- Разумеется, - рассеянно ответила Миртл, не поднимая глаз от альбома с моделями, демонстрирующего элегантных женщин в траурных платьях, отделанных крепом. Она ткнула пальцем в изображение нужного фасона и передала альбом портнихе. - Вот это, модного кроя. Я никак не могу отказаться от такого кринолина. И вы уверены, что мы не можем использовать блестящий шелк? Неужели все должно быть таким тусклым и скучным? - В крепе и правда было что-то замогильное. Казалось, он высасывает свет.
Портниха заверила ее, что других вариантов нет, и Миртл смирилась.
- И все такое дорогое, - тихо пробормотала Миртл себе под нос. - Но мы должны соблюсти все приличия. Миссис Веллет, наверняка где-то на Вейне должен быть старый креп по сниженной цене?
- Я наведу справки, мадам… но люди не любят держать его дома, когда траур заканчивается. Говорят, это к неудаче. Кроме того, мадам, креп служит недолго. Он быстро изнашивается, а то и вовсе разваливается, если его постирать или если попасть в нем под дождь.
- Мама, пожалуйста, можно поговорить с тобой наедине? - Фейт не могла сдержать нетерпение.
- Да, Фейт, конечно. Как только с тебя снимут мерки.
Фейт пришлось стоять, стиснув зубы, пока на нее прикидывали бомбазин, затем легкую полушерстяную ткань, черные ленты и обмеряли ее сантиметром. Она была вынуждена слушать, как мать препирается и пытается лавировать между крайней расточительностью и поразительной скаредностью. Да, ей, безусловно, нужен черный шифоновый зонт. Но нет, украшения из черного стекла вполне подойдут вместо гагатовых. Да, ей совершенно точно нужен капор с дополнительными лентами. Но нет, семье совершенно ни к чему избыток черной одежды, они покрасят в черный кое-что из имеющихся вещей. Наконец портниха ушла.
- В чем дело, Фейт? - Миртл секунду рассматривала дочь. - Ты совсем бледная! Попрошу миссис Веллет принести тебе немного бульона.
- Я хотела поговорить с тобой насчет отца и его падения с утеса…
Крайняя обеспокоенность резко схлынула с лица Миртл. Она быстро подошла к двери, открыла ее и снова закрыла.
- Ни слова, - твердо и спокойно произнесла она.
- Но…
- Ни слова об утесе - в моем присутствии или в присутствии кого бы то ни было еще.
- Я нашла следы на вершине, - настойчиво продолжила Фейт. - Я думаю, случилось что-то ужасное…
- Это не имеет значения! - взорвалась Миртл. Она закрыла глаза и испустила долгий вздох, а затем продолжила тихо, но едва сдерживая волнение: - Я знаю, тебе трудно это понять, но сейчас имеет значение только то, как все это выглядит со стороны. У нас есть наша версия. Она и есть правда.
Фейт поглотила волна разочарования и отвращения. Зачем она вообще стала говорить с матерью? Чего она ожидала? Что еще могла рассказать Фейт? О пистолете, о том, как ее отец хотел вернуться домой до полуночи, о его отчаянном стремлении спрятать загадочное растение… Она ничего не могла рассказать, не раскрыв тайны отца. Выходя из комнаты, Фейт оглянулась и увидела, как Миртл примеряет черную бархатную ленту на шею. В этот миг Фейт ненавидела свою мать.
Ближе к вечеру явился Клэй с фотоаппаратом, треножником и чемоданчиком с химикатами. Его сын Пол, запыхавшись, тащил разнообразные подставки следом за отцом. Им предстояло сделать фотографию на память, семейную фотографию. Возлюбленный отец со своей семьей. Снимок, который они будут показывать друзьям и родственникам, открытка, которую можно послать знакомым. Фейт вспомнила, как Пол Клэй в лавке показывал ей посмертные фотографии и наблюдал за ее реакцией. Сейчас он не проявлял никакого желания встретиться с ней взглядом, так же как и Фейт.
Преподобного Эразмуса Сандерли перенесли для фотографирования в гостиную. Поправили его одежду и искусно уложили волосы, чтобы скрыть рану на виске. Как долго он был осью, вокруг которой вращался весь дом. И теперь Фейт было больно видеть, как его перекладывают с места на место, словно куклу. Сейчас преподобный важно сидел в огромном кресле, положив руку на открытую Библию. Миртл смиренно сидела рядом с ним на обтянутом тканью стуле с высокой спинкой. Вдовий наряд еще не закончили усаживать на ее фигуру, но она оделась во все самое темное - темно-синее платье и черную шаль. Она была очень хороша в своем горе, и Фейт ненавидела мать за самообладание. Говард ссутулился у их ног, и, чтобы отвлечь его, ему в руки дали деревянного льва. Фейт видела только его склоненную головку и изгиб напряженной спины. Челюсти льва клацали: клац-клац-клац - снова и снова.
Фейт поставили за спинкой отцовского кресла. Она украдкой немного приподняла руку, коснувшись его рукава, и у нее возникло слабое чувство единения.
- Вы не могли бы отойти на шаг назад, мисс? - Пол Клэй стоял за ее спиной, держа тонкую подставку с прочным основанием и напоминавшими пинцет креплениями сверху.
Фейт неохотно отступила, утратив контакт с отцом. Она почувствовала, как Пол поправляет ее косу, а потом аккуратно прикрепляет подставку зажимами к ее шее. Ее глаза защипало, и она возненавидела Пола Клэя, возненавидела его сухой, холодно-вежливый голос. Она протянула ладонь назад, нашла его руку и изо всех сил ущипнула. Она жаждала, чтобы он вскрикнул и опозорил ее этим, но он молчал. Когда она выпустила его руку, он с непроницаемым лицом вернулся к своему отцу.
- Подставка поможет вам сохранять неподвижность, - объяснил Клэй.
"Стой здесь и не шевелись, иначе испортишь фотографию. Говори это и только это, иначе испортишь историю". Семейство Сандерли стояло смирно, уставившись в черный глаз камеры. Фейт подумала о том, как шипят химикаты, как ее изображение проявляется сквозь стеклянный негатив, несмываемое, бессмертное. Она подумала, будет ли видно на фотографии, какие у нее безумные глаза и сколько мыслей крутится в ее голове.
- Готово, - объявил Клэй с такой нежностью, будто родил ребенка. - Отлично получилось.
После того как он зафиксировал негатив, Миртл позвала его поговорить, и они устроились у камина. Фейт пыталась не подслушивать, но не смогла.
- …У меня совсем нет друзей на этом острове, не знаю, что мне делать, если вы мне не поможете. - У Миртл были по-детски широко открытые глаза. - Вы ведь можете нарисовать открытые глаза на фотографии? Наверняка вы можете внести и другие изменения? Рана на его виске все равно видна. Не могли бы вы закрасить ее?
Таким образом, фотография якобы счастливой семьи стала еще более фальшивой, и потом еще… Фейт больше не могла это выносить. Она незаметно ушла из гостиной. В коридоре было холодно и темно. И наконец-то она осталась одна. Но потом дверь за ее спиной скрипнула, Фейт обернулась и увидела, что Пол Клэй вышел следом за ней. Он стоял, ничего не говоря и глядя на нее с тем же непроницаемым выражением лица, что и раньше.
- Было больно, когда я тебя ущипнула? - спросила она. С ее легкими творилось что-то неладное. Каждый вдох наполнял их иголками. - Скажи мне, что тебе было больно!
Он втянул в себя воздух и на пару секунд задержал дыхание.
- Получится хорошая фотография, - наконец сказал он. - Достойная. Не все наши клиенты… В общем, он хороший…
- Хороший кто? - Кровь в жилах Фейт закипела. - Хороший покойник?
- Что ты срываешься на мне? - отрубил Пол, впервые повысив голос. - Не я сделал его таким!
- Не ты? Значит, кто-то другой!
Слова вырвались наружу, и ей стало легче дышать. Она больше не верила, что отец упал с утеса, обезумев от дурмана. Вместо этого она представляла, как некто толкает тачку по тропинке и останавливается на вершине скалы, чтобы сбросить ношу. Тело падает, безжалостно ударяясь о камни, и повисает на дереве. А потом другой силуэт крадется прочь, бросая тачку в том месте, где тропинка раздваивается.
- Вы все ненавидели его! Все на этом мерзком, глупом, убогом острове! И один из вас его убил! - Она развернулась и стремглав убежала вверх по лестнице. Лучше умереть, чем позволить Полу Клэю увидеть ее слезы.
Это не несчастный случай. Не самоубийство. А убийство.
Глава 14
Похороны
В день похорон все вокруг затянула серая пелена. Одетые в черное носильщики что-то бормотали, спуская гроб по ступенькам. Их ботинки запачкали ковер. Входная дверь была распахнута, и гроб вынесли ногами вперед. Фейт слышала, так делают для того, чтобы мертвец не смотрел в дом и не звал живых присоединиться к нему. "Как жаль, что он не может меня позвать", - подумала она.
После поездки в холодном экипаже семейство Сандерли направилось ко входу в церковь. Мужскую часть семьи представляли Говард и дядюшка Майлз. Наемные участники похоронной процессии шли рядом, держа длинные шесты, обмотанные крепом и напоминавшие зловещие сачки для бабочек. Когда семейство вошло в церковь, глазам Фейт потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть. Она думала, что в церкви никого не будет, кроме священника, и что все декорации и костюмы Миртл сделаны для представления без зрителей. Она ошибалась. Церковь была полна людей, обернувшихся при входе Сандерли. Большинство из них оказались совершенно незнакомыми. Но все огороженные именные скамейки пустовали. В дальнем конце одной из них с чрезвычайно неловким видом сидел доктор Джеклерс. Уважаемые семьи, почитаемые люди Вейна не явились.