Потом селянка подошла к мужику и стала что-то говорить, видимо, хорошо зная его, гладить по плечам и голове, пока окровавленные кулаки не повисли безвольно, и потихоньку увела в сторону от страшного места. Селение начало заполняться непонятно откуда появившимися иритами, выползавшими из своих укрытий. Увидев, что опасности больше нет, они бросились тушить никому не нужный теперь остов сгоревшего дома, печально голося в стороне.
К воинам подошел скадр, голова селения, удрученный случившимся, но ещё более удивившийся невиданной команде, скрутившей хорошо вооруженный отряд за несколько вздохов. Много печалей ложилось на его седую голову из-за вмешательства гостей и теперь надо было срочно решать, что делать с незванными союзниками, которые завтра уйдут, оставив его наедине с одной и той же бедой, приходящей внезапно.
После пропажи молодой селянки, он решил, что боги взяли своё и оставят в покое маленькое мирное селение. Не оставили. Он видел, что выстрел был случайным. Хассан хотел только напугать мужика и не заметил, что за ним стоит ребёнок.
Кровь взята чужеземцами за кровь, по справедливости, но здесь, в долине этот закон не очень-то действовал и если грабителей сейчас отпустить, то они вряд ли будут вспоминать законы, а скорее всего уже через несколько дней приведут силу помощнее.
Мишка с неприязнью смотрел на мучения взрослого мужика, метавшегося в своих сомнениях и явно не радовавшегося даже возвращению девушки. Если бы не разговор по дороге, он давно бы сорвался на грубость, но сейчас пытался понять глубину противоречий, терзавших старика и хоть как то понять его.
В стороне о всех рыдал совершенно потерянный отец мальчика, у которого, оказывается, в прошлый набег увели жену, поэтому некому было спрятать мальца и они вдруг оказались крайними и отец, защищая малыша, сам же и спровоцировал роковой выстрел.
Рядом, наоборот, радостно, обнимали селянку, "Хоть кому-то - радость" - подумал Мишка, а сам внимательно смотрел на подходивших и увидел то, что другие попросту не искали в толпе - метнувшийся в сторону зад. Кто ещё мог так внезапно дёргаться и с чего бы? Некому, кроме того, кто знал свою вину и думал, что она надёжно скрыта. Предатель внешне ничем не отличался от десятков пахарей, но увидев возвращённую селянку, метнулся вбок.
Два воина из отряда Мухи быстро выволокли обмякшее и вспотевшее от страха тело на общее позорище и вокруг него сразу образовалась пустота, как около заразного дурной болезнью, взгляд селянки и её плевок сразу всё объяснили и теперь к одной беде добавилась вторая.
Мишка приказал воинам обыскать и связать хассанов, вскоре кучка оружия пополнилась небольшими воровскими ножами и мешками со скарбом. Предатель так и стоял неподвижно, всем было не до него, пока жители разбирали дымящиеся остатки дома и выносили из него чудом уцелевшее барахло, а потом хоронили малыша и Мишка впервые увидел, как тело не обкладывают камнями, а закапывают в кожаном мешке.
Потом появились столы и начались готовиться поминки, к страдальцу уже льнула пришедшая селянка и дело явно складывалось, мужик был молод, силён, жизнь для него продолжалась. Оживился и скадр в понятном для него деле.
Поэтому военный совет кларонов, мэтра и скадра прошел в бодром темпе. Думать было особенно-то нечего, хассанов, пойманных на месте, надо было вести в столицу, как рабов короля, предателя - туда же на суд и казнь или в рабство. А от стола уже вкусно пахло едой и жизнь вступала в свои права, вытесняя иритские.
Скадр попробовал выразить предложение отпустить грабителей, за что Мишка хотел ему въехать в морду, но довод был простой как лом: королю не нужны рабы из соседнего государства, это чревато осложнениями, и он их просто продаст родственникам. А, значит, в скором времени надо ждать гостей. Вот этих самых, что сейчас связаны и сидят смирно, зная, что их скоро отпустят. Пускай без оружия, без вещей, но на свободу.
Мишке это положение очень не понравилось. Но принимать решение убивать безоружных он ещё не умел. К тому же, убийство около поселения в любой форме навлечёт сюда беду. А им и так уже хватит по горло.
Решение подсказал Пашка, причем, только тогда, когда скадр удалился. Убить, как гадин, сказал он. Их же оружием, чтобы запутать тех, кто будет искать или случайно найдёт трупы. А чтобы не мучила совесть, он готов драться со всеми подряд. Такое предложение смутило даже видавшее всякое мэтра Хатакра, которого совесть и так бы не мучила. Но мысль ему понравилась.
Уйти в Хассанию и там устроить честный турнир! Это здорово!
Так и решили и тихонько объявили это решение воинам, среди которых нашлось немало охотников реально отомстить врагам, за которыми они и так всю жизнь гонялись. Кровь мальчика потрясла их.
Дальше действие пошло как по писаному сценарию. У предателя не оказалось ни семьи, ни друзей и вступиться за него не захотела ни одна женщина, даже вдовы, которым пригодился бы самый завалященький мужичонка, плевали в него, проходя мимо. Поэтому суд не понадобился, мужика просто связали вместе с хассанами и теперь он на всё оставшееся время пути становился их рабом и мог вкусить участь тех, кого сам подло продавал.
Его дом и всё барахло, по каким-то местным законам, переходило теперь к приведённой селянке и судьба её была решена, судя по тому, что уже не совсем трезвый участник трагедии, лежал головой у неё на локте. Женское тепло для мужчины - лучшее лекарство, а для душевных ран - особенно.
Поминки плавно перешли в трапезу, а закончились, как ни странно, весёлыми плясками, земледельцам нет возможности в горячую пору тратить время ни на горе, ни на радости, поэтому всё совместилось в одну ночь.
Но отряд Мухи с пленными ушел на постой в сторону, мало ли, кто мог ещё оказаться предателем в поселении, образ жизни которого был оскорбительно непонятен воинам. Запаслись едой и направились вверх по ручью. А спать на земле было уже настолько привычно, что даже прижившиеся в отряде женщины не решились ночевать в чужом селе и предпочли оставаться рядом со своими милыми провожатыми.
Для казни врагов нашлось отличное место в одном дне пути от Брода. Незачем было мотаться в Хассанию, время зря тратить. Место предложил мэтр Хатакр, действительно, хорошо знавший свои земли и весь день отряд шел к нему, таща за собой связанных по рукам пленных.
Страшное место обнаружилось для ребят неожиданно, после долгого подъёма Это было опустевшее селение, где ещё угадывались линии улиц и обожжёные контуры зданий. Одно из тех многих, о которых уже говорили воины, бывшие здесь и раньше.
Гниль плохо глодала обгорелую поверхность и больно было видеть шрамы земли, которые пытались затянуться и скрыть насовсем факт давнего пребывания здесь владык природы, которые погубили сами себя. Погреба, колодцы, все ямы, вырытые с таким трудом, почти полностью затянуло глиной и песком.
Ярким контрастом к гнетущему впечатлению поражала красота окрестностей. Гордо возвышался холм, поднимавший селение и спасавший его от дождей и от гнуса, во впадине которого уютно сверкало небольшое озеро, из него маленьким водопадом ручей падал на остатки мельницы и убегал дальше в долину. Всё это сверкало свежей зеленью и не было ещё загажено колючими кустами, которые обычно захватывают все освещенные Сияющим места.
Хассаны, хорошо знавшие местные тропы, увидев, где останавливается отряд, заволновались и впервые начали разговаривать, сменив презрительное выражение лиц победителей на пренебрежительное - хозяев. Всю дорогу они по очереди несли труп убитого, считая, что несут его для получения законного выкупа с виновников смерти. Себя они виноватыми не считали нисколько, а воины отряда не спешили рассказывать, куда они двигались и для чего.
- Эй, хазаин! Зачэм длинный дорога ходить, есть близко ходить?
Обращался, наверно, атаман, к мэтру Хатакру, считая его главным в отряде. Однако отвечать взялся Мишка, боявшийся, что мэтр Муха попадётся в сети старых договорённостей и не сумеет донести до смертников суровый приговор. Предварительно он приказал убрать женщин и мальчика, что было выполнено только наполовину.
- Что кричишь?
- Мёртвый место. Зачем сюда ходил?
- А почему мёртвое? Вон, дома стоят, там ириты живут, скоро кормить нас будут. Вода живая в ручье. Почему мёртвое?
- Ти шутишь, началник? Дома сгорели савсэм, ирит давно мёртвый лежит.
- Почему мёртвый ирит? Кто его убил?
Начиная понимать, куда пошла линия разговора, атаман стал уводить её в сторону:
- Давно дело был, зачэм помни началник? Давай домой ходи! Жрать надо, спать надо. Зачэм говори?
- Так кто убил иритов? Ты был тут, когда убивали?
- Был, началник, я много был где? Нэ убывал. Дома зажёг. А ириты сами ушли.
- Все?
- Зачэм все? Кто живой остался.
- Значит ты хороший хассан, настоящий, воин, так?
- Да, началник, я десятник, давно воюю.
- А я молодой, видишь, хочу к вам в Хассанию пойти, в твоё селение, не возражаешь?
- Зачэм ходи?
- Найду твой дом, хассан, убью твоего ребёнка, твою жену и сожгу твой дом. И тоже стану десятником. Хорошо будет?
- Ти мой дом нэ дойдёшь, началник. Наш воин много, наш воин силный, нэ дойдёшь!
- А я долечу! - Мишка поднялся на пару метров, сделал небольшой круг и вернулся к пленным - тогда хорошо будет? Или стану камнем - Мишка оделся защитой с фантомами, превратившись в большой вылун, а потом неожиданно вылез оттуда с кинжалом, направленным в горло атаману - Теперь хорошо? Я хочу быть большим начальником. Я убью его жену и его тоже. И детей, и старуху-мать! И всем сожгу дома. И города тоже. Это будет хорошо?
- Ти колдун! Такой молодой, а совсэм колдун! Ты всё можешь… А здес старый закон. Слабый пашет. Силный приходит и берёт!