- Нам следует быть здесь осторожными. Правители, которых мы тут поставим, могут повернуться против нас, или же другие могут восстать и свергнуть их.
Он был прав. Иногда он оставался в дураках из‑за своих наивности и суеверия - но никогда из‑за глупости. Алкивиад ответил:
- Это так, о наилучший. Тем не менее, после всего, что мы тут наделали, Сиракузам придется восстанавливать свою мощь годами, даже если они против нас и повернутся. А ведь для этого мы сюда и пришли, не так ли? Чтобы ослабить их, я имею в виду. Мы этого добились.
- Добились, - согласился Никий, хотя и удивленным тоном. - Добились с помощью богов.
Улыбка Алкивиада стала еще шире:
- Ну так давай наслаждаться успехом! Если мы не насладимся жизнью, пока мы на земле, то когда же мы этим займемся?
Никий посмотрел на Алкивиада и сурово нахмурился, как это сделал бы педагог по отношению к мальчику, который остановился по дороге в школу, чтобы полюбоваться на обнаженных женщин в публичном доме:
- Так вот почему ты устроил комос вчера вечером!
- Я не устраивал пьяную гулянку. Она получилась сама собой, - ответил Алкивиад. После такой веселой пьянки его голове надлежало шуметь с такой силой, как будто по ней стучал молотом кузнец. Надлежало, но она не шумела. Победа была лучшим болеутоляющим средством, нежели опиумный сок. Он продолжил: - Но если ты думаешь, что я вчера не насладился, то ты не прав. А если ты думаешь, что я этого наслаждения не заслужил, то ты тоже не прав. Я взял Сиракузы, сделав то, что все полагали невозможным, - он не сказал, что так полагал его коллега, хотя мнение Никия ему было хорошо известно, - и я имею полное право отпраздновать эту победу, клянусь собакой Египта!
Никий что‑то пробормотал по поводу клятвы, почерпнутой Алкивиадом у Сократа. Но ответа у него не было. Собственно, в этом Алкивиад и не сомневался.
* * *
По форме Пелопоннес похож на руку, кистью которой является Коринфский перешеек на северо–востоке, а четыре толстоватых пальца (от мизинца до указательного) - это маленькие полуостровки, указывающие на юг. Небольшой же островок Китера лежит неподалеку от безымянного пальца подобно отвалившемуся ногтю. Что же касается Спарты, то она находится на ладони, не слишком далеко от основания среднего пальца. На рассвете афиняне пришвартовали свой флот в углублении между средним и указательным пальцами - где‑то между городками Абией и Фераем.
Алкивиад носился как одержимый с одного корабля на другой.
- Шевелитесь! Двигайтесь! Живо! - кричал он на гоплитов, пелтастов и немногочисленных кавалеристов, сгружавшихся с транспортов. - Ждать некогда! Время не терпит! Мы можем дойти до Спарты в один день. Если мы ударим достаточно быстро, то придем туда еще до того, как спартанцы соберутся с силами. Они разоряли Аттику годами. Теперь пришел наш черед пожаловать в гости.
На востоке горизонт заслонял горный хребет Тайгет. Однако проход, ведущий в Спарту, был виден даже с пляжа. Алкивиад забрался на лошадь с помощью раба, поддержавшего ему ногу. Алкивиаду эту помощь была не по душе - как и любой всадник, он предпочел бы какой‑нибудь другой способ. Но другого способа забираться за лошадь не было - по крайней мере, никто его еще не придумал. Так что приходилось терпеть.
- Вперед! - закричал он, выезжая во главу колонны гоплитов. - Мы все вместе, а они - нет! Как тут можно не победить?
Они прошли не так уж много, прежде чем им попался крестьянин, любовавшийся еще не созревшими оливками на своих деревьях. Конечно, спартанцем он не был. Он был мессенцем, илотом - почти что рабом. Его глаза чуть не выскочили наружу. Он бросился бежать, да так быстро, что смог бы обогнать бегуна, победившего на последних играх в Олимпии.
- Жаль, что мы не можем вырубить их оливковые рощи, как они вырубили наши в Аттике, - сказал Алкивиад Никию, который ехал неподалеку.
- На это у нас нет времени, - ответил Никий.
Алкивиад кивнул.
- Попробуем огнем, - сказал он. Но это было не так просто. Одного поджога было недостаточно, чтобы испортить оливковые деревья бесповоротно - для этого требовалось долго и упорно поработать топором.
По земле раздавались шаги афинян. Гоплиты, идущие в полном снаряжении, истекали потом. Алкивиад заставил каждого воина взять с собой полный мех вина, как следует разбавленного водой. То и дело кто‑нибудь из них приостанавливался, чтобы сделать глоток. Большинство ручьев в это время года находилось в пересохшем состоянии, и до зимних дождей это состояние оставалось неизменным. Когда войску попадался ручей, в котором было хотя бы немного воды, воины принимались ее пить.
- Говорят, что персидское войско по дороге в Элладу выпивало все до дна, - заметил Алкивиад. - А теперь мы можем сделать то же самое.
- Я не хочу ни в чем уподобляться персам, - холодно ответил Никий.
- Ну, не знаю, - сказал Алкивиад. - Мне бы богатство Великого Царя совсем не помешало. Нет, не помешало бы нисколько. Клянусь собакой, я б использовал его куда лучше, чем он.
Если не считать тропинку, ведущую к горному перевалу, местность вокруг афинян становилась все более дикой. Дубы сменились темными, нахмурившимися соснами. Прямо перед Алкивиадом дорогу пересек медведь. Лошадь фыркнула и попыталась встать на дыбы. Алкивиад ее удержал.
- В этих лесах хорошо охотиться, - сказал Никий. - Медведи, как ты сам видишь. И еще дикие кабаны, и козы, и олени.
"Если б я отправился назад в Афины, а потом сбежал, как планировал поначалу, то очутился бы, пожалуй, в Спарте," - подумал Алкивиад. - "Я захотел бы отомстить Афинам за свое изгнание, и Спарта для этого подошла бы отлично. Я бы и сам мог поохотиться в этих горах, если б не обсудил свои дела с Сократом. Мир был бы совсем другим."
Он засмеялся. "Но я и сейчас охочусь в этих горах. Впрочем, не на медведей и не на кабанов. Не на коз и не на оленей. Я охочусь на спартанцев - еще лучшую добычу."
Никакие укрепления перевал не заслоняли. У спартанцев не было такой привычки - защищаться с помощью укреплений. Вместо этого они использовали воинов. "А на этот раз, клянусь Зевсом, к ним в гости пожалуют чужие воины." Засмеявшись, Алкивиад закричал:
- Отсюда идем под гору, ребята!
Афиняне радостно зашумели.
* * *
Гоплит рядом с Сократом показал вперед.
- И это все? - спросил он, не в силах поверить. - Это и есть то место, с которым мы воевали все эти годы? Эта жалкая дыра? Это похоже на скопление деревень, да и не очень‑то богатых.
- Не всегда можно судить по первому взгляду, - сказал Сократ. - Если Спарту разрушить, то никто потом не поверит рассказам о том, как могучи были спартанцы. Они не строят ни изящные храмы, ни стены. Все это действительно, как ты говоришь, похоже на собрание деревень, а не на порядочный полис. А если разрушить Афины, то те, кто увидят наши руины, подумают, что мы были вдвое сильней, чем на самом деле. И тем не менее, показали спартанцы, что они могут бороться с нами за ведущую роль в Элладе, или нет?
- Показали, - ответил его товарищ. - А сейчас мы им показали.
Теперь уже в долине Еврота горело все, что могло гореть - оливковые рощи, поля, дома, общественные казармы, где питались первосортные спартанские граждане, сравнительно немногочисленные лавки, где работали жившие среди спартанцев периэки - второсортные граждане, работавшие на собственно спартанцев. В небеса поднималось огромное облако дыма. Сократ вспомнил виденные им на горизонте дымки, свидетельствовашие о том, что спартанцы жгли поля Аттики. Но те дымки не шли ни в какое сравнение с тем, что он видел сейчас.
Сквозь дым спускались любители падали - грифы, вороны, вороны и даже галки. Такого пира у них не было уже очень, очень, очень давно. Большинство мертвецов были местными жителями. Спартанцы пытались атаковать афинян, как только могли. На незваных гостей бросались не только мужчины, но и спартанские женщины - женщины, которые были приучены упражняться обнаженными подобно мужчинам и метать дротики.
Да, характера им было не занимать. Но афиняне оставались единым боевым формированием, а застигнутые врасплох спартанцы атаковали их поодиночке или парами, десятками или двадцатками. Ничего не могло остановить фалангу в чистом поле - только другая фаланга. Поскольку большинство их полноценных граждан, большинство их гоплитов находилось далеко от родного полиса, свою фалангу спартанцы собрать не могли. За что и поплатились. О, как они поплатились.
Сквозь пламя раздался голос командира:
- Пленных не берем ни одного. Ни одного, слышите? Ничто не должно замедлить наш поход назад к флоту. Если вы хотите, чтоб эти спартанки родили полуафинских детей, приступайте к делу здесь, сейчас же!
Товарищ Сократа ответил:
- Тут такие женщины, что если на нее навалишься, так она попробует тебя ножом пырнуть.
- Я уже слишком стар, чтоб находить удовольствие в изнасиловании, - ответил Сократ.
- Эй, вы двое, - позвал их командир, - беритесь‑ка за веревки! Нам нужно разрушить вот эту казарму, перед тем как поджечь!
Сократ и другой афинянин положили на землю свои щиты и копья, после чего отправились тянуть веревки. Рядом стояли афинские стражники, так что Сократ не боялся быть безоружным. Он дернул со всей силой. Угловой столб упал. Половина казармы развалилась. Афиняне радостно закричали. Воин с факелом поднес его к балке, после чего пламя заиграло на развалинах. И снова радостный крик поднялся к небесам - вместе с дымом.