Он что-то хотел добавить, но промолчал. Кусая губы, я проводила спину уходящего парня жалобным взглядом.
- Эй! Ты прав! - Мой оклик, как будто, прозвучал со стороны. - Я действительно злюсь и превращаю тебя во врага! И да, меня бесит, что ты спокойно двигаешься дальше, а я топчусь на месте!
Я замерла, ошарашенная собственным признанием. Вестич резко остановился, но даже не потрудился хотя бы оглянуться. Его плечи напряглись.
- И он красиво промолчал, - прокомментировала я в духе Зака, чувствуя себя полной дурой. Тоже мне, нашла удачное время для выяснения отношений!
- Продолжай.
- Да нет… ничего… просто… - Окончательно запутавшись, я сердито выдохнула и проворчала: - Я извиниться, типа, пыталась.
Филипп развернулся и с непроницаемым выражением на лице пристально посмотрел на меня.
- Саш, у тебя нет причин злиться, потому что мы по отдельности. И знаешь, даже "под кайфом" от проклятья меня поразило, с какой легкостью ты тогда… - парень усмехнулся и произнес с выражением: - отделились.
- Мне было нелегко.
- Неправда, - покачал головой Филипп.
Я не собиралась каяться или признаваться, что, из гордости оставив любимого человека, жила в натуральном чистилище. Как будто по секундной прихоти отрезала себе руку или ногу, а потом, жалкий инвалид, пыталась существовать.
- Тогда верь, во что хочешь, приятель! - Разозлившись, я быстро направилась к распахнутым дверям оранжереи и, проходя мимо ведьмака, бросила: - Можешь не провожать.
Он резко схватил меня за локоть.
- Попробуй еще раз.
- В смысле? - Я сердито высвободилась.
- Ты неплохо начала. Теперь скажи что-нибудь такое, непосредственное, как ты умеешь. - Вестич пожал плечами. - "Эй, я скучаю", будет как раз в твоем духе.
Положительно, он измывался надо мной!
- Если ты не заметил, то я сильно скучаю, - с кислой миной пробормотала я. - Однако и тут ты был прав: оставаться друзьями - не самая худшая развязка для тех, у кого есть общее прошлое.
- Логично, - согласился ведьмак. - Другой вариант. Ты можешь спросить, как я отношусь к привилегиям.
- Ты играешь! - Я сердито поджала губы, не понимая, куда он клонит.
- Никаких игр. - Голос собеседника посерьезнел. - Так ты спросишь?
- Черт с тобой! - буркнула я и, резко выдохнув, проворчала: - И как же ты относишься к привилегиям?
- Превосходно отношусь. - Неожиданно он положил руки мне на талию и властно притянул к себе. - По-моему, у хороших друзей, особенно с общим прошлым, имеется прорва привилегий.
От его ленивого взгляда предательское сердце глухо ударилось в ребра.
- Может, проверим на практике, как они работают? Вдруг нам понравится? - пробормотал Филипп и медленно склонился ко мне.
К черту все рассуждения о дружбе!
Я затаила дыхание. Однако, дразня, парень легонько скользнул губами в паре миллиметров от моих губ и запечатлел на лихорадочно горящей щеке по-пионерски целомудренный поцелуйчик.
- Мир? - невозмутимо промурлыкал ведьмак мне на ухо.
- Не вздумай говорить, что не издеваешься! - Я сердито пихнула смеющегося Филиппа кулачком в плечо.
И тут веселье исчезло.
Ведьмак нежно коснулся моей щеки ладонью, заглянул в глаза, отчего по спине побежали нервные мурашки, и поцеловал по-настоящему, уверено и неторопливо. Я задрожала, колени ослабели, а пол поплыл из-под ног.
- Так как тебе альтернатива? - отстраняясь, прошептал Вестич.
- Кажется, весьма разумной, - едва справляясь с головокружением, пробормотала я и потянулась обратно, желая больше, гораздо больше, чем получила.
Вдруг в помещении вспыхнул верхний свет. Сию секунду зимний сад растерял добрую часть романтичного флера - моментально во всей красе проявилось запустение. На полу, усыпанном пожухлыми листьями, обнаружились разбитые черепки цветочных горшков, комья черного грунта. Из кадок с комнатными деревьями жалко свисали засохшие вьюнки. Стало видно, что свежие ростки в кашпо с трудом пробивались сквозь мертвые стебли. Мы с Филиппом заговорщицки переглянулись и, не сговариваясь, отринули вглубь сада, за плетенку с зеленеющими виноградными лозами.
- Молодые люди, я знаю, что вы здесь! - в тишине раздался голос хозяйки особняка. Простучали каблуки - Аида вошла в оранжерею и нетерпеливо приказала:
- Выходите!
Давясь от смеха, мы забрались еще дальше. Филипп приподнял меня, и я осторожно поставила босые ноги на его кеды. Тесно прижавшись, мы прислонились горячими лбами. Наше дыхание смешалось.
- Это переходит границы приличий! - Похоже, Аида потеряла терпение. - Я слышу вашу возню!
- Надо купить ей беруши, - прошептал парень, и от шутки я прыснула, но немедленно прикусила губу.
- Имей совесть, Филипп! - В тоне матери послышался укор. - Твое замечание меня оскорбляет! Выходите оба!
- Про'шу, - вкрадчиво добавил по-польски хрипловатый баритон.
И парень изменился в лице. Он поднял голову, буравя тяжелым взглядом плетень за моей спиной. Казалось, что температура в оранжерее за мгновение упала на несколько градусов. От холода по голым рукам побежали мурашки.
- Какого черта? - процедил Филипп, прислушиваясь к нежданным визитерам.
- Не чертыхайся! - строго велела Аида, а когда мы выбрались из укрытия, то презрением прошипела: - Вы, как дети, право слово!
Она оглядела меня с головы до пяток, примечая и пылающие щеки, и зацелованные губы, и открытую майку на тонких бретельках, мало подходившую для того, чтобы предстать перед посторонними. Смутившись, я нервно заправила за ухо выбившуюся прядь волос и скрестила руки на груди.
- Аида, да брось, - примирительно протянул Филипп, перехватив осуждающий взгляд матери. - Мы не рассчитывали, что кого-нибудь встретим.
- Я заметила, - сухо отозвалась та и кивнула в сторону: - Твой отец здесь.
Из дверей зимнего сада за пикировкой равнодушно наблюдал высокий мужчина в дорогом строгом костюме. Чудилось, что воздух у его фигуры подрагивал и плыл, как если бы от тела гостя исходили ледяные потоки. Странная аура вызывала смертельный ужас. От ощущения близкой опасности захотелось забиться в дальний уголок оранжереи, свернуться в комочек и закрыть голову руками. Это был тот самый человек, который сначала преследовал нас с Заком, а потом разговаривал со мной в архиве!
- Бог мой, Роберт, довольно инквизиторских фокусов! - раздраженно проговорил Филипп, крепко прижимая меня к себе. - Ты даже Аиду напугал!
Как по мановению волшебной палочки, страх схлынул, и я сумела разглядеть незнакомца. Филипп поразительно походил на мужчину - те же высокие скулы, упрямый подбородок, овал лица. Только глаза у визитера были выцветшими, с застывшей точкой зрачка и черным ободком вокруг мутно-голубоватой радужки.
- Мальчик, не забывайся! - возмущенно осекла сына мать.
- Я тебя умоляю! - сморщился парень. - То, что он - твой бывший муж, еще не дает ему право по-свински вести себя в нашем доме!
Дерзость вызвала в Роберте усмешку. Он что-то сказал по-польски, и, не задумываясь, Филипп перешел на язык инквизиторов. Они говорили с вежливым спокойствием, но крайне отчужденно, как плохо знакомые люди, однако складывалось впечатление, будто сын и отец спорят. А когда Аида вдруг побледнела и прижала пальцы к губам, то стало ясно, что происходило нечто ужасное.
- Ты не можешь! - произнесла она по-русски.
- Вопрос решен! - нетерпящим возражений тоном отозвался Филипп и кивнул: - Саша, пойдем-ка спать.
Я послушно направилась к дверям и невольно отшатнулась от Роберта, оказавшись рядом. Мужчина не сдвинулся в места, чтобы уступить нам дорогу, и, обращаясь к сыну, по-польски, произнес нечто резкое. Филипп покосился на отца и, легонько подтолкнув меня в спину, чтобы не останавливалась, с досадой бросил:
- В первую очередь, это правильное решение.
- Поздравляю, - Роберт сухо улыбнулся, - ты, наконец-то, повзрослел.
Когда мы вышли в сумрачный холл, достаточно далеко от мрачного гостя, то я не утерпела и с решительным видом повернулась к Филиппу.
- О чем вы говорили?
Тот спрятал руки в карманы и, склонив голову набок, посмотрел на меня, как на противно зудящего комара. Эта отвратительная привычка, окатывать людей высокомерным призрением, если самому просто-напросто не хотелось продолжать дискуссий, обычно доводила окружающих до нервного тика.
- Я не сдвинусь с места, пока не скажешь! - выразительно изогнув брови, пригрозила я.
Заявление прозвучало ребячливо и глупо, для важности не хватило только капризно топнуть босой ногой. Парень так и не улыбнулся несмешной шутке. Его воспоминания застряли на сцене в оранжерее, причем не на самой ее романтической части.
- Завтра меня арестуют, - тихо вымолвил он бесцветным голосом.
Короткая, но веская фраза, как на заевшей граммофонной пластинке, несколько раз повторилась в неожиданно опустевшей голове.
- Ты собирался мне рассказать об аресте? - единственное, что сумела пролепетать я.
- Да, - Вестич помолчал, - но не знал как.
Получалось, что Филипп позвал меня в оживший зимний сад, чтобы попрощаться. Похоже, сам-то он вовсе не рассчитывал на счастливый финал нашей истории.