- Владимирович.
- Вы встать можете? А то тут чрезвычайно темно, я не могу вас посмотреть…
- Вы врач?
- Да, давайте-ка пройдемте сюда. Правда, сесть тут не на что… ну поставь ведро - обратился доктор к кому-то еще, после чего мягко посадил мена рядом с окном.
Попытался посадить: мена вдруг стало тошнить так сильно, что пришлось, оттолкнув доктора, выскочить на улицу - благо, я помнил, где тут дверь и как ее открыть. Упав на колени в снег, я попытался освободить желудок от того, что ему сильно не понравилось - но оказалось, что там ничего нет. Меня выворачивало буквально наизнанку, во рту появился вкус желчи… Когда на пару секунд меня отпустило, доктор приподнял меня и, сунув в руку какую-то кружку, приказал:
- Пейте, пейте всё!
Кружка была большая, и я почти успел выпить налитую в нее воду… После того, как меня вывернуло еще три раза, вдруг стало немного полегче и я смог кое-как подняться: стало очень холодно стоять на коленях в снегу. Доктор завел меня обратно в дом, усадил на какую-то деревянную подставку и начал осмотр.
- Давайте посмотрим, что тут у нас… эти пятна - они у вас раньше были?
- Доктор, я не могу сказать, я просто не вижу, о чем вы говорите. Все как в густом тумане, я только свет от тени различить могу - ответил я и вдруг понял, что сейчас "полиэтиленовый пакет" стал потоньше. По крайней мере у окна я уже различал стекло от подоконника.
- Так, откройте-ка, батенька, глаза пошире, повернитесь сюда… повернитесь к свету. Понятно… похоже, вы и глазки немного сожгли - но ничего страшного. Сейчас мы их промоем борной кислотой, и вам станет лучше. Эй, братец, у тебя чай спитой есть? То есть, кого я спрашиваю… у тебя чай в доме есть китайский? Понятно, тогда возьми вот двугривенный и бегом в лавку покупать. С собой я, к сожалению, борной кислоты особо не захватил, но вполне полезно будет и спитым чаем попромывать. А вы, - обратился доктор к кому-то еще - хоть у соседей каких самовар найдите, и по возможности чайник. На худой конец кружку…
Я не совсем понял, при чем тут борная кислота и чай, поэтому на всякий случай спросил:
- Доктор, а что случилось-то? Где я?
- Вы, молодой человек, в Пичугинской слободе, куда вас привез этот мальчик, как его, Дима. У него в доме - потому как мальчик сказал, что вы его сюда привезти и просили. А вас похоже молнией задело. Но, слава Господу, не насмерть. Однако все же обожгло вас: фельдшер привез платок, которым вас обтирал - так он весь как бы в золе, так кожа ваша обгорела. Но очень похоже, что обгорела меньше, чем я боялся - на вас, гляжу, красные пятна только местами.
- Спину жжет очень…
- Дайте-ка посмотреть… да, странно - на спине кожа выглядит немного обгоревшей, как летом от солнца, да еще полосами какими-то.
- Это я ее намазать не смог, вот и не зажила.
- А чем вы мазали? - очень заинтересованно спросил доктор.
- Мазью… не помню, куда я ее сунул. Там вазелин с какими-то гормонами…
- Гармонями? - в голосе прозвучало недоумение - вазелин? на нефтяной основе, что ли?
- Наверное, я точно не знаю - вроде бы вазелин из нефти делают, но уверен я не был.
- А вам не холодно сейчас?
- Нет, тепло - хотя я сидел перед доктором в одних штанах, согреться после купания в снегу я уже успел.
- Просто давайте помажем спину простоквашей. Я думаю, что она будет даже лучше, чем нефтяная мазь. Кстати, извините за вопрос: а университет Аделаиды в какой стране?
- В Австралии, а что?
- Еще раз извините… просто поинтересовался. Раньше про такой не слышал.
Когда я лег, глаза у меня закрылись сами. Сквозь дрему доносились разные голоса: доктор стал кому-то объяснять, что глаза надо мне промывать непременно спитым чаем, затем густой бас стал что-то говорить о предстоящей дороге - но, видимо очень уставший от боли организм после того, как боль ушла, срочно потребовал отдыха - и я уснул. Почему-то снилась мне злая тетка-врачиха из комедийного сериала, но ничего смешного не происходило, напротив - тетка пыталась меня, привязанного к операционному столу, утопить из чайника, заливая мне воду в нос. Я, как мог, уворачивался, в тетка добрым голосом приговаривала: потерпи, сынок, это будет совсем не больно. Затем тетка исчезла, откуда-то пришел огромный пушистый кот, лег рядом, обнял меня теплой мягкой лапой…
Утром я проснулся потому, что мне на лицо упала какая-то вонючая тряпка. Открыв глаза, увидел, что упала она из-за занавески, прикрывающей верхнюю половину стены надо мной. Откуда она упала, особо разбираться мне было некогда - но лишь выскочив на улицу, я понял что зрение у меня почти восстановилось. И это хорошо - иначе я бы не увидел свои стоящие под лавкой ботинки…
Под какой лавкой? Я осмотрелся. Дом, из которого я вышел, представлял собой так называемую "мазанку": облепленный глиной каркас. Причем каркас - торчащий на обвалившемся углу строения - был, похоже, из камыша. Разобрать было трудно: просто облепленные грязью прутья, но из таких же "прутьев" на доме было сделана и крыша, а камыша я в экспедициях нагляделся. Пару раз видел и мазанки: Федоровские знакомые на Исымбае строили на своих участках такие летние домики, и не по бедности - как правило там же стоял двух-, а то и трехэтажные особняки, а потому что в жару в мазанке прохладно. Но тут особняка видно не было, а неподалеку стояло еще несколько таких же "домиков из дерьма и палок" и две вполне деревенских избы, только очень небольших. Дальше в утренней дымке проступали еще дома, целая улица. Обычная деревенская улица из дальнего захолустья - но вот очень "неправильная". Больше всего меня смутило то, что никакими проводами тут и не пахло - интересно, зачем меня сюда привезли?
Только заходя обратно в дом, до меня дошло и кое-что другое: снег. Ведь приехали-то мы на полигон в самом конце апреля, и снегом вокруг уже и не пахло. Так что внутрь я зашел уже в состоянии глубокой растерянности.
Не успел я закрыть дверь (почему-то повешенной на больших лоскутах кожи, а не на петлях), как занавеска над лавкой отдернулась и из-за нее вылез парень, одетый в какие-то обноски. Увидев меня, он аккуратно спустился и спросил:
- Ну что, вашбродь, гляжу, на поправку пошли?
- Ты кто? И какой сегодня день?
- Так это, вторник нынче, а я - Дмитрий Васильевич, Гавриловы мы…
- А почему снег?
- Дык февраль на дворе, как же без снегу-то?
- Какой февраль?
- Дык, опять же, двадцать пятое число нынче. А вы что, вашбродь, запамятовали? Оно-то понятно, я бы, ежели в меня молнией стукнуло, небось и как звать меня, забыл бы. А видеть-то вы теперича видите? Вчерась-то, говорили, что и не видите ничего…
- Вижу, спасибо. Лучше, но насколько лучше - не пойму… это что - газета? - я протянул руку к торчащему из какой-то ямки в стене свертку.
- А это доктор вчерась с собой принес. И оставил. Ежели в другой раз не спросит, так берите, а так это докторова газета…
Стена оказалась не стеной, а большой печкой, но мне это было уже не очень интересно: я прочитал название газеты. Обычное такое название: "Царицынский вестник", вот только дата на ней была… двадцать третье февраля одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Дата объясняла все: и снег, и отсутствие проводов в деревне, и дома-мазанки. Не объясняла она только одно: почему меня это столь мало взволновало. Хотя волновало меня все же много чего еще, в первую очередь сильная боль в заднице. Да и ноги болели так, как это бывает, когда первый раз без подготовки пробежишь кросс на двадцать километров: в институте подобное зверство учинили на первом курсе на первом же занятии по физподготовке. Так что я молча завалился обратно на лавку и попытался расслабиться, чтобы унять боль.
Особо расслабиться не удалось - и вдруг до меня дошло, что в моей сумке, которая, как я помнил, сейчас лежала под лавкой, была полная аптечка. Сунув руку под лавку, я открыл карман и достал пакет с лекарствами. Так, что тут? Пенициллин, аспирин, ампициллин, тетрациклин, еще один аспирин… вот, что надо - ибупрофен. Дальше я копать не стал, а быстренько заглотив две таблетки, запихнул аптечку обратно. Время тут такое… лекарств-то никаких нет, а вдруг заболею?
Дима - то есть Дмитрий Васильевич предложил поесть, сказав что я уже "третий день не жрамши". Интересно, сколько же я проспал? Но есть хотелось сильно - и, прикончив предложенную парнем тарелку каши (весьма неполную), я вспомнил о лежащем в сумке гамбургере - но оказалось, что котлета в нем уже испортилась. Хорошо, что котлетный сок не просочился сквозь салатные листья, так что булка осталась очень даже съедобной - ее мы умяли вместе с чаем. Чай был без сахара, и вкус у него показался незнакомым, хотя в чем-то даже приятным. А котлету и салат я, под жалостливым взглядом Дмитрия, выкинул за дверь, непонятно почему предварительно вытащив оттуда три дольки помидора и положил из на обертку. Зачем и почему - я сообразить не успел: дверь открылась и какая-то смутно знакомая женщина попросила "вернуть самовар". Так как ближе к двери сидел я, то взяв этот самовар, я пошел за женщиной.
Но далеко не ушел: когда я вышел за дверь, к дому подкатили сани и из них вышел мужчина в пальто необычного фасона.
- Здравствуйте, Александр Владимирович - раздался голос, который хорошо запомнился мне со вчерашнего дня. И вроде не только со вчерашнего… где я его слышал раньше? - Как вы сегодня себя чувствуете? Я вижу, вам сильно лучше уже, а как со зрением?
- Спасибо, зрение уже нормальное. Я надеюсь, что нормальное, читаю я, по крайней мере, легко. А скажите, где мы с вами могли встречаться? Мне ваш голос очень знаком… - добавил я, и тут же понял полный идиотизм вопроса: ну где я мог встретиться с человеком, который наверное помер лет за сто до моего рождения?