Уставший Сократ зашагал назад, чтобы поднять свои причиндалы. Маленький спартанский мальчик - ему не могло быть больше десяти лет - рванулся к оружию подобно лисе, чтобы забрать щит и копье самому. Мальчик нагнулся, чтобы их схватить, но тут ему в спину вонзился дротик пелтаста. Он завопил и упал, корчась в муках. Пелтаст со смехом достал из спины дротик.
- Долго будет мучиться, пока не помрет, - сказал он.
- Нехороший это конец, - сказал Сократ. - Пусть на войне будет столько боли, сколько нужно, но не более того. - Он наклонился, достал свой меч и перерезал мальчику горло. После этого конец пришел очень скоро.
- Благодарю тебя за жалость к моему внуку, - сказала ему старуха. Она была старше Сократа, и никто из афинян ею не заинтеровался.
Несмотря на дорийское произношение и недостаток нескольких передних зубов, афинянин ее понял, хоть и с трудом.
- Я сделал это не для него, - ответил Сократ. - Я сделал это для себя самого, во имя того, что я сам считаю правильным.
Ее костлявые плечи поднялись и опустились.
- Ты сделал это, - сказала она. - Вот что важно. Теперь он умиротворен. - Через мгновение она добавила: - Ты ведь знаешь, что я бы тебя убила, если б только смогла?
Он кивнул головой:
- О, да. Именно так говорят афинские старухи о тех, кто отнял у них любимых родственников. Симметрия меня не удивляет.
-- "Симметрия"? Гилипп мертв, а ты говоришь о симметрии? - Она плюнула ему под ноги. - Вот что я думаю о твоей симметрии. - Она повернулась и пошла прочь. Сократу было нечего ей ответить.
* * *
Хотя красно–кровавое солнце еще не взошло над задымленной долиной Еврота, Алкивиад уже начал расталкивать спящих афинских трубачей.
- Вставайте, широкозадые ганимеды, - сказал он ласковым тоном. - Трубите подьем. Мы не хотим гостить слишком долго в прекрасной, очаровательной Спарте, не так ли?
Гоплиты застонали, поднимаясь на ноги. Отдельные стычки со спартанцами продолжались всю ночь. Но если войско задержится, сегодняшнее сражение уже не будет стычкой. Это будет буря, потоп, катастрофа. "Так что задерживаться мы не будем," - подумал Алкивиад.
Некоторые из воинов заворчали.
- Мы еще здесь недостаточно поработали. Слишком много еще целых построек, - такова была самая типичная жалоба.
Алкивиад отвечал:
- Лев зевнул. Мы засунули руку ему в рот и дернули его как следует за язык. Хотите подождать, пока он сожмет челюсти?
Многие все равно хотели остаться. Они потеряли в Аттике дома. Они видели, как вырубают и жгут их оливковые рощи, стоявшие до этого столетиями. Им хотелось отмостить как можно больше. Но они подчинились Алкивиаду. Он был их полководцем. Он привел их сюда. Без него они бы здесь и вовсе не оказались. И теперь, когда он говорил им, что пора идти, они искренне ему верили.
Еды у воинов было не так уж много - принесенный с собой хлеб, краденые хлеб и каша, убитые овцы и свиньи. Уже одно это не дало бы им задержаться слишком долго. Впрочем, о таких вещах они не задумывались. В отличие от Алкивиада, который был обязан думать обо всем.
И они пошли прочь, назад мимо тех разрушений, которые оставили по пути в Спарту, назад к перевалу через Тайгет. Даже если б никто не указал им вслед пальцем, спартанцы смогли бы их выследить без труда. Но это не имело значения. Спартанцы могли гнаться за афинянами на пределе своих возможностей - и все равно бы их не догнали.
Как и по дороге в Спарту, Никий ехал рядом с Алкивиадом. Он напоминал Алкивиаду человека, который слишком долго разговаривал с Сократом (хотя на самом деле Никий не общался с ним ни разу), или же человека, пораженного молнией.
- Сын Клиния, - сказал Никий изумленным голосом, - я никогда не думал, что кто бы то ни было может сделать то, что сделал ты. Никогда.
- Человек, который верит в собственную неудачу, потерпит ее непременно, - ответил Алкивиад. - А человек, который верит в то, что способен на великие дела, также может потерпеть неудачу, но уж если он добьется успеха… О, если он добьется успеха! Кто не осмеливается, тот не побеждает. Говори обо мне что хочешь, но я осмеливаюсь.
Никий посмотрел на него, покачал головой - в знак удивления, а не возражения - и направил своего коня в сторону. Алкивиад откинул голову назад и засмеялся. Никий дернулся, как будто мимо его головы пролетел дротик.
На середине восточного склона, где по обеим бокам тропинки рос лес, афинянам преградила путь кучка спартанцев и периэков - кто в боевом снаряжении, кто просто в рубахах.
- Они хотят нас задержать, пока к ним не придет подмога, - сказал Алкивиад. - Впрочем, Фермопильское сражение закончилось уже давно. Да и тогда им эта тактика не помогла.
Он повел своих гоплитов на врага. Между тем пелтасты пробрались через деревья, после чего вышли на тропинку и ударили спартанцам в тыл. После этого сражение закончилось. Началась резня.
- Они проявили смелость, - сказал Никий, глядя на сваленные в кучу трупы, одетые в плащи. Плащи были выкрашены в красный цвет, чтобы кровь была незаметна.
- Они проявили глупость, - сказал Алкивиад. - Они не могли нас остановить. А раз не могли, так зачем было и пытаться? - Никий открыл рот один раз, другой… теперь он напоминал тунца, только что вытащенного из моря. Мысленно отмахнувшись от Никия, Алкивиад направил лошадь вперед нажатием коленей и дерганьем за поводья. Он снова повысил голос: - Вперед, ребята! Осталось чуть больше полупути до кораблей!
Поднявшись на высшую точку горного перевала, он посмотрел на запад, по направлению к заливу, где находился афинский флот. Конечно, он не мог увидеть корабли на расстоянии в сотню стадий, но посмотрел все равно. Если с ними что‑то случится, он окажется в таком же глупом положении, как и те спартанцы, что пытались задержать афинскую фалангу.
На пути вниз к побережью он потерял несколько воинов. У двоих не выдержало сердце, и они упали замертво. Остальные, не в силах выдержать темп, повалились на обочине дороги, чтобы отдохнуть.
- Мы никого не ждем, - говорил Алкивиад, снова и снова. - Подождем одного - погубим всех. - Возможно, некоторые воины ему не поверили. Возможно, они так устали, что им было все равно. Потом им будет не все равно, но тогда уже будет поздно.
Где был Сократ? Алкивиад тревожно всматривался в маршировавшую афинскую колонну. Его дорогой друг годился большинству гоплитов в отцы. Смог ли он выдержать темп? И тут Алкивиад снова засмеялся. Он увидел Сократа, который не только выдерживал темп, но и громко спорил с более молодым воином справа от себя. Да, о его идеях можно сказать что угодно - Алкивиад и сам в них не вполне верил, немотря на многолетние беседы - но сам Сократ был полон сил и здоровья.
Спустившись наконец с западных склонов Тайгета, афиняне закричали, указывая пальцами:
- Таласса! Таласса! (Море! Море!)
А также:
- Неес! Неес! (Корабли! Корабли!)
Действительно, транспорты и защищавшие их триеры ждали здесь по–прежнему. Алкивиад позволил себе вздохнуть с облегчением.
И вот под копытами его лошади взлетел песок. Он добрался до пляжа, откуда повел афинян в поход прошлым утром.
- Мы свое дело сделали, - обратился он к ожидавшим морякам. - А что происходило тут?
- Спартанские триеры сунулись было сюда на нас посмотреть, - ответил один из них. - А как посмотрели, так сразу повернулись и смылись.
- Вот как? - Алкивиад надеялся именно на это. Моряк кивнул головой. Алкивиад сказал: - Что ж, о наилучший, теперь мы сделаем то же самое.
- А что потом? - спросил моряк.
- А что потом? - эхом отозвался Алкивиад. - Ну как же, потом мы отправимся назад в свой полис, и тогда уж выясним, кто же на самом деле является "афинским народом".
Моряк улыбнулся. Улыбнулся и Алкивиад.
* * *
Мало что мог увидеть Сократ, находясь в трюме транспорта. Таким образом, он находился там как можно меньше, предпочитая проводить время на узкой палубе.
- Ибо разве это не будет противоречить здравому смыслу и самой природе, - сказал он моряку, который на него ворчал, - если человек отправится в дальнее путешествие и ничего не увидит по дороге?
- Мне плевать, будет это противоречить здравому смыслу или не будет, - сказал моряк, и его слова заставили Сократа дернуться. - Если будешь путаться у нас под ногами, отправим тебя вниз на место.
- Я буду очень осторожен, - пообещал Сократ.
И он действительно был очень осторожен… какое‑то время. Между тем флот, направлявшийся домой в Афины, вошел в воды Саронического залива. Слева лежал остров Эгина, старый соперник Афин, справа, ближе к Пирею - знаменитый Саламин. Солнце играло на поверхности волн. Морские птицы ныряли за рыбой, а затем отбирали добычу друг у друга, уподобляясь людям.
Сократ присел на палубе и спросил одного из гребцов:
- Как тебе тут работается, по сравнению с триерой?
- О, здесь грести труднее, - ответил гребец, снова с усилием налегая на весло. - У нас только один ряд гребцов, да и корабль потяжелей триеры будет. Тем не менее, кое в чем тут получше. Если ты таламит или зевгит на триере - то есть кто угодно, но не транит в верхнем ряду - то какой‑нибудь широкозадый кабан всегда испускает зловоние тебе в лицо.
- Да, я слышал, как об этом повествует в своих комедиях Аристофан, - сказал Сократ.
- Здесь об этом волноваться не приходиться, клянусь Зевсом, - сказал гребец. Он сделал новое усилие, и его ягодицы снова заскользили по сиденью.
Командир, стоящий на носу корабля, вдруг показал на север, в направлении Пирея:
- Смотри! Нас идет встречать галера.
- Всего одна, впрочем, - сказал воин, находившийся рядом с ним. - Я уж думал, не пошлют ли они против нас целый флот.