Снова простыни, кажется те, льняные, купленные незадолго до… мама еще вышивала монограмму… она всегда вышивала монограммы, отмечая что простыни, что скатерти…
- Не плачешь?
- Нет. - Ийлэ оперлась на Райдо.
Маме он бы понравился. Не сразу, конечно, он ведь из них, из псов, но они тоже бывают разными, как и люди.
И альвы, наверное.
Постепенно она бы поняла… приняла… и наверное, даже сказала бы, что Райдо достоин уважения.
- Говорят, от слез становится легче.
- Кто говорит?
- Не знаю.
Ей позволили бросить горсть земли, уже оттаявшей, мокрой и жирной. И вторую… и засыпали могилу быстро, а земля сама норовила зарастить свежую рану. И, когда меж двух розовых кустов поднялся невысокий холм, Ийлэ положила на него руки. Она слышала голос земли.
И сотен трав, которые отозвались на зов ее. И семя молодого ясеня… он вырастет и, пожалуй, будет красив… с глянцевой пурпурной листвой.
Все деревья, в которых есть хоть капля силы, меняют цвет.
Так говорил отец.
Семя развернулось, спеша выпустить полупрозрачные корешки. Пройдет неделя или две, и меж кустов вытянется обманчиво хрупкий росток.
Память.
Отцу бы понравилось. А для мамы - розы… никто и никогда не изменял розы, но осудить Ийлэ за нарушение закона будет некому. В нынешнем мире многое позволено.
- Ийлэ, - легкое прикосновение к плечу заставило очнуться, - ты совсем промокла.
Укор. И понимание. Злость иррациональная. Райдо не виноват, что все так получилось, но больше злиться не на кого. Ийлэ хочет его ударить и бьет, и, наверное, она слишком слаба, чтобы причинить хоть сколь бы то значимый вред. Он только посмеется.
Не смеется. И руку перехватывает, заставляет разжать кулак.
- Совсем промокла. И простынешь. Сидишь тут третий час…
Ложь. Или правда? Сумерки ведь, прозрачные и легкие, многозвездные. Такие обещают скорое тепло. И хорошо, розам понравится.
- Идем, сокровище ты мое горькое. - Райдо заставляет встать, а потом вовсе подхватывает на руки. - Завтра придешь или послезавтра. И мы скамеечку поставим, если хочешь. У нас не принято вот так… есть кладбище, и склеп, и ночь поминальная. Матушка следит, чтобы все было по правилам. А я… я редко туда заглядывал. Деда вот помню немного. А бабушка еще до моего появления на свет умерла. И, наверное, хорошо, что мне не о ком горевать. Спокойней.
Он шел и нес, и, кажется, Ийлэ все-таки плакала. Но это правильно, на похоронах всегда плачут. Она окончательно пришла в себя уже в доме.
- Извини.
Попыталась отстраниться, но Райдо не позволил.
- Сиди уже.
- Я мокрая.
- Мокрая. Ничего. У меня полотенце есть, поделюсь.
- Я…
- Ийлэ, я хочу с тобой поговорить об одном деле…
- О сокровищах?
- Скорее об охотниках за сокровищами. - Райдо усмехнулся, и выражение его лица сделалось… недружелюбным. Пожалуй, таким Ийлэ не хотела бы его видеть. - Пора с этой историей разобраться. Но нужна твоя помощь.
- Какая?
Ей не хотелось помогать и вообще жить, вернуться бы на улицу, пусть и дождь, но Ийлэ не чувствовала холода. Ей было спокойно там, снаружи. Она дарила силу ясеню. И розам. И отдала бы всю, до капли, и, быть может, сама стала бы деревом. Странно, что эта замечательная мысль не сразу пришла ей в голову.
- Серьезная, - ответил Райдо и отпустил все-таки. - Но сначала вытрись и переоденься.
- Я…
- Вытрись, - повторил он с нажимом. - И переоденься. А то вымокла, как не знаю кто…
Вытиралась полотенцем с его запахом и переодевалась в его рубашку, в его же халат, которого хватило бы, чтобы завернуться трижды.
- Вот так лучше. А то чую, появились в твоей голове неправильные мысли.
- Это какие?
- А мне почем знать? Я ж их не читаю, а жаль… или нет? - Он ущипнул себя за ухо и замер, всерьез раздумывая, стоит ли печалиться по этому поводу.
Вот Ийлэ в чужие мысли заглядывать бы не хотела, и без них хватает грязи.
- Сегодня ты останешься на ночь здесь. Броннуин с Нирой побудет.
Ийлэ замерла. Она ведь предполагала, что так и будет.
- Спокойно. Я не… не собираюсь тебя принуждать к чему бы то ни было. Думаю, кто-то из прислуги доносит о том, что творится в доме. И мне нужно, чтобы все считали, будто ты…
- Твоя любовница?
- Моя сиделка. - Райдо налил кружку молока. - Возьми. Кстати, я слышал, что альвы молоко любят. А ты почти не пьешь…
Козье. И свежее, сладкое. От этого молока внутри становится тепло, но теплота обманчива, нельзя ей поддаваться. Она тянет в сон, а Ийлэ не дослушала еще.
Ее не будут принуждать. Хорошо.
Райдо бы не стал лгать, особенно наедине. Ему ведь незачем. Он хозяин.
- Я никому не говорил, насколько легче мне стало после… грозы. - Он снова сел на пол, а кувшин с молоком поставил между скрещенных ног. - И полагаю, ты тоже не особо распространялась… не замечал за тобой склонности к сплетням. - И улыбнулся. - Еще молока?
- А… хлеб есть?
- Есть. И хлеб. И мясо. И сыр есть. Я так и подумал, что ты проголодаешься… это хорошо.
- Что я проголодалась?
- Что ты поняла, что проголодалась. - Райдо встал и вернулся с подносом. - Голод - вещь приземленная, он к телу привязывает… садись.
- На пол?
- Я тебе подушку дам. В Городе есть одно заведение, там шоколад подают. Небольшая такая ресторация в несколько залов. Но один есть, который мне особенно нравится. Там сидеть надобно на полу. Множество подушек… ты даже не сидишь, а полулежишь. И тебе приносят поднос с горячим шоколадом, а к нему - множество крохотных чашечек. Со сливками или цукатами, орехами всякими… печеньем. Красота.
Мясо было холодным, острым, и есть его приходилось руками. Соус стекал по пальцам, Ийлэ слизывала его и закусывала хлебом, удивительно мягким, свежим, удивляясь тому, что еще недавно голода не испытывала, а думала и вовсе о смерти.
Она ведь жить хочет. И живет.
- Кейрен, когда приедет, шоколада привезет, но гретый - уже не то… Нат знает. И Гарм. Оба будут молчать. Ниру спровадим к тетке.
- Что ты задумал?
- Ничего незаконного. - Он улыбнулся широко, как умел. - Помнится, мне тут все пророчили скорую гибель, так вот и подумал я, чего обманывать ожидания людей?
- Тебе не поверят.
- Поверят. Сегодня я весь день под дождем провел. Вот завтра немного простыну. Мне и раньше было дурно… Нат об этом молчать не станет. И Гарм подтвердит…
Ната сегодня не было. И Гарма, кажется, тоже. Ийлэ нахмурилась, вспоминая. Не было.
Почему? Потому что Талбот уехал… он хотел бы остаться, остался, если бы Ийлэ попросила. А она промолчала, она забыла обо всех, кроме себя.
Но дело даже не в ней и не в Талботе, но в том, что безумный план уже пришел в действие. И Райдо не отступит. Не понимает, насколько это опасно.
Бран ведь тоже был силен. И не один. Трое. Все трое умерли, но Брана и тех, остальных, не жаль. А вот Райдо - дело другое. Ийлэ не простит себе, если с ним что-то случится.
- К утру вернутся… надеюсь, там все будет спокойно. Очень надеюсь… нет, им вряд ли что-то угрожает всерьез… пока побоятся сунуться.
Он говорил это, убеждая не столько Ийлэ, сколько себя. Она же кивнула просто, на всякий случай.
- Главное, чтобы слух пустили. Пустят. Мне будет становиться все хуже и хуже. - Райдо произнес это весьма скорбным тоном. - И чего удивляться, если к концу недели я окончательно слягу… а вам придется пригласить доктора.
- Его ты не обманешь. - Ийлэ отломала кусок сыра, выдержанного, солоноватого и тем замечательного.
- Я постараюсь.
- Он не глуп. Сволочь, но…
- Кто предлагал тебе помощь?
- То есть?
- Когда ты была… здесь. Ты встречала шерифа. Доктора. Альфреда?
Ийлэ покачала головой. Если Альфред и появлялся в доме, то она о его визитах не знала.
- И кто предлагал тебе помощь?
- Ты думаешь, что если бы мне предложили…
- Не спеши, - Райдо подал платок, - просто вспомни. Предложение не обязательно было озвучено словами. Взгляд. Жест. Фраза, брошенная ненароком, которую ты могла бы толковать однозначно… постарайся вспомнить.
- Ты подозреваешь троих?
- Двоих, - поправил Райдо. - И в делах разных. А один - просто сволочь, но упускать его из виду было бы весьма неблагоразумно. Видишь ли, я могу и ошибиться, поэтому постарайся вспомнить.
Ийлэ кивнула. Постарается.
- А теперь отправляйся спать.
- Здесь?
- Здесь. Белье чистое. Сам менял!
От простыней пахло… чистотой и пахло. И мягкие они были, заманчивые. И одеяло теплое. А Ийлэ замерзла там, под дождем. Она и сейчас продолжает дрожать, с каждой минутой все сильней, несмотря на молоко, сытость и осоловелость.
- Ложись, - повторил Райдо. - Я выйду, пойду проведаю малышку… хочешь, поцелую за тебя?
- Я сама за себя поцелую.
- Колючая… а весной лед тает.
Ийлэ фыркнула. Тает. И остается вода, которая уходит в землю, сквозь землю, чтобы вернуться к истокам родника.
Все источники рождаются живыми.
Она уснула с этой мыслью, которая в полудреме показалась невероятно логичной, привлекательной. Уснула, как сидела, на полу, из чистого упрямства отказавшись от кровати. Подушку вот обняла, благо подушек имелось в достатке. И уже во сне она услышала, как открывается дверь. И шаги. И шепот:
- Вот бестолковое ты создание.
Ощутила и прикосновение, ласковое, которое не хотелось разрывать, но чтобы продлить его, требовалось проснуться. Ийлэ же спала. И на руках. И в кровати, в которую ее уложили, вытряхнув из плотного кокона-халата.