В 1973 году Жан Распай (Jean Raspail), известный путешественник, исследователь и автор книг о путешествиях, написал футуристический роман "Лагерь Святош" (The camp of the Saints). Время действия - примерно 25 лет в будущем (т.е. практически наши дни!).
В полунищей Калькутте (Индия) разразился голод. Из гуманитарных соображений правительство Бельгии решило впустить некоторое количество детей на свою территорию, но когда десятки тысяч изможденных матерей с детьми хлынули в бельгийское Консульство, испугалось, отменило свое решение и закрыло здание. Вспыхнул стихийный бунт, охрана и некоторые сотрудники консульства были убиты и, как следующий логический шаг, в толпе нашелся лидер, мессия, с революционной идеей физического захвата лагеря святош, в данном случае - страны, где есть еда, вода, жильё и чудеса Голливуда. Революционные идеи быстро овладели сознанием полуголодных масс и за несколько дней были захвачены все возможные и невозможные плавучие средства и ржавая флотилия через несколько месяцев жуткого пути - вокруг Африки и через Гибралтарский пролив - достигла южных берегов Франции.
Через 10 лет, в предисловии к очередному переизданию, Распай писал о внезапном видении, посетившем его в один из дней 1972 года, когда он из окна своего дома смотрел на Средиземное Море: " Миллион бедных, убогих, вооруженных только их слабостью и количеством, сокрушенные страданием и нищетой, обремененные голодными коричневыми и черными детьми, готовые высадится на нашу землю, авангард бесчисленных масс, тяжело давящих на все части нашего усталого и сытого Запада. Я буквально видел их, видел страшную проблему, которую они представляют, проблему абсолютно неразрешимую внутри наших моральных стандартов (выделено мною). Дать им высадиться, значит уничтожить нас. Не пустить - уничтожить их".
Идея романа абсолютно ясна: раса определяет все. Ни идеология, ни классы уже не важны. В конце романа поток "потных, липких тел, локтями отталкивая других, безумно пробиваясь вперед - каждый человек за себя, - в свалке пытаясь достичь заветного потока молока и меда", сметает и давит и явного фашиста, и либерального священника, и солдат, отказавшихся стрелять по кораблям.
Книга Распая оказалась во многом пророческой. Не окажутся ли пророческим и те книги, которые сегодня отметаются как "неполиткорректные"?
"После того как белая раса была размыта и уничтожена, проводились археологические раскопки пласта времён "мирного завоевания" Европы цветными. Повсеместно обнаруживались тела изнасилованных и обезображенных белых женщин. Тела несчастных напоминали бомбы Второй Мировой, которые находят и ныне в городах Европы и России…"
Содержание:
Жан Распай - СТАН ИЗБРАННЫХ - (Лагерь святош) 1
Раз 1
Два 4
Три 5
Четыре 7
Пять 7
Шесть 8
Семь 10
Восемь 11
Девять 11
Десять 12
Одиннадцать 13
Двенадцать 14
Примечания 15
Жан Распай
СТАН ИЗБРАННЫХ
(Лагерь святош)
Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобождён из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырёх углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный.
Откровение Иоанна Богослова, 20:7 - 20:8
Мой дух всё более и более обращается к Западу, в сторону древнего наследия. Возможно, в тех руинах всё ещё прячутся неведомые сокровища… Впрочем, я не уверен.
Лоуренс Даррелл
Извне видится, как Запад, поднимаясь, достигает известной границы своей, за которой неизбежны неустойчивость, а после и вовсе падение.
А. И. Солженицын
Я собирался написать большое предисловие, в котором намеревался объяснить свою позицию и показать, что всё написанное мной - нечто гораздо большее, чем настигший меня нелепый, чудовищный сон. Даже если разворачивающиеся на страницах моей книги события, символичные сами по себе, кажутся неправдоподобными, - нам никуда не деться от факта, что нечто похожее, тем не менее, происходит прямо сейчас. Достаточно лишь взглянуть на цифры предполагаемого роста населения на пороге грядущего тысячелетия, через 28 лет: 7 миллиардов людей, из которых лишь 900 тысяч будут белыми.
Ну, и что с того?
Я хочу подчеркнуть, однако, что слова, вложенные мною в уста персонажей, слова, которые я заставил их написать, - все эти редакторские колонки, речи, пастырские послания, законы, новости и заявления - все они, на самом деле, вполне настоящие. Возможно, по мере того, как они будут появляться в реальном мире, читатель сможет связать их с теми, что ему довелось прочесть в этой книге. Я фантазировал, но реальность воплощает мои фантазии, хочу я этого или нет.
Жан Распай
Я осмелился изменить название романа на русском языке так, как оно, по моему мнению, и должно звучать. В цитате из "Апокалипсиса", взятой автором в качестве эпиграфа, упоминается именно стан избранных, а не "лагерь святых". Дело в том, что в оригинальном, арамейском (и древнееврейском) тексте слово "кадош", часто переводимое как "святой", означает "избранный", "отделённый". Именно это значение, по моему глубокому убеждению, и имел в виду Жан Распай: "стан избранных", а вовсе не какой-то странный и нелепый "лагерь святых" (или, того хуже, "лагерь святош" - такой перевод названия тоже мне попадался). Ну, и в заключение - мой эпиграф к роману, или, что правильнее, к его переводу, поскольку эпиграф этот сам автор использовать не мог по целому ряду причин.
Вадим Давыдов
Жан Распай
Мои войска выходят на поверку.
Сегодня бой, но я скольжу по верху,
рассеян, как гриппозный Бонапарт.
Отчизна тает в час по километру.
Мой конь идёт не вовремя до ветру.
Мой вестовой прелестно конопат.
Так наступил наш общий час неровный.
Наш Рим в огне, но мы же не Нероны -
не нам в вину вменяется поджог.
А варвары прорвутся сквозь кордоны
и вставят нам, не вспомнив про кондомы,
и вынут царство прямо из-под жоп.
Александр Таллер
Раз
Пожилой профессор поднял голову, охваченный простой - слишком простой - мыслью. Несмотря на имеющиеся невероятные обстоятельства, невзирая на всё, им прочитанное, написанное и передуманное за долгую жизнь, на привычку к научному осмыслению всего вокруг - ему не хватает мужества предложить что-нибудь, кроме самых обыкновенных, самых банальных рассуждений, на которые способен любой школяр.
День выдался чудесным, тёплым, но не жарким, и прохладный весенний бриз нежно, бесшумно обнимал закрытую террасу возле дома. Особнячок профессора примостился вверху, одним из последних - у самого гребня холма, взгромоздившегося на скалистом склоне, словно застава, хранящая коричнево-оранжевый посёлок и возносящаяся над раскинувшимся внизу ландшафтом курортного местечка, - над его пышным прибрежным бульваром, усаженном ярко-зелёными пальмами, верхушки которых едва можно было разглядеть отсюда, и превосходными белыми домами; над морем, безмятежно-синим морем богачей, - теперь изборождённым отнюдь не привычной дорогущей фанерой хромированных яхт, не мускулистыми телами любителей водных лыж и загорелыми девушками, не дряблыми белыми животами туристов, подпирающих поручни палуб прогулочных катеров, больших, но привычно осторожных, - нет, теперь в пугающе пустой акватории, в каких-нибудь пятидесяти ярдах от берега, зловеще покачивался невероятный флот, приковылявший сюда с другой половины земного шара, ржавый, убогий флот, - пожилой профессор рассматривал его уже долго, с самого утра.