- Как утверждает Корженевский, она была потрясена и растеряна не меньше, чем они с Брагиным. Она ничего не могла объяснить. Так это виделось Корженевскому - а что она знала на самом деле или о чем догадывалась, то нам неведомо… Еще месяц они жили на острове. В конце августа 1724 года в бухте стал на якорь русский фрегат под командованием капитан-лейтенанта Миллера. Это была спасательная экспедиция, посланная адмиралтейств-коллегией на поиски Бажанова. На этом фрегате Брагин и Корженевский вернулись в Россию, с Брагиным в Россию отправилась и Джейя.
- Наверное, они вернулись не сразу? Экспедиция Миллера ведь не могла не исследовать столь загадочный остров?
- Этих страниц не разобрать, а дальше Корженевский ни разу не упоминает о Миллере и достигнутых его экспедицией результатах. Едва ли они были значительными, тогда об этом было бы известно из других источников… В Санкт-Петербурге Брагин и Корженевский возвратились к научной работе в Академии. Через год у Брагина и Джейи родилась дочь…
- Они были повенчаны? Джейя приняла христианство?
- Нет. Ей были глубоко чужды идеи о боге и богах любого рода. Ярым атеистом стал и Брагин. Об эволюции взглядов Брагина Корженевский пишет как-то уклончиво, но видимо, тут не обошлось без влияния Джейи. Оставив Академию, Брагин все свое время посвятил работе над книгой. Он закончил ее в 1729 году, и называлась она…
- "Зерцало магистериума"!
- Правильно.
- Что же это за книга?
Горский сделал неопределенно-разочарованный жест.
- Корженевский ее не читал, а Брагин, хотя и оставался его другом, ни разу не намекнул, о чем он пишет. Думаю, мало кто прочел эту книгу. Собственно, она не была издана, если иметь в виду выход в свет. В том же 1729 году по специальному заказу Брагина был напечатан и переплетен единственный экземпляр. Все черновики Брагин уничтожил. Корженевский сообщает, что к тому времени характер Брагина сильно изменился. Он стал замкнутым, мрачным, нелюдимым, поселился с Джейей и дочерью в уединенном доме на окраине и редко выходил оттуда, почти не виделся с людьми. В начале 1730 года его дом сгорел. Пожар бушевал так, что выжег все буквально дотла, даже металлические предметы оплавились. После этого пожара никто и нигде не видел на Брагина, ни Джейю, ни их маленькую дочь. Предполагалось, что все они погибли в огне. Хотя на пепелище и не было обнаружено останков, это адское пламя могло обратить их в прах… Так заканчивается история Федора Брагина - по меньшей мере та ее часть, что была известна Петру Семеновичу Корженевскому.
30.
Горский захлопнул папку и выжидательно посмотрел на Ланге. В ответном взгляде он прочел тревогу, но не заметил признаков того, что Ланге очень уж удивлен пересказанной им историей.
- Ты не пытался, - спросил Ланге, - проследить дальше судьбу Корженевского?
- Искал, конечно… Наиболее логичным было обратиться к анналам адмиралтейств-коллегии и Академии Наук, что я и сделал. Но там и Брагин, и Корженевский после их возвращения упоминаются лишь вскользь. Что касается Брагина, это понятно - его новые взгляды, пренебрежение общественными условностями, а потом и самим обществом, странные штудии, образ жизни… Отступник, еретик, в лучшем случае сумасшедший. А Корженевский… Не знаю. Он записал свои воспоминания в 1732 году, с тех пор о нем - ничего… Может быть, он попал в тень Брагина?
- Может быть… А остров?
- Координаты неизвестны… Но я думаю, больше никто не бывал там.
- Почему?
- Из-за лиджонга. Судя по описанию Корженевского, это растение - настоящая ботаническая сенсация. Я искал в справочниках, расспрашивал специалистов… Нет такого растения, как его ни называй! А разве могло так быть, если бы остров исследовал еще кто-то?
- Но экспедиция Миллера там побывала.
- Вот и об экспедиции Миллера я не нашел ничего, кроме общих упоминаний. И можно только строить догадки… Это ведь была спасательная экспедиция, перед ней стояла конкретная задача, и она была выполнена. Можно предположить, что после этого что-то помешало им изучить остров. Бури, штормы… Август-сентябрь в тех широтах - не самые спокойные месяцы. Образцы могли собрать раньше Корженевский и Брагин, но кто знает, что сталось с их коллекциями, если они и были…
- В любом случае, Миллер не мог не нанести остров на карту.
- Александр! Речь идет о картах тех времен, когда еще и Аляска не была открыта! Сколько на них наносилось островов, существование которых не подтвердилось впоследствии, сколько было ошибок, неточностей… Как можно полагаться на эти карты?
- Это было тогда, - сказал Ланге, раскуривая сигару. - А сейчас? Эпоха географических открытий давно миновала, неизвестных островов больше нет. А ведь это не просто остров, скала в океане. Это единственное место на земном шаре, где обитали никому более не ведомые ламаджи, единственное, где обнаружилось растение, которого нет ни в каких других местах!
- Ни в каких? - вопросительно повторил Горский. - Но ты видел лиджонг. Не на острове же?
- Нет, не на острове.
- Я жду.
- Я выполню обещание, Аркадий. Но этот остров… Да нет, вполне возможно, это какой-то из хорошо известных ныне островов, только лиджонга там теперь уже нет. А следы давно покинутых поселений, кому они интересны?
- Или он погрузился в океан, как Атлантида!
Ланге взял папку из рук Горского, открыл ее и принялся медленно перелистывать страницы. Писатель вновь разжег свою погасшую трубку, зажав щипцами уголек из камина, и с сожалением покосился на остывший чай. Он так и не прикоснулся к чашке. Ланге между тем неожиданно увлекся чтением, хотя поначалу хотел лишь бегло просмотреть содержимое папки. Ему становилось ясно, какая огромная работа проделана его другом. Это были не наброски, а оформленный по всем правилам, завершенный научный труд со сносками, дополнениями и комментариями. Текст, написанный рукой опытного беллетриста, читался захватывающе…
Внезапно Ланге издал удивленное восклицание.
- Что там? - полюбопытствовал писатель, отставляя в сторону кочергу, которой вздумал было поворошить в камине угли.
- Вот здесь, - Ланге отчеркнул строку ногтем. - Ты мне не рассказал об этом…
Горский подошел ближе и склонился над папкой.
- Ах, да… Опустил на первый раз ради связности.
- Получается, что потерпевшие крушение на "Доброй Надежде" были не первыми европейцами на острове?
- Не обязательно… Дай мне папку, там где-то ближе к концу подробно… Ну, ты уже прочел, что у ламаджи была своя письменность, но не фонетический алфавит, своеобразное идеографическое письмо… Где же это… Они резали по кости, по дереву, но в их надписях не встречалось ничего даже отдаленно похожего на символы латинского алфавита… Ага, вот, нашел!
- И вдруг встретилось, - проговорил Ланге.
- Да, вдруг встретилось. Корженевский подобрал кусок дерева с полустертой надписью. Какое-то слово латинскими буквами, он уверенно разобрал только "N" в начале, через пропуск "А" и подряд еще одно "N". Но это не означает непременно, что на острове побывали европейцы. Ни Джейя, ни другие ламаджи не подтвердили, что кто-то высаживался на острове, и в их преданиях не говорилось, чтобы это случалось когда-то прежде…
- Или не захотели подтвердить.
- Или не захотели, - согласился писатель. - Но скорее, этот кусок дерева с разбившегося где-то корабля долго носило по волнам, прежде чем выбросить на берег острова. Это могла быть часть обшивки, штурвала, гарпуна, или на чем там еще вырезали названия…
- "N-АN". Как же мог называться этот корабль?
- Да как угодно. "Нормандия", "Нью-Холланд"… Сотни вариантов, на любом языке латинского алфавита. А какая разница?
- Никакой. Мне просто показалось занятным совпадение. В слове "Нимандштайн" тоже есть эти "N-АN".
- Александр, корабль не может называться "Нимандштайн". Корабль - это не замок.
- Разве мы точно знаем, что это было название корабля7
- Нет, но какая связь…
- Какая связь… - Ланге покрутил в пальцах сигару и вдруг швырнул ее в камин. - Какая связь! Ламаджи, лиджонг, магия, Джейя, Брагин, "Зерцало магистериума", Нимандштайн, Кордин! Не станешь же ты утверждать, что между всем этим нет никакой связи!
- Устанавливать эти связи, - сказал Горский с упреком, - нам было бы проще, если бы ты, наконец…
- Сейчас расскажу! Еще только одно…
- Всего одно? Это уже обнадеживает.
- Ты не делал попыток узнать что-нибудь о прежнем владельце Нимандштайна? О человеке, который продал замок старому Кордину?
- Вопреки твоему запрету?
- Делал ты попытки или не делал?
- Ох, - вздохнул писатель, - от тебя ничего не скроешь…
- Что ты узнал?
- Ничего.
- Аркадий!
- Да говорю же тебе, ничего! Это привидение какое-то. Никто его не знал, никто с ним не разговаривал. Даже с юридической фирмой, которая оформляла сделку, все переговоры велись через посредников.
- Но он должен был хотя бы подписать бумаги.
- Из этих стряпчих трудно что-то вытащить, профессиональная этика. Но я почти не сомневаюсь, что он и подписание документа сумел устроить, не показываясь им на глаза.
- Так я и думал, - произнес Ланге.
Он подошел к окну, долго стоял и следил за полетом кружащихся в сумерках снежинок.
- Метель утихает, - негромко сказал он, - эта ночь будет безмятежной…
Задернув портьеру, он обернулся к Горскому.
- Аркадий, ты помнишь ту девушку, Зою? Дочь моего лесничего?
- Ту, что сбежала непонятно почему?
- Я отлично знаю, почему она сбежала. Она была моей возлюбленной. Я… Обидел ее. Оскорбил ее чувства.
- О! Это… Безусловно, печально. Я уверен, что ты не хотел. Но…