8
- Не знаю, Саша, - сказал Кремер. - И никто не знает. Вариантов, как сам понимаешь, ровно три: либо мы останемся, где и были. Либо вернёмся в исходную точку. Либо… провалимся ещё куда-нибудь.
Таманцев не желал "ещё куда-нибудь". Он сказал:
- Все источники, что ты перелопатил за полгода, утверждают однозначно - ничего похожего на развалины Девятки здесь не находили. Значит? В прошлом мы не останемся, и глубже провалиться не можем. Либо восстанавливаем статус-кво, либо сваливаемся на головы потомков, как Карлссон из поднебесья…
- Мы заодно перелопатили и всю беллетристику о путешествиях во времени, - парировал Кремер. - Там рассматривается схожий вариант. Всё просто - с момента нашего появления здесь будущее изменилось, и руины "двойки" и городка там появились. Но мы читали другие учебники и всего этого, естественно, не знаем…
Таманцев устал от дискуссии. Всё это говорилось не раз, но никакая истина не родилась из бесплодных споров. И он сказал:
- Ну ладно. Никаких новых возражений против отключения я не услышал. Сегодня аппаратура будет обесточена.
"Ничего от этого не изменится", - подумал Кремер. Ничего. Можно выдвигать любые дикие теории про то, каким образом банальный радар, пусть и сверхгигантских размеров, перебросил Девятку на тысячелетие-другое назад. Можно сколько угодно теоретизировать о мифических хронионах, которые вдруг стала излучать аппаратура… Но ясно одно - той энергии, что мы подаём на "двойку", - не хватит, дабы поддерживать процесс столько месяцев.
Нет его, процесса.
Дал некий результат и закончился. И Сашка отключит "двойку", и всё останется как есть, и он поймёт, что серьёзные мужчины из Генштаба и военной прокуратуры никогда не возьмут его за шкирку и не заставят отвечать за всё тут произошедшее… И станет он, наконец, нормальным местным султаном - и не самым худшим, смею надеяться… А если повезёт и нас всех быстро не прикончат, то через пять-шесть поколений всё вернётся на круги своя: потомки смешанных браков будут пасти овец вокруг останков Девятки, и в речи их будет сотня-другая славянских корней, а ножи и дротики будут перекованы из металла танков и бэтээров… И лишь степные сказители будут вспоминать порой старую легенду о страшном Карахаре. О Чёрной Птице, повелевающей Драконами Земли…
- У тебя есть три часа, чтобы забрать Лизу. Хочешь - Гамаюновы ребята смотаются быстренько… Или сам на вертушке слетай. Но смотри, как бы зятёк твой в степь не драпанул с Лизаветой под мышкой. С Драконами Неба они вблизи не знакомы.
- Незачем, - Кремер выговорил это слово медленно, чуть не по слогам. - У неё есть муж и будет ребёнок. А у нас нет гарантии, что мы всей Девяткой не приземлимся в начале триасового периода…
На самом деле майор не сомневался, что они никуда не приземлятся, потому что никуда не взлетят. И не хотел дёргать старшую дочь понапрасну.
Майор Кремер был хорошим аналитиком.
Хотя иногда ошибался.
VI. "Двойка"
1
Паренёк, выстреливший утром ему в сердце, мог приходиться Гамаюну сыном. Это не образное выражение, намекающее на разницу в возрасте.
Именно мог. Именно сыном.
Но не приходился. Вместо этого попытался прострелить подполковнику сердце из самопальной конструкции - оружием это назвать язык не поворачивался. Но убить железка могла…. Теоретически. На деле едва ли - оценив калибр и самого стрелка, Гамаюн просто позволил пальнуть в броник.
…Про женщину, сидевшую напротив начальника Отдела, сочинители дамских романов сказали бы: на лице её оставались следы былой красоты. И сказали бы слабо. Следы остались как от тяжёлого танка, прошедшего по заботливо взрыхлённой погранцами контрольно-следовой полосе - туда, затем обратно, потом покрутившегося на месте… Короче говоря, красивая была женщина, хоть и не молодая.
- Мне надо знать одно, Наталья, - кто стоял у Кёшки за спиной, - сумрачно сказал Гамаюн женщине.
На самом деле он знал - Кеша Петрищев, сын погибшего на Ак-Июсе майора Петрищева, примыкал к некоей малочисленной группе молодых лоботрясов.
Программа сего политического течения была незамысловата.
Пункт первый: нечего сидеть на Девятке, дожидаясь неизбежного призыва, надо отправляться в большие города, где ждут их не дождутся большие возможности, большие деньги и доступные девушки.
Пункт второй: поскольку исполнению п. 1 мешает злокозненный Гамаюн, выдумавший отсутствие пресловутых городов и осадное положение - подполковника надлежит уничтожить и приступить к исполнению п. 1.
Недавно в рядах организации назрел раскол - фундаменталисты по-прежнему утверждали, что виноват во всём исключительно Гамаюн, а прогрессисты пришли к выводу, что начальнику Отдела провокация таких масштабов не по плечу, и действительно кое в чём виновата включённая "двойка" - посему п. 2 надлежит дополнить разрушением данного сооружения…
Даже "орлята" казались на фоне Кешкиной компании чрезвычайно серьёзными людьми - и на болтовню пацанов никто внимания не обращал. Ни Отдел, ни его оппоненты. Благо никаких средств для выполнения программы у молокососов не имелось. Теперь вот нашлись.
…Наталья плакала. Говорила много и растеряно.
О том, каким послушным мальчиком был всегда Кёшка. О том, как его потрясла смерть отца. И о том, чьим он мог стать сыном, - Наталья тоже сказать не забыла.
Гамаюн оказался на ногах. Не встал, не вскочил - именно вдруг оказался на ногах, рядом с ней. Навис, выдохнул тихо и страшно:
- На кону восемь тысяч жизней. Даже больше. И не надо разводить ностальгические сантименты. Что прошло - прошло. Что могло быть - не случилось. У нас назревает большая неприятность - из степи. Очень большая. И если какие-то ниточки от Кёшки тянутся за периметр… Сейчас тебя отведут к нему - поговорите. Не старайся быть логичной, побольше слёз и эмоций - как сейчас со мной. Насколько я Кёшку знаю - поплывёт. Я должен знать, стоял ли кто за ним… А чтобы плакалось тебе убедительнее, имей в виду: если он промолчит и за него возьмутся спецы по допросам, ты не увидишь его даже мёртвым. К счастью для себя - не увидишь. Иди!
Она беззвучно открывала рот, пыталась что-то сказать. Он нажал кнопку на столе. В дверях мгновенно возникла Багира - без парика и платья, в нормальном своём виде. Скользнула к Наталье, на вид несильно сжала за локоть: идём. Та едва переставляла ноги…
Гамаюн блефовал. Не имелось у него настоящих, профессиональных, готовых на всё спецов по допросам третьей степени. Конечно, выпотрошить информацию из пленного более-менее обучен и любой сержант-сверхсрочник, занимавшийся разведкой или противодиверсионными мероприятиями. Но применять методы экстренного потрошения к своим, к сыну погибшего товарища…
Таких людей в Отделе не было.
2
Прослушивание сорока минут семейной беседы ничего интересного не принесло: истеричные слёзы матери, робкий интерес сына: что с ним будет? (с лёгким, неуверенным намёком на тот факт, что гражданского суда в Девятке нет, а воентрибуналу он не подсуден). Затем увещевания срывающимся, полным неподдельного ужаса голосом. Снова рыдания, объяснения сквозь слёзы, что с ним будет…
Сработало. Расчёт оказался точен. Парень поплыл. И заговорил.
Однако - лгал. Брал всё на себя, уверял мать, что мстил за посланного на убой отца… Но и эта ложь говорила о многом. И молчание говорило - молчание о придурочных дружках, об утопических мечтах покончить с Карахаром, об однокласснике Володьке Черепанове (Черепе). Тот с детства грешил изготовлением стреляюще-взрывающихся конструкций, работающих на спичечных головках и т. д. и т. п. Гамаюн сильно подозревал, что именно из самоделки этого Кулибина в него и стреляли утром…
Нет, серьёзные люди подобрали бы Кеше и оружие серьёзное. И замотивировали бы его у пацана появление - дабы самим остаться в стороне. И приказали бы всё валить на диссидентствующих друзей: мол, сбили с пути, запутали, подставили. Так что? Опять совпадение? Не многовато ли на один день их набирается?
Гамаюн отключил аппаратуру, не дослушав душещипательно-мексиканскую сцену. Вышел из кабинета. Коротко бросил Лягушонку:
- Конвой готов? Панкратов на месте? Выслушал утвердительный ответ, кивнул:
- Едем на "двойку".
3
С Кешей Петрищевым, впечатлительным семнадцатилетним пареньком, на самом деле всё произошло гораздо проще. И сложнее.
Ещё вчера он и в мыслях не имел поиграть в героя-народовольца. Да, ругал начальника Отдела в компании, - так и все ругали… Но знал, как уважал того Кешкин отец. И в глубине души не считал Гамаюна повинным в смерти майора Петрищева..
А этим утром с Кешей стало твориться непонятное.
Он пошёл к Черепу, не совсем понимая, зачем идёт. Разбудил и настойчиво попросил пушку, не понимая, зачем просит. Отправился к "Хилтону", механически переставляя ноги. Шёл вроде бесцельно, без всякой мысли - однако пистолет-самоделка был до хруста в суставах стиснут потной рукой. И - аккуратно прикрыт курткой. Зачем?
Только увидев Гамаюна, неожиданно и резко он понял всё. Мысль оказалась чёткая, лишённая тени сомнения. Но… какая-то чужая. Потом всё произошло очень быстро, всё замелькало, как в зажатом в токарном станке калейдоскопе, - сомневаться времени не осталось.
Лишь оказавшись в Отделе, в крохотной комнате без окон, Кеша задумался: зачем и почему он всё делал? Задумался и за полтора часа убедил себя, что мстил за покойного отца. Почти убедил…
Гамаюн всего этого не знал.