"Ну вот, - думал принц, - теперь все складывается как нельзя лучше, самое сложное мы совершили, а с остальным… с остальным справимся. Будет, конечно, непросто: после стольких бед и разочарований убедить людей, но - а что, если как раз это и поможет, им ведь сейчас очень важно во что-то верить. Мы дадим им правду, которая выше истины, ясней и чище, и мы дадим пример, живых людей, а не убогие колонны. Мы… мы, во всяком случае, должны попытаться!"
Венец короля он вез в переметной суме: до официальной церемонии принц и не осмелился бы его носить, но вот сейчас, всего на миг, ему показалось, что венец уже на голове и давит на виски, на затылок, давит с чудовищной силой, и не сбросить его, даже на миг не приподнять. Представил свое будущее, год за годом.
Он побледнел и сжал губы, но промолчал: Ронди был слишком увлечен новой идеей, уже выстукивал пальцами ритм по луке седла, улыбался по-дурацки, как ребенок. Да и что ему скажешь?
Чашу, возле которой они когда-то встретили мастера, Рифмач объехал, даже не заметив. Он отпустил поводья, и конь просто шагал по плитам, заблудиться тут было невозможно.
Принц придержал своего каурого перед чашей и какое-то время вглядывался в пламя. Как будто хотел запомнить, навсегда унести этот образ с собой.
Огонь уже почти погас, но принц знал, что мастер сюда больше никогда не придет.
Он обернулся - и увидел там, откуда они приехали, знакомый силуэт. Не мастера - Ласточки. Девушка стояла на дороге и смотрела им вслед… кому именно, задумался он, с кем из нас двоих она пришла попрощаться?
Принцу удалось перемолвиться с ней всего-то парой слов - как раз перед тем, как мастер позвал проверять верши. Ласточка несла в руках клубок почти невесомой нити - серебристой, едва сиявшей в лунном свете. Принц заметил девушку издалека и пошел навстречу… ну, чтобы помочь, наверное.
- Да нет, спасибо, я и сама справлюсь. - Губы ее дрогнули, как будто Ласточка изо всех сил сдерживала улыбку. - Это… тонкая материя, ее легко порвать или запачкать, особенно если нет сноровки.
- "Цикады и сверчки"? - вспомнил он. - А я тогда подумал… ну…
- Что я слегка не в себе? - Ласточка все-таки не выдержала и улыбнулась. - Наверное, это странно: попасть туда, где все устроено иначе. Я вот тоже думала: как это, когда летать можешь только во сне, очаг разжигать - с помощью огнива и никак иначе, когда, если потерял руку или ногу, - навсегда остаешься калекой. Страшно, наверное?
- Думаю, пока не проверишь, не узнаешь. - Он кашлянул и отчего-то вдруг смутился. - Собственно… вы… ты… я ведь толком не поблагодарил даже, а если бы не ты и не твой отец… Словом, если я могу чем-нибудь помочь, сейчас или потом, - только скажи. И речь не о людях, которых я пришлю, это само собой! - поспешно добавил он - и обрадовался, что сейчас была ночь. Щеки залило багрянцем.
- Спасибо, но… я не очень понимаю, о чем вы, ваше высочество.
- Ты… вы… ведь ни разу нигде не были, никуда отсюда не выезжали, верно? Может, вы согласитесь погостить в столице - не сейчас, конечно, через месяц-другой, когда все уляжется. Убедитесь, что это не так уж страшно: жить в мире, где летать можно только во сне.
- О, но я бывала во многих местах - именно благодаря тому, что могу летать не только во сне. Папины птички…
- Ваше высочество! - Мастер вышел на крыльцо и смотрел на них - черная фигура на фоне темного неба. - Поможете мне с уловом?
- Да, конечно.
Вопрос на самом деле вопросом не был, и они оба это знали.
- Ну, - повернулся принц к Ласточке, - если когда-нибудь…
Она мягко коснулась его левого плеча. Пальчики были в сияющей пыльце… или что там остается от пряжи из цикадовых песен?
- Благодарю, ваше высочество. Конечно, я с удовольствием навещу вас в столице.
Принц потом то и дело косился на плечо: кажется или оно действительно чуть светится?
Но после купания в озере, конечно, если и была пыльца, то вся смылась.
А прозвучало ли что-то большее, чем вежливость, в голосе Ласточки? Он не знал ни тогда, ни сейчас.
Но теперь, встретившись с девушкой взглядом, - кивнул и приложил руку к левому плечу, а после отвернулся и пустил коня вскачь, чтобы догнать Рифмача.
"Ну да, - думал он, - да, в конце концов я приеду за ней. Вернусь, обязательно вернусь. Или, если совсем одолеют дела, пришлю своего верного спутника, надо будет только придумать ему какое-нибудь звучное имя, ну что это за Рифмач, пусть будет, например, Озерный, в честь вчерашнего чудесного спасения, да, точно, Ронди Озерный, воин без страха и упрека, защитник слабых, ниспровергатель подлых, хранитель Пламени, первый из равных. Мы - все мы, вместе! - создадим новую историю, о которой будут помнить столетия спустя. Историю, которой будут гордиться, которую раз за разом станут повторять, очищая и обновляя мир. Историю, которая превратится в истину".
Ему показалось, что где-то снова скрипит перо и некий взгляд с усмешкой опять следит за ним с небес, но на этот раз принц не стал оборачиваться.
Примечание автора
Это самая свежая повесть, я закончил ее незадолго до того, как пришло время сдавать сборник в редактуру и верстку. "Мастер" оказался долгостроем - причем долгостроем мучительным. Так бывает: знаешь что, о чем и как, - но все равно работа двигается крайне медленно. Писался он почти два года, причем к концу пришлось ускориться, и я до сих пор не знаю, пошло ли это на пользу тексту.
А вот в чем уверен - так это в том, что повести "Мастер дороги" не было бы, если бы в свое время в руки мне не попали "Страж перевала" и "Многорукий бог далайна" Святослава Логинова. К тому времени я, разумеется, уже был инфицирован фэнтези - но в основном фэнтези западным, публиковавшимся в желтообложечной серии "Северо-Запада". А здесь я вдруг увидел совершенно другие подходы, другие возможности и языковые средства; не всегда я был с ними согласен, но в том-то и фокус: вы не учитесь у мастеров делать один в один то, что уже сделали они сами, - вы заимствуете приемы и приспосабливаете их к своим художественным задачам.
Годы спустя мы познакомились со Святославом Логиновым; еще через несколько лет я имел честь сотрудничать с ним как редактор-составитель антологии (он презентовал нам для нее свою новую повесть). Ну и, разумеется, я продолжал и продолжаю по сей день читать его новые книги. "Мастер дороги" был вдохновлен лучшими произведениями Логинова, хотя, надеюсь, не является ни пародией, ни пустым подражательством.
Второй значимый для "Мастера" автор - Джозеф Кэмпбелл с его работами по сравнительной мифологии. Некоторые идеи легли в основу повести, хотя, конечно, в очень вольной трактовке.
Вкус к знаниям
Он вошел ровно со звонком. Закрыл за собой дверь в аудиторию - и словно острым лезвием отсек медное, требовательное дребезжанье. Это был один из маленьких трюков, которые Шахх использовал во время занятий. Еще один штрих к его образу - образу занятника.
Внимание аудитории следует сосредоточить на себе - сразу, с первой же секунды. Он знал занятников, которые, нарочно опоздав, распахивали дверь с оглушительным грохотом, знал тех, кто любил соленое словцо, частенько кривлялся или же каждый раз менял наряды, прическу, даже тембр голоса… "В этой битве все средства хороши", - говорил Шахху его наставник. Шахх так не считал: шутовство рано или поздно приводит к тому, что тебя начинают презирать. А это - верный путь к гибели.
Он поднялся на кафедру и резким властным движением смахнул с нее несуществующую пыль. Мрамор приятно холодил кожу; под пальцами, едва ощутимые, угадывались буквы. Он помнил каждую из них, в особенности - тот характерный ржавый оттенок в стершихся за века бороздках. Иногда они снились Шахху, и это были не самые лучшие его сны.
Где-то на "верхотуре" заржали. Зашелестел пакет, наверняка - промасленный, наверняка - с куском мясной запеканки. Одна из девиц визгливо рассказывала другой, как вчера ходила со своим на пляски.
Пахло прелыми листьями, гнилыми грибами и стойлом. Хотя - Шахх точно знал - с утра здесь прибирались.
Он скользнул взглядом по полукружьям рядов. Иногда они напоминали ему соты, иногда - скалу со множеством гнезд, древний птичий базар, где перья, осколки скорлупы и дерьмо давно перемешались, слиплись, срослись в нечто монолитное и вечное. Шары-светильники, покоящиеся на полых трубках, вписывались в общую картину как нельзя лучше. Некоторые еще жили, но многие были разбиты или попросту выдохлись - разбитые яйца, давно покинутые птенцами.
С "верхотуры" кто-то уронил сандалию, на нижних рядах ее словили и зашвырнули обратно.
- Во имя Всемогущей, Чернозракой, Пронзающей и Очищающей, начнем, - тихо сказал Шахх, ни к кому конкретно не обращаясь.
Но его услышали.
И замолчали.
- Итак, на чем мы остановились в прошлый раз?
- На городе Тысячи Колонн! - выкрикнул с первого ряда вихрастый улыбчивый парень. Этот всегда все помнил, рассказы Шахха слушал жадно, прищурив глаза и чуть приоткрыв рот. Ловил каждое слово. С азартом отмечал любую его ошибку.
- Верно, - согласился Шахх. - Тош-Ловкач с Красоткой, чудом избежав гибели, добрались наконец до затерянного города Тысячи Колонн. По лестнице, на которую сотни лет не ступала нога человека, они спустились глубоко под землю. И нашли там Оракула-Из-Глубин.
По аудитории пронесся едва слышный вздох. Оракул был одной из ключевых загадок всей истории. Многие приходили сюда для того, чтобы узнать, о чем сказал Оракул Тошу. Ну и, конечно, - услышать, чем все закончилось.