2
- Птичку? - переспросил король. - Отчего бы и нет? А что скажешь ты, мудрец?
Стерх придержал коня и спешился. Точнее: соскочил на замшелые плиты дороги, легко и упруго, как будто не было позади всех этих выматывающих дней; как будто сам он не разменял восьмой десяток.
- Если судьба нас ведет…
И молча склонившись, ладонь протянул.
Смирно сидела малиновка: алое на изумрудном. Не шелохнулась, не дернулась.
Стерх поднял ее в горсти - бережно, как мотылька спящего…
В кронах, раскалывая тишину, дробно ударил дятел: раз, другой, третий. Каурый принца переступил с ноги на ногу и фыркнул.
- Опять, - вполголоса шепнул Ронди Рифмач. - Ох…
Он был старше принца на пару лет и в свои двадцать многое повидал. Но то, что происходило, пугало Рифмача сильнее, чем кого-либо из них. По крайней мере, он больше, чем остальные, показывал это. "Может, - думал принц, - Рифмач все так болезненно воспринимает из-за своего ремесла; он ведь стихоплет, чуткая натура…"
Грозно плескалась вокруг тишина, билась волнами в ушах.
- Это так просто, - молвил Стерх. - Когда знаешь - так просто.
Говорил гортанно, негромко. Королю протянул руку.
- Перестань, - тихо сказал король. - Что это?
- Малиновка, ваше величество, - устало ответил Стерх. - Просто малиновка. Вырезанная, если я не ошибаюсь, из гриба-трутовика. И очень искусно окрашенная.
- Но ее не было здесь…
- Как и нас, ваше величество, как и нас.
Он наклонился и опустил фигурку в мох.
Ронди Рифмач шумно, с облегчением выдохнул.
Потом обернулся - и с присвистом втянул воздух.
- Предчур милосердный!..
Позади, плитах в пяти-шести от них, сидела горихвостка.
- Я сам, - принц жестом остановил учителя и спешился. Шагнул мягко, как будто фигурка могла улететь.
Горихвостка склонила головку, дернула хвостиком. Вспорхнула и скрылась в ветвях.
Король засмеялся. Откинул голову так, что венец, казалось, вот-вот соскользнет и укатится в заросли. Но принц знал наверняка: не соскользнет, не укатится.
- Хватит уже чудес, - сказал отец. - Хватит! Мы обманываем сами себя, всю дорогу просто верим в то, во что хотим верить. Если мы не способны отличить живую птицу от вырезанной из гриба-трутовика…
- Ваше величество…
- Нет, мудрец. Мы найдем сменных коней или дадим отдохнуть нашим - и двинемся в обратный путь. Если ты полагаешь, будто это поможет, возьмем какую-нибудь шишку или чугунный котелок и скажем… Сам придумаешь, что сказать. Но мы не станем больше тратить время на чепуху. Поворачиваем.
Стерх вскинул голову и несколько долгих мгновений смотрел прямо в лицо короля. Затем как-то сразу сгорбился… шаркающей походкой двинулся к своему коню.
Они поехали дальше в неловком молчании. То и дело пригибались, уворачиваясь от веток - мохнатых, широченных, похожих на чудовищные лапы, что готовы были опуститься на плечи всадников.
- Если уж поворачивать, - сказал Рифмач, - то сейчас. Вы простите, ваше величество, но откуда бы здесь взялся мастер дороги? А тем более - сменные кони?.. Сама дорога, конечно, не бита, ну так здесь что с ней сделается, кто по ней ходит-то? Вепри с лосями?
Прежде чем король успел ответить, Стерх протянул дрожащую руку:
- Смотрите! Смотрите!!
За поворотом, в глубине изумрудной чащи, было заметно слабое мерцание. Принцу отчего-то вспомнились легенды о сердце Предчура, якобы разлетевшемся на тысячи осколков. О сияющем сердце, которое согревает мир.
Но это было, конечно, не сердце - кое-что более удивительное.
Колонна из ноздреватого бурого камня высотой в человеческий рост. От основания к верхушке вилась плеть винограда, и под ее громадными листьями проглядывала резьба: человечьи фигуры, переплетение ветвей и птичьих тел, корабль, плывущий по небу…
На колонне покоилась громадная чаша, черная, с алым узором по краю.
В чаше метался огонь. Бил по краям языками, вскидывал их к небу, снова бил. И медленно умирал.
- Значит, "вепри с лосями"? - спросил учитель.
Он повел плечами, будто стряхивал с них невидимый плащ. Выпрямился в седле и обернулся к королю:
- Ваше величество, а ведь Рифмач прав. И если, забравшись так далеко, мы в час сомнений, посреди глухих дебрей, отыскали вдруг эту колонну и эту чашу с огнем, значит, нельзя останавливаться - и поворачивать нельзя!
- А разве мы собирались останавливаться? - спросил король. - Нам нужны сменные лошади, мудрец. Сменные лошади, чтобы вернуться домой. Огонь в чаше подтверждает лишь то, что мы можем их здесь найти.
Пламя продолжало плясать, плясать и гаснуть.
И только теперь принц понял наконец, что на дороге - ни ветерка.
А потом они услышали цокот копыт.
3
…Первую поваленную колонну они увидели на пятый день путешествия. Это было сразу за разрушенным мостом, на околице Трилистника. Город лихорадило от слухов: по ночам к стенам приходили волки о трех ногах, выли, задрав к небу бельмастые морды; наутро те, кто слышал вой, слепли. Одни на два-три дня, другие - навсегда.
Слепцов привели к королю, и тот исцелил их наложением рук. Не всех, пятерых не сумел.
Принц не думал, что исцелит и этих: Предчур, если верить легендам, такое умел, и древние короли умели, но это когда было!.. и было ли?..
Стерх настоял, сказал, что хуже уж точно не будет; отец поддался на уговоры - и снова мир словно моргнул на миг, не веря в происходящее.
И вот потом, за околицей Трилистника, они увидели поваленную колонну. Чаша - каменная чаша! - разбилась на мелкие осколки, рядом в зарослях, словно обломок исполинской кости, лежал фрагмент колонны. Казалось, ее аккуратно срезали с основания, отсекли гигантским ножом.
Тогда впервые король разгневался по-настоящему. А еще через день они повстречали мастера дороги - и весь гнев короля сам собою улетучился, стоило лишь взглянуть на этого горбатого старца, на то, как он суетился, заглядывал снизу вверх в глаза, спрашивал, всем ли довольны путники. Старик, как и виденная ими колонна, был сломан - только сломан изнутри; но тоже у самых основ, там, где душа срастается с телом.
Потом они привыкли к тому, что вдоль тракта колонны стоят с погасшими огнями, что в некоторых чашах давно свили гнезда ночные аисты, что мастера дороги прячут взгляд, запинаются, иногда на миг-другой замирают на полувдохе и пусто глядят перед собой.
"Это болезнь, - говорил Стерх. - Мир болен, и это коснулось всех".
Теперь принц верил ему. После Трилистника… верилось во многое.
Но именно поэтому он не удивился, когда в самом сердце лесной чащи увидел колонну с пламенем, а затем услышал цокот копыт.
Удивился позже: когда сообразил, что это цокот лишь одной пары копыт.
- Вот интересно: а… - начал было Рифмач.
Его пегий вдруг вскинул морду и ошалело захрапел. Остальные кони отозвались всполошенным ржаньем.
Принц почувствовал, как в воздухе запахло страхом, густым и терпким.
Дорога здесь делала петлю, колонна с чашей стояла на самом изгибе этой петли, и всадники не видели, кто или что приближается из-за поворота, с той стороны дороги. Слышали только цокот копыт.
Принц потянулся к мечу, а Ронди Рифмач к луку, но Стерх, не оглядываясь, бросил:
- Нет.
Он был ближе к повороту и, даже в седле, - на голову выше всех, в том числе короля. Он уже видел.
Или, подумал принц, с самого начала знал.
Из-за поворота вышел путник в длинном, до пят, плаще. Пышная борода скрадывала черты лица, золотистые волосы, едва тронутые сединой, падали на широкие, мощные плечи. Голубые глаза смотрели внимательно и цепко, но без страха или угрозы, - по-хозяйски. Широкая ладонь правой руки сжимала посох, левой путник тянулся к ножу на поясе.
При виде всадников он не замедлил шага, лишь кивнул, скорее даже самому себе.
- Мастер, - молвил Стерх. - Ровна ль дорога? Горит ли в чашах огонь? Давно ли?..
- Прости, добрый человек, - отозвался тот. - Сам ведь видишь: если не позабочусь о нем, прямо сейчас и погаснет. Позволь-ка… - Он обошел Стерха, так и не покинувшего седло, на миг помедлил, глядя на короля, и наконец встал у чаши.
Вскинул нож, неожиданно ярко блеснувший в полумраке чащи…
Протянул левую руку так, чтобы из свежего надреза капли падали прямо в пламя, сперва редко, затем чаще и чаще…
Принц ждал, что мир снова вздрогнет, моргнет, но тот лишь сделался на миг ярче и чище.
- Ну вот, - сказал мастер дороги. - Так-то лучше.
Голос у него оказался густой и бархатистый, с таким бы в хоре петь.
- Добрые господа, прошу простить меня. Я должен был позаботиться об огне, но теперь я к вашим услугам.
Он говорил, переводя взгляд со Стерха на принца, с принца на Ронди Рифмача. На короля не смотрел.
- Тебе не за что извиняться, - сказал король.
Принц ожидал продолжения, следующих слов (сам не знал - каких именно), но отец молчал. Лишь не сводил с мастера дороги глаз.
И тогда впервые принц понял, что этот человек в темно-красном плаще кого-то ему напоминает. Может, если бы не густая борода, принц узнал бы его.
Пауза затянулась, но мастер дороги оборвал ее легко и небрежно - вот как этот мясистый лист, росший у дороги. Сорвал его, приложил к надрезу на ладони. Сказал:
- Полагаю, добрые господа, вам не помешает поесть горячего и переночевать в тепле.
- А есть ли у вас сменные лошади? - спросил Рифмач.
- Боюсь, что нет. Но мы сможем накормить ваших и дать им отдохнуть - и снабдим вас всем необходимым, когда пожелаете отправиться в обратный путь…