- Тогда поднимайся на борт, парень. Я не собираюсь пропускать прилив.
Его манера выражаться мне не понравилась, но здесь он был хозяином. Я обернулся к моим спутникам, внезапно чувствуя острое нежелание расставаться с ними. Рекин улыбнулась и взяла мою руку:
- Прощай, Давиот. Бог да будет с тобой, и пусть пути твои однажды приведут тебя сюда.
Меня немного ошарашила резкость такого напутствия, но в глазах жрицы я видел лишь нежность и понимал, что она всего лишь хочет сократить грустные минуты прощания. Я сказал:
- Прощайте же и вы, Рекин и Андирт. Вам обоим я останусь благодарен навек.
Сотник осклабился и сжал рукой мое запястье, как принято среди воинов.
- Может, Дюрбрехт сумеет заслужить твое благорасположение, - сказал он.
Я кивнул, стараясь подыскать какие-нибудь подходящие к случаю слова, но, так и не найдя их, молча повернулся и последовал за капитаном по трапу на палубу галеры.
Керим указал мне в сторону кормы, где я увидел небольшую надстройку, возвышавшуюся над рулем. Двое Измененных отдали швартовые канаты и ловко вскочили на борт. В следующую секунду трап был убран. Гребцов было по шестеро с каждой стороны, еще два матроса стояли у мачты. Гребцы оттолкнулись веслами от причала, Керим отдал приказ, и нос "Морского Коня" развернулся в направлении открытого океана.
Я посмотрел назад и поднял руку в последнем прощальном приветствии. Рекин и Андирт махнули в ответ и ушли.
- А тебе не впервой выходить в море, - отметил Керим, посмотрев, как я держусь на палубе.
- Я родился в Вайтфише, - ответил я.
Он кивнул, одной рукой небрежно опираясь на румпель, управляя судном с такой же привычной легкостью, как Андирт лошадью. Заговорил он снова не раньше, чем мы, оставив позади порт, спустились к устью реки. Там он крикнул гребцам, чтобы сушили весла, и велел поднять парус. Бледно-голубой парусиновый треугольник, раздуваемый ветром, понес нас в море.
- Спать будешь на палубе, - сказал мне капитан. - Каюта здесь всего одна, и она - моя. Если Богу будет угодно, мы достигнем Дюрбрехта до зари дня Эннаса.
Как я уже говорил, мое знакомство с географией Дарбека было весьма поверхностным, но меня все-таки насторожила такая уверенность, и я сказал:
- Что-то уж очень быстро. А вы уверены, что ветра будут благоприятствовать нам?
- Уверен, что ветер не переменится, - ответил он, - ну, а если нет… - Он махнул головой, подбородком указывая на замерших в ожидании гребцов. - Тогда этим дармоедам придется попотеть на веслах, так что нечего об этом беспокоиться.
Могучие люди на грубых скамьях вовсе не казались мне "дармоедами", но я все понял. И все же, возмущенный его пренебрежительным тоном, я не удержался еще от одного вопроса:
- Всю дорогу до Дюрбрехта?
- Если потребуется, - бросил он с таким видом, который немедленно вызвал у меня раздражение. - Ты не встречался раньше с Измененными, а?
- Видел их в Камбаре, - ответил я.
Керим снова усмехнулся и сказал:
- В порту? Когда они таскали разные там корзины?
Я уже начал понимать, что в его обыкновении задавать такие вопросы, с помощью которых он старался показать всю глубину моего невежества. Все, что мне оставалось делать, это кивнуть и честно признаться, что он прав.
- Нельзя сказать, что ты видел их за работой, пока не случится посмотреть, как они выгребают против штормового ветра, - заявил Керим. - Это отборный народец, все до одного. Взращены на основе лучшего скота, вот так-то. Надо будет - прогребут всю дорогу до Дюрбрехта без остановки и глазом не моргнут.
Я не знал, правду он говорит или же хвастается. Конечно, гребцы были гиганты, с огромной мускулатурой, но все равно казалось маловероятным, что даже они смогут работать веслами так долго без отдыха. Я посмотрел Кериму прямо в глаза, и мой взгляд говорил сам за себя.
Он снизошел до улыбки, пожал плечами и сказал:
- Может быть, я и хватил немного лишку. Может, и не весь путь, но я совершенно точно знаю, что они могут работать не останавливаясь целые сутки.
В его голосе я услышал гордые нотки. Такие бывают у людей, когда они говорят о животных-рекордсменах: о прекрасной охотничьей собаке или о дорогой лошади. Я-то думал об Измененных как о людях, которые ничем не отличаются от меня (разве что силой и размерами), в то время как Керим видел в них объекты своей собственности, тщательно подобранных животных, чьи необычайные способности должны вызывать в окружающих особое уважение к хозяину.
- И они не протестуют? - спросил я.
Капитан, широко раскрыв глаза, уставился на меня точно на сумасшедшего. На какой-то момент он утратил дар речи, а потом покачал головой и прошептал сквозь кривую усмешку:
- Вайтфиш, деревенька Вайтфиш! Рыбаки!
Я вспыхнул более от злости, чем от смущения, и полагаю, он понял, потому что смягчил свой тон и постарался объяснить:
- Нет, они не протестуют. Они - Измененные, Давиот. А Измененные не возмущаются, они только слушаются приказов и выполняют то, что должны выполнять.
Я нахмурился и спросил:
- А у них есть возможность выбирать? Я хочу сказать, они сами выбирают себе занятие?
Керим тяжело вздохнул и ответил мне, как ему, наверное, казалось, вполне исчерпывающе:
- Они Из-ме-нен-ные.
Думается, что выражение, которое он увидел у меня на лице, побудило его все-таки объяснить мне:
- Они выведены для определенных целей. Господи, да разве кто-нибудь спрашивает лошадь, хочет ли она, чтобы ее седлали? Или вола, - нравится ли ему плуг?
- Я видел, как Измененные пили пиво в таверне, а для этого нужны деньги, - ответил я, - но никто не платит лошади или волу.
Мой вопрос показался мне самому каверзным, я явно выиграл очко в споре, однако Керим лишь пожал плечами и ответил мне в тон:
- Зверя же тоже надо кормить и поить. Если я не позволю моим ребятам поесть и пропустить рюмочку, они просто ослабнут.
Он снова неприятно хихикнул и добавил:
- А у меня не будет самых лучших на свете гребцов.
- А другой платы они не получают? - спросил я, думая о том, что там, куда я еду, мне будут платить только за то, что я буду учиться.
- Я кормлю их, и очень сытно, - сказал Керим со значением, - три раза в день, и каждый получает по большой кружке пива. Когда есть время и нет другой работы, они получают от меня немного денег на посещение таверны. Чего еще им надо?
Я не знал. И правда, ведь я сам получал то же самое, когда рыбачил вместе с отцом на нашей лодке. С единственной разницей, что мог надеяться в будущем иметь свою собственную лодку, хижину и жену. Я насупился и обрушил на капитана шквал вопросов:
- А они всегда будут гребцами? Могут ли они уйти от вас? Что произойдет, когда они состарятся или получат травму?
- Так много вопросов, - ответил капитан с покровительственной улыбкой. - Ты точно надеешься стать Летописцем? А? Хорошо, они не всегда будут гребцами. Потому что, когда они состарятся или если кто-нибудь из них покалечится, толку от них на "Морском Коне" будет не много. В этом случае они получат менее трудную работу в порту или на складах. Могут ли они уйти от меня? Разумеется, нет. Это моя собственность.
Он, совершенно очевидно, был удовлетворен такими ответами. Однако я не сдавался:
- А когда они становятся непригодными даже для такой работы, что происходит с ними тогда?
Керим сделал неопределенный жест рукой.
- Если им хочется, то никто не запрещает им переправиться через Сламмеркин, - ответил он. - Или положиться на милость своих соплеменников, они ведь тоже могут сделать какие-то сбережения.
Мне как-то не верилось, что у Измененных есть шанс что-либо скопить, так что их постаревшие или искалеченные соплеменники скорее всего обречены на жалкое существование. Но то обстоятельство, что капитан упомянул Сламмеркин, воскресило в моей памяти слова Рекин, и я спросил:
- Они переправляются в Ур-Дарбек к диким Измененным?
- Да, - сказал Керим каким-то совершенно другим тоном. Я уставился на хозяина галеры, потому что в его голосе звучало нечто, чего я не мог понять, то же самое, что и в случае с Рекин. Я вторгся в какую-то… заповедную зону и не был уверен, достаточно ли прилично продолжать задавать вопросы на эту тему. Улыбки корабельщика как не бывало, лицо приобрело холодное выражение. Да, зашел чересчур далеко. Но почему?
- Довольно вопросов, - сказал он.
Какое-то время мы стояли молча, а потом я попросил разрешения пойти на нос. Керим ответил кивком, и я ушел в смятенных чувствах.
Пошел через палубу, внимательно разглядывая гребцов. Если не считать их габаритов и чего-то бычьего в лицах, я бы сказал, что передо мной были самые настоящие люди. Они о чем-то переговаривались между собой, а некоторые даже улыбались мне. Одни, как я заметил, играли в упрощенный вариант келля, известный под названием кеч-дайс, и, сам не знаю почему, я испытал к ним за это особую симпатию. Я решил, что, если кто-нибудь из Измененных поднимется со своего места, я обязательно попытаюсь заговорить с ним.
Но этого не случилось, потому что, едва я дошел до носа галеры, ветер переменился. Керим дунул в рожок, и гребцы взялись за весла. Обнаружилось, что в хвастовстве капитана есть немалая доля правды. Я с трудом устоял на ногах, когда от мощного гребка палуба подо мной зашаталась. Хватаясь за планшир, я увидел, как белыми бурунами забурлила рассекаемая носом галеры вода. Капитан, наверное, намеренно хотел посрамить мое недоверие. Первый загребной крикнул:
- Осторожнее, господин.