- Что могла? Ну, договаривайте! Наложить на себя руки, да? Вы обвиняете меня в том, что я довел вашу дочь до самоубийства?
- Ваше сиятельство! Я бы никогда…
Ланге остановил его движением руки.
- Помолчите, - поморщился он. - А этот ее урод… Карлик?
- Он тоже исчез.
- Вот видите… Не могли же они оба покончить с собой, обидевшись на графа Ланге!
Иван Савельевич, которому это соображение показалось убедительным, вздохнул с облегчением.
- Но где же они тогда?
- Не знаю, друг мой, не знаю…. Да, мы виделись утром, в охотничьем домике. Но никаких ссор не было… Она была весела, приветлива…
Он погрузился в глубокую задумчивость. Иван Савельевич, стоявший у стены, боялся и дышать.
А Ланге все смотрел на записку. "Найти меня нельзя, я нигде…". Это могло означать "я мертва". Но могло означать и другое… "Ты будешь страдать, граф Ланге". Что она хотела этим сказать? Имела ли она в виду - страдать от угрызений совести, вызванных ее самоубийством? Тогда сейчас, возможно, она на дне озера, с камнем на шее… А карлик? Трудно поверить, что он ничего не знает, хранитель сокровищницы Лейе. Он прячется, и он будет мстить…
Но она сказала еще - "когда будут рушиться стены дворцов твоей гордыни". Неплохая фраза для дочки лесничего! Что скрывалось за этой странной угрозой? Зоя, как и Ланге теперь, могла видеть будущее, могла вмешиваться в будущее - но отдаленное, а не ближайшее. Ланге просто не доживет до тех времен, в которых она могла бы увидеть крушение его гордыни, даже если он умрет дряхлым стариком. Или… "Мне дано больше, чем тебе". Насколько больше?
Ничего не понятно… Кроме одного: Ланге совершил роковую ошибку, быть может, самую страшную ошибку в жизни. Зоя опасна для него, живая или мертвая, и Лейе опасен. Их необходимо найти, а что дальше - будет видно…
Сокровищница! Они могут быть там, по крайней мере карлик, если девушки уже нет в живых. Ланге побывал в сокровищнице один-единственный раз, но… Это к западу от охотничьего домика, все время на запад. Только вот… Идти туда одному, ночью? А если взять с собой людей, и они обнаружат сокровищницу… Ну, и что тогда? Разве он дал обязательство охранять эту тайну или ее раскрытие чем-то угрожает ему?
Ланге залпом выпил полный бокал коньяка.
- Проклятая ведьма, - прошипел он.
- Ваше сиятельство?
Он вскинул голову. Иван Савельевич… Ланге совсем забыл о нем.
- Я не расслышал, что вы сказали, ваше сиятельство.
- Ничего… Теперь я догадываюсь… Да нет, знаю, что произошло… Матвей! - заорал он в открытую дверь.
На его зов тотчас явился камердинер.
- Поднять всех на ноги… Немедленно, всех! Зоя, дочь Ивана Савельевича, пропала. Мы отправляемся на поиски. Зажгите электрический свет вокруг дома. Протяните провода к лесу, насколько их хватит. Готовьте факелы, седлайте лошадей. Отрядите людей к озеру с баграми и сетями…
- Ваше сиятельство, озеро слишком велико и глубоко. Мы не сможем…
- Делайте, что можете! Не скрою, у меня мало надежды найти девушку живой… Ищите карлика! Уверен, это он расправился с ней! Когда найдете… Заковать его в цепи, бросить в подвал! При малейшем сопротивлении… Не церемониться!
Камердинер осклабился. Горбатый уродец не вызывал симпатий ни у кого. А попытки к сопротивлению можно широко толковать…
- Будет исполнено, ваше сиятельство.
- Так что ж ты стоишь? Исполнять!
В считанные минуты огромный дом засиял всеми огнями, наполнился криками и топотом множества людей. Граф Ланге сам возглавил один из поисковых отрядов. С ружьями и факелами, на лучших лошадях его отряд продвигался к охотничьему домику, чтобы устремиться оттуда дальше на запад. Ивану Савельевичу Ланге поручил вести другой отряд к озеру. Остальные, разделившись на группы по три-четыре человека, рыскали в лесу.
Ланге нещадно пришпоривал свою лошадь. Один за другим его люди отставали - чья-то лошадь застряла в зарослях, чья-то провалилась в болото. Факелы помогали плохо - за пределами небольших освещенных кругов сгущалась чернильно-беспросветная тьма.
В пылу безумной скачки Ланге вдруг обнаружил, что с ним никого нет. Ни справа, ни слева, ни позади он не видел ни единого факела, не слышал и голосов. А впереди, в кромешном мраке, злобно зарычал какой-то зверь…
Лошадь вздыбилась. Ланге с трудом укротил ее, наугад выстрелил в темноту с одной руки, спешился. Размахивая факелом, он зашагал туда, где услышал рычание. Если зверь не ранен и не убит, все равно: вряд ли дикое животное осмелится броситься на человека с факелом.
Рык больше не повторялся, но Ланге не стал возвращаться к лошади. Нужно идти к сокровищнице, хоть бы и одному… И дальше, без дороги, среди кустарников и подлесков можно было пробираться только пешком.
Ветви наотмашь хлестали его по лицу. Несколько раз он спотыкался и падал, однажды чуть не уронил факел в воду крошечного, затянутого ряской озерца. Когда он поднимался в очередной раз, ему послышался тихий женский смех в темноте…
- Зоя! - крикнул он что было сил.
Лес ответил молчанием, только шелестели на ветру листья да перекликались ночные птицы. Ланге выстрелил в воздух.
Это бессмысленно, подумал он. Ему не найти сокровищницы в ночной тьме, и днем не найти, никогда. А если бы нашел, не смог бы туда проникнуть. Но если бы и смог…
- Это бессмысленно, - вслух повторил он.
Повернувшись, он побрел обратно. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что он заблудился - эта истина легко преодолела заслоны опьянения и возбуждения. Он весь исцарапался, угодив в колючие заросли и продираясь сквозь них, его лицо и руки были в крови, однажды изорвана. Факел едва светил, готовый вот-вот погаснуть. Но самое худшее, он снова слышал негромкий издевательский смех, и не мог ответить себе: реальность это или галлюцинация?
Лишь через час он случайно наткнулся на одну из поисковых групп, которая и вывела его к дому.
Люди возвращались ни с чем; вернулся в дом и лесничий.
- Что? - хрипло спросил его Ланге.
- Поиски на озере продолжаются, ваше сиятельство. Но…
- Понятно. А у холма?
- У какого холма?
- К западу от охотничьего домика. Холм с каменистой осыпью на восточном склоне.
- Ваше сиятельство, там нет такого холма. Никакого нет. В той стороне сплошной лес до самой деревни, а за ней…
- В деревню людей послали? Может быть, кто-то что-то видел, слышал…
- Я послал туда людей, ваше сиятельство. Они еще не вернулись. С вашего позволения, я продолжу поиски. Я только хотел сказать вам, как я бесконечно благодарен…
Ланге раздраженно махнул рукой.
- Идите.
- Ваше сиятельство…
- Что еще?
- Вы действительно думаете, что карлик…
- Да, я так думаю.
- Он был предан ей, как собака.
- Это он вам сказал?
- Но…
- И собака может сбеситься. Идите же!
Когда лесничий покинул дом, Ланге возвратился в библиотеку и жадно глотнул коньяка прямо из бутылки. Держа ее в руке, он свалился в кресло. Бессмысленно, повторял он, бессмысленно. Их никогда не найдут.
Еще несколько глотков частично вернули ему утраченное душевное равновесие. Не найдут, думал он, ну и что же… Почему он, граф Ланге, должен бояться какой-то полуграмотной девчонки и полоумного урода? Потому что она угрожала ему? Чепуха, она просто вспылила. Не все угрозы непременно приводятся в исполнение. Но если все-таки она или карлик… Или оба… Да пусть попробуют! У Ланге есть что им противопоставить…
С бутылкой в руке, он уснул в кресле.
После этой ночи поиски продолжались, все более вяло, еще около недели. Об исчезновении Зои сообщили в полицию. Вместе с приметами девушки было указано, что ее может сопровождать карлик. Ланге сомневался, что полиция станет заниматься этим делом всерьез, хотя за сведения о Зое он назначил награду - уж очень безнадежным оно выглядело, никаких следов.
Жизнь в имении Ланге входила в прежнюю колею.
17.
Владимир Андреевич Кордин стоял у окна в малой гостиной замка Нимандштайн. Была глухая ночь, в комнате горела только одна свеча, и Кордин не видел ничего, кроме своего отражения в оконном стекле. Он отвернулся от окна, достал из коробки сигару, но не закурил и швырнул сигару обратно. После этого он вновь уставился на свое отражение.
Несмотря на внешнее спокойствие, с каким он вел себя в последнее время, и показное дружелюбие к отцу Павлу, Кордин отнюдь не смирился. Он мучительно искал выход из тупика. Два дня назад он попробовал снова поговорить с сестрой, но она остановила его на таких дальних подступах к теме, что продолжать он не решился. Никто бы не смог отговорить Елену от ее намерения… Кроме одного человека - самого отца Павла. Беда была в том, что отец Павел не собирался этого делать.
С глубоким вздохом Кордин перевел взгляд на большие напольные часы, мерно стучащие с размахами тяжелого маятника, потом на огонек свечи…
Он замер, ледяные иголочки впились в его спину.
В кресле возле стола неподвижно сидела молодая темноволосая женщина. Ее огромные карие глаза пристально смотрели на Кордина. Она сидела в напряженной позе, выпрямившись, не касаясь спинки кресла. Она была очень красива, какой-то экзотической, нездешней красотой, и красота ее таила угрозу.
Кордин инстинктивно метнулся к секретеру, где в нижнем ящике лежал заряженный револьвер, предназначенный для защиты от возможных грабителей.
- Оружие вам не понадобится, - сказала ночная гостья обворожительным хрипловатым голосом. - Успокойтесь, я не причиню вам зла.
Медленно задвинув наполовину выдвинутый ящик, Кордин даже нашел в себе силы для ироничной интонации.