он был упрямец, каких поискать.
- Они управляют силами, с которыми нельзя так просто смириться, - сказал он. - Они, сиу, зарывают косточки своих детей - не важно, мёртвых или живых - под усохшими деревьями, чтобы это дерево потом, когда европеец будет проходить мимо, рухнуло прямо ему на макушку. Я столько раз видел детей аборигенов без мизинца или ещё какого пальца! Видел и совсем беспалых. Детей, взрослых, стриков… они верят, что таким образом укрепляют связь того, у кого отняли палец, с невидимым миром. Бедняги потом бродят с белыми глазами, со взглядом, направленным вовне. Творить такое - противоестественно. Не по-божески.
Денис недоверчиво тряхнул головой. На количество пальцев на руках у людей племени сиу, которое их приютило, он не обратил внимания. Но вдруг - и правда?
На Максима тирада Доминико не возымела никакого видимого эффекта. Он по-прежнему не отрывал умоляющего взгляда от горизонта, где далеко впереди вдруг вспыхнул огонёк флага. И лишь заметил:
- Ты теперь сам принадлежишь миру духов.
- Но моё сердце осталось в мире материальном, - воинственно ответил призрак. - Пусть оно давно уже сгнило, но я верю, что в нём было стальное зёрнышко, не подверженное разложению.
14
Первая за последние сутки приятная встреча случилась перед полуднем. Это была серебристая речка. Она, весело смеясь и подбрасывая на камнях свои волны, увлекла путников дальше, вдоль своих берегов, между стройных ив, похожих на чахнущих возле окон девиц; казалось, она несла в водах-руках какой-то секрет, который ни за что не желала показывать раньше времени, предлагая сначала поиграть в догонялки. А потом вдруг продемонстрировала раскрытые ладони, а на них - похожее на спичечный коробок поселение, будто собранное из наспех обструганных досок, с выпирающим в самом центре храмом. Крест маячил на фоне неба, как надменная нота: "Вот, мы здесь!"
Максим и Доминико переглянулись и затаились в кустах. Денис, поглощённый величеством этих первых проблесков цивилизации на земле дикарей, едва не выскочил на открытое место, но брат схватил его за руку и притянул к себе.
- Шшшш, - сказал он. - Не высовываться!
- Там, наверное, знают тебя в лицо? - спросил Денис, думая, что малыш в очках, который разгуливает в полном одиночестве (призрака можно в расчёт не принимать - как Денис уже понял, если захочет, Доминико может спрятаться хоть в перламутровой пуговице на кармане мальчика), наверное, вызывает нездоровый интерес. И если малыш здесь проходил - год ли назад или целую вечность - его запомнили.
- Это вряд ли, - беспечно сказал Макс. Он немного расслабился, уронил свои тревоги в траву и просто наслаждался полднем, представляя себе солнце как на шар огромного мороженого, который непременно должен попасть к нему в рот. Денис никак не мог уловить ту чуткую грань, когда одно настроение братца перетекало в другое, подчас совершенно противоположенное. Иногда это случалось за доли секунды, иногда медленнее, но так пугающе-незаметно, что казалось, будто сразу. - Зато я знаю всех, до последней собаки.
Из-за забора, прилегающего, судя по всему, к стенам крайних домишек, неслось конское ржание и звонкие голоса женщин, которые, словно кукушки, окликали друг друга из окон. Иногда казалось, что конское ржание было голосами женщин, а голоса женщин - конским ржанием.
Максим показал налево, и Денис увидел там, среди лопухов, корзинку со свежей рыбой. Кто-то, видно, забыл её здесь или нарочно оставил для какой-то цели. Наверное, в этом мире не было больших голодных котов, которые в изобилии населяли деревни в окрестностях Выборга.
Малыша эта находка нимало не удивила: напротив, он как будто ожидал её здесь увидеть. Протянув руку, он схватил одну из рыбин и спрятал за пазуху. Потом показал направо, и Денис, приглядевшись, увидел кусты с кляксами ежевики и стайку по пояс голых детишек, которые как воробьи облепили сладкие ягоды. Потом показал на скучающего, сонного часового на невысокой смотровой башне под флагом британской марки. Казалось, с такой высоты можно было заглянуть разве что в дупла деревьев на другом берегу.
- Давай покрутимся рядом с теми детьми, - зашептал Максим, вылезая из рубахи и пряча её вместе с очками, рыбиной и треуголкой в вещмешок. С расцарапанной голой грудью, с облезающими от загара плечами он почти не отличался от остальных малышей. Взгляд без прибора для коррекции зрения был совсем не близорук, скорее, он приобрёл лисью хитринку. - Сделаем вид, что мы их знаем.
- Это как? - спросил Денис, но Макса уже не было рядом.
Он пробирался кустами некоторое время, потом выпрямился в полный рост и зашагал к малышне. Там было шесть или семь девочек, примерно Денисового возраста, и трое сопливых малышей, как раз годящихся в товарищи по играм для Максима.
Денис припустил следом.
- А вы ещё кто такие? - спросила одна из девочек.
Доминико дети, кажется, не видели. При желании призрак может казаться хоть тенью, хоть дымкой в воздухе. Хотя и не слишком любил это дело: наверное, больше всего на свете Доминико хотел бы быть человеком. Обычным человеком из плоти и крови, пусть даже растяпой, который то и дело попадает в нелепые ситуации.
На обратившуюся к нему Максим даже не взглянул. Он сделал страшные глаза и спросил высокую черноволосую девчонку, казавшуюся чуть старше остальных:
- Ты гадала сегодня утром по следам водомерок?
Кусая губы, она тихо-тихо сказала:
- Так и есть.
- И нагадала дождь, который зальёт землю так, что морские черепахи будут плавать над крышами, а на главной площади устроит себе лежбище кит.
- Так и есть… и кит… Я увидела утром как там, под водой, что-то мелькнуло, и сразу подумала про кита.
Максим вскинул руки. Глаза его злодейски поблёскивали.
- Так берегись! Идёт тот дождь. Уже половину пути осилил. Мы из соседского форта, вон там, на востоке. Форт "Впередсмотрящий", слышали о таком? Так вот, спаслись только те, кто успел связать из забора себе плоты. Всех остальных смыло, на спинах их уже растут водоросли! Мы домчались сюда на летучих рыбах, - с этими словами Макс вытащил из вещмешка только что добытую рыбину (никто даже не подумал смотреть, есть у неё крылья или нет), - только для того, чтобы вас предупредить.
Девочки уставились на них как сороки на собственное гнездо, которое вдруг оказалось между ушами голодной лисицы. Малыши, вцепившись друг в друга, заревели в унисон.
- Что же нам делать? - сказала чернявая девочка так тихо, что Денис едва её расслышал. Он не мог оторвать от неё глаз. Она пахла как полевые ромашки.
Максим показал вверх, на крону ивы, заботливо раскинувшей ветки над их головами. Корни её были прямо под ногами, мускулистые, они цеплялись за рыхлый берег и расползались далеко в стороны. Когда-нибудь это дерево рухнет, не в силах больше держаться за жидкую почву, и тогда у местных жителей будет удобная, широкая переправа на другой берег реки, а дети будут играть среди ветвей в индейцев и поселенцев.