- Я тоже, - мрачно отозвался Рамбай. - Спать. - И он демонстративно улегся на дно дупла, отвернувшись к стенке.
Ливьен молча, тихим движением руки остановила Лабастьера, собиравшегося было вступить с отцом в полемику. Утро вечера мудренее. Первый внимательно посмотрел на нее, улыбнулся и согласно кивнул.
А когда они легли, Ливьен впервые обратилась к сыну с просьбой:
- Расскажи нам о бескрылых.
- Я знаю о них слишком много. - Ночное зрение делало его лицо похожим на маску. - Что бы ты хотела услышать, мать?
- Они умели любить?
- О да. В этом мы с ними совершенно одинаковы. Точнее, вы.
Он помолчал.
- Я могу расскать тебе очень популярную у бескрылых истрию. О юноше Ромео из семьи Монтекки и его возлюбленной Джульетте из семьи Капулетти…
"Какие странные имена", - подумалось Ливьен, но Лабастьер уже начал свой рассказ, и она окунулась в него, забыв обо всем на свете.
…- Они были чище нас, - тихо сказала растроганная Ливьен, когда Лабастьер закончил.
- Это только сказка, - возразил тот. - Потому она и была любима ими, что помогала забыть о грязной реальности их мира. Боли и подлости в их жизни было даже больше, чем в истории бабочек.
- Племя ураний живет по законам этой сказки, - сообщил Рамбай. Оказывается, он тоже не спал. Ливьен огляделась. Бодрствовали все.
- Они оставили нам хорошее наследство, - тихо сказала Сейна. Она сидела, привалившись к стенке дупла, и лицо ее было заплакано. Дент-Байан лежал рядом, положив голову на ранец возле её коленей. Повязка была снята с его лица: внутренний интерьер дупла никак не мог послужить ориентиром разыскивающим их махаонам… Глаза Дент-Байана были так же водянисты и непроницаемы, как и всегда. Ведь Первый рассказывал на языке маака, и Дент-Байан вряд ли понял хоть что-то.
После гибели думателя Сейна и ее самец махаон могли общаться только с помощью переводчика, которым время от времени выступал Лабастьер. В то же время и он, и она понемногу изучали язык друг друга…
"Нужно попросить Лабастьера, чтобы он рассказал эту повесть о бескрылых влюбленных Дент-Байану на его родном языке или мысленно, - подумала Ливьен. - Его народ суров, но "бессрочнику", наверное, было бы нетрудно понять эту историю и оценить ее…"
И в этот момент их отдых прервал грохот.
С оружием в руках они поспешно летели обратно в сторону поселения ураний, навстречу треску выстрелов, и уже издалека видели пламя пожарища. Только Дент-Байан остался в дупле: так решил Лабастьер.
Махаоны! Никто не произнес этого слова вслух, но каждый понял, что это могли быть только они. Они выследили осквернителей пещеры Хелоу, и теперь разыскивали их там, где прервалась зрительная передача от Дент-Байана. Они напали на селение ураний, и раз они решились на это, значит, их достаточно много.
То, что предстало глазам четверки путников, даже трудно было назвать сражением. Скорее - бойней или избиением.
Несколько десятков мускулистых серо-зеленых варанов носилось по центральной поляне селения и меж прилегающих к ней деревьев. Всадники на их спинах, стреляя долгими очередями, разбрасывали по сторонам веера смертоносных лезвий.
Смерть настигала воинов-ураний еще до того, как те успевали натянуть тетивы своих луков. Спастись бегством в поднебесье было невозможно, смерть настигала и там: махаоны, порхая в воздухе, безжалостно добивали тех, кто пытался вырваться из гибельного круга всадников в небо. Стоны и предсмертные крики оглашали цветущую поляну. Горели деревья.
Путники затаились. У Ливьен заныло сердце. Она вспомнила, как на этом самом месте вели свой прелестный хоровод девушки-урании… Теперь-то она знала, что дикари, несмотря на свой воинственный и дикий вид, нежны душой и поэтичны, пожалуй, значительно более, чем остальные виды бабочек.
Напавшие представляли собой как бы прилипший к земле пузырь, внутри которого бился клубок из воинов-ураний. Клубок этот таял, а гора трупов на земле становилась все выше и выше.
Ливьен вздрогнула, услышав возле себя возню. Она оглянулась и не веря глазам, уставилась на своих спутников. Рамбай и Лабастьер, рискуя сорваться с ветки, ожесточенно боролись друг с другом, а Сейна пыталась разнять их.
Они дрались молча, стиснув зубы, понимая, что быть замеченными махаонами, значит - умереть.
- Да что это с ними?! - шепотом воскликнула Ливьен.
- Рамбай хотел лететь на помощь дикарям, а Лабастьер не позволил ему.
Понятно. Уж если у неё картина истребления ураний отозвалась глубокой душевной болью, каково же тогда было состояние Рамбая?
Лабастьер оказался сильнее Рамбая. Он сумел завернуть отцу за спину руку и теперь держал его в неудобной позе, прижимая лицом к ветке.
- Выслушай меня, - хрипло дыша, зашептал он. - То, что ты хочешь сделать - глупо! Ты погибнешь, и это единственное, чего ты добьешься.
- Лучше Рамбай погибнет в бою, чем будет отсиживаться здесь и смотреть, как убивают его братьев!
- Но я знаю, как спасти их. Во всяком случае, хотя бы некоторых из них.
- Говори, - сквозь зубы процедил Рамбай.
- Они ищут НАС. Они убивают ураний потому, что уверены: мы - среди них. Они руководствуются тем, что видит Дент-Байан, а сейчас этот ориентир потерян ими…
- Отпусти меня, сын, - прошипел Рамбай. - Я все понял. Поспешим!
Лабастьер ослабил хватку.
Уже в полете Рамбай объяснил Ливьен и Сейне их план. Вместе со снявшим с глаз повязку Дент-Байаном они полетят обратно к горам, и махаоны, оставив в покое ураний, погонятся за ними. Через некоторое время они спрячутся в какое-нибудь дупло, а Дент-Байан продолжит путь один, ведя за собой махаонов. Остальные, переждав, вернутся к ураниям. Потом и Дент-Байану нужно будет спрятаться в какое-нибудь темное дупло и просидеть там как можно дольше, чтобы махаоны потеряли его след. У Дента будет шанс спастись, хотя рискует он и больше, чем остальные…
План был жесток, но логичен. Во всяком случае, ничего другого им не оставалось. Слишком высокая степень риска, которому по этому плану должен был подвергнуться Дент-Байан, смущала, пожалуй, только Сейну. Она молчала, но была мрачна, как туча. Рамбай же, успокаивая совесть, бормотал:
- Он - махаон… Его братья убивают моих братьев… Он один может увести…
Дент-Байан принял план Лабастьера без малейших возражений, и они вылетели в направлении гор.
В начале первого дня полета Ливьен еще сомневалась, верно ли они поступают, действительно ли махаоны полетят за ними. Но уже вечером Рамбай возбужденно сообщил:
- Запах махаонов. Они близко опять.
Ливьен привыкла доверять чутью Рамбая.
К концу четвертого дня полета Лабастьер объявил:
- Все. Дальше Дент полетит один.
- Нет, - возразила Сейна, - он полетит не один. С ним буду я.
- Ты нужна нам! - воскликнула Ливьен, испугавшись, что потеряет единственную подругу, и искательно посмотрела на Рамбая и Лабастьера.
- Я останусь с ним, - твердо повторила Сейна. - И даже не пытайтесь переубедить меня.
Рамбай отвел глаза, а Лабастьер, согласно кивнув Сейне, сказал ей:
- Если ты решила так, то нам это только выгодно. Лети рядом с ним, побольше разговаривай… Сделай так, чтобы тот, кто смотрит его глазами, как можно позднее понял, что вас только двое…
Рамбай тронул руку Ливьен и тихо произнес:
- Наш сын не по возрасту умен.
И Ливьен с горечью осознала, что в интонациях его голоса сквозит презрение.
3
Тронул я ветку, она, шевелясь,
Тайну шепнула мне:
"Ты - это я, но во сне бытия
Тождества правды нет…"
"Я это знаю, - ответил я, -
Вместе сгорим в огне".
"Книга стабильности" махаон, т. XXV, песнь XII; учебная мнемотека Храма Невест провинции Фоли.
Лабастьер Первый замолчал. Он останавливался и раньше, но тогда было ясно, что паузы связаны с желанием более точно восстановить в памяти минувшие события. Сейчас же, как поняла Наан, император свой рассказ завершил окончательно. Но ее это не устраивало.
- И что же было дальше? - настойчиво спросила она. - Дент-Байан и Сейна тоже причислены Новой Верой к лику святых, но святых-мучеников. Я знала о них только то, что они погибли, помогая Внуку Бога. Это случилось как раз тогда?
Сложив крылья на одну сторону, Лабастьер перевернулся на спину и лежал теперь, глядя ей прямо в глаза.
- Да. Сейну и Дент-Байана я больше не видел никогда. С ними исчез и отряд махаонов. Думаю, все они погибли в морозном преддверии пещеры Хелоу… А я и мои родители поселились с остатками племени ураний. Махаоны уничтожили почти всех самцов. Зато самок осталось предостаточно.
- Все вышло так, как ты и хотел, повелитель? - Наан произнесла эти слова без ярко выраженных интонаций, чтобы Лабастьеру не показалось, что она осуждает его. Но сегодня, похоже, император был склонен к самобичеванию:
- Хотел?.. Да, пожалуй. Я не побрезговал воспользоваться тем, как сложилась ситуация. Но мне не нужны были все эти жертвы, и не я устроил побоище… А Сейна и Дент-Байан были близки мне не меньше, чем отец и мать.
- Но ты не побрезговал… - не удержалась Наан.
- Да! - Лабастьер вскочил на ноги. - Да! И все дальнейшие события показали, что я был прав! Хотя я и потерял навечно любовь своих родителей. - Он повернулся, чтобы уйти, но почувствовал, как руки Наан обхватили его сзади за талию.
Он обернулся.
- Прости… - раскаяние на ее лице казалось искренним.
- За что?