- Так ты сначала заряди - места хватит, - хохотнув, канонир кивнул на стоявшую рядом с пушкой корзину с ядрами и порохом в специальных картузах. - Давай, давай, действуй.
Приспособления для зарядки и производства выстрела лежали рядом с другой пушкой, расположенной чуть поодаль, - парной к первой. Банник, пробойник, пыжовник, шуфла…
Что ж, уроки старого английского капрала в крепости Монтжуик не пропали даром! Прочистив канал ствола банником, Громов ловко затолкнул шуфлой в ствол картуз с порохом и взял из корзины чугунное пятикилограммовое ядро…
- Не очень-то худо, разрази тебя гром! - скупо похвалил боцман. - Подожди, выберем цель да поглядим, насколько ты меток.
Андрей поспешно спрятал усмешку: "меткость" применительно к корабельному орудию была понятием весьма относительным, более-менее прицельно можно было стрелять только шагов на пятьдесят, а попадания на расстоянии свыше ста пятидесяти метров вообще являлись чисто случайными, что и понятно - большие зазоры, низкое качество пороха, качка.
Интересно - где они тут собрались выбирать цель?
Со всех сторон идущее бакштагом - сорок пять градусов к ветру - судно окружало море с зеленовато-синими, чуть тронутыми белыми барашками разводами волн и кружащими над корабельными мачтами чайками, красноречиво свидетельствующими о близости берега.
Собственно, даже если б какая-то одиночная цель и появилась, так горизонтальная наводка все равно осуществлялась поворотом всего корпуса судна, так что…
- Гляди-ка! - уперев руки в бока, заржал, словно конь, поднявшийся на корму капитан. - Он и впрямь целиться куда-то собрался! Что, идиот, пушку-то будешь руками двигать? Ла-адно, пшел пока вон, в трюм!
Так вот, унизив и обидно посмеявшись, бывшему лейтенанту в очередной раз указали на его нынешний социальный статус. Крайне низкий, если быть откровенным. Что ж, иного молодой человек пока и не ждал.
С грохотом упал захлопнутый сверху люк. Погасло закатное солнце.
- Что, прогнали? - язвительно осведомился "Головешка" Сильвио Дайвиш. - Так и не дали выстрелить?
Громов усмехнулся:
- Не дали. Думаю, заряды берегут.
- Это понятно, что берегут, - махнул рукой Сильвио. - Только при встрече с каким-нибудь фрегатом лишние заряды "Эулалии" вряд ли так уж сильно помогут.
- Вообще не помогут, - согласился Андрей. - Это они на вшивость меня проверяли.
- На что?!
- Смотрели, не соврал ли, умею ли заряжать.
- Слушай, Висельник, - немного погодя, шепотом поинтересовался Головешка. - А ты и в самом деле изо всего стрелять можешь? Пистолет, мушкет… что там еще-то?
- Изо всего могу, - молодой человек утвердительно кивнул, хоть и понимал, что этот кивок его здесь, в почти полной тьме, вряд ли виден. - Я ж говорил, что - военный.
- Я тоже военный, - ухмыльнулся Сильвио. - Только не совсем.
- Как это - не совсем?
- Не по огневому бою, как ты, спец, а по всякому прочему - кастет, кинжал, сабелька.
Громов лишь хмыкнул про себя: вот уж послал Бог сотоварищей, один другого стоит. Впрочем, кроме Головешки Сильвио больше никто ни с кем особо не откровенничал, здоровяк Деревенщина, похоже, вообще не любил болтать попусту, а прозванный Пташкой Мартин, может, и поговорил бы, да побаивался, стеснялся. Что же касаемо Рамона - то тот вообще казался темной лошадкой, явно отправленный в ссылку не за просто так. Да тут все не запросто так, кроме, вероятно, мальчишки.
- Эй, парень, - в тишине трюма вновь послышался голос Сильвио, на этот раз именно к Мартину и обращавшегося. - А тебя-то за что в дальние страны спровадили?
- Ни за что, - вздохнув, отозвался подросток. - Право же, ни за что - даже и сам не знаю.
- Так ты сам-то из Барселоны? - не отставал настырный Головешка.
Парень отвечал односложно:
- Из Барселоны, да. Ну и в Жироне жил когда-то.
- А чем занимался?
- Да так, работал… карманы пришивал.
- Карманы? - вступил в разговор Рамон. - А у какого портного?
- У дядюшки Жульерма, близ церкви Святой Марии Морской.
- А я на стройке работал, - Рамон со скрипом потянулся и смачно зевнул. - Каменщиком. Собор Святой Эулалии строил.
- Поди, цемент воровал да кирпичи? - ехидно подначил Сильвио. - Этот собор уж лет четыреста строят и еще столько же будут - с такими-то работниками.
Головешка был не так уж неправ - и в самом деле, тот еще долгострой был этот собор Святой Эулалии. Начали в конце тринадцатого века, а закончили аккурат к открытию Международной выставки 1888 года!
Рамон негромко заворчал про себя, видать, обиделся, Сильвио еще попытался было разговорить Мартина, да вмешался Деревенщина: жутко на всех рявкнул да сказал:
- Ша! Поспать дайте, ироды.
И впрямь, неплохо было бы сейчас и поспать - за день-то утомились изрядно.
Все уснули сразу - даже прикрикнувший на остальных Деревенщина Гонсало Санчес. Ни беготня да вопли на верхней палубе, ни гром якорной цепи никому вовсе не помешали, да и Гонсало-то выступал просто так, для порядку. Проснулись узники утром, не сами - разбудили.
- А ну вылазь, сволочье! Освобождай место.
Несколько обескураженных таким поворотом дела ссыльных вывели на палубу, поместив на их место в трюм человек тридцать черных эбонитово-блестящих рабов - по большей части крепких молодых мужчин, впрочем, попадались и тощие подростки, и испуганные, с глазами, как у газели, женщины.
Похожий на смесь бульдога и таксы боцман Гильермо, кроме того, что исполнял обязанности канонира, еще оказался и неплохим кузнецом, ловко перековав новоприобретенных узников - на этот раз уже черных.
- А вы что вылупились? - обернувшись прикрикнул он на ссыльных. - Работы нет? Сейчас я вам найду, потом не говорите, что не слышали.
В этот день Громова и его сотоварищей особо не гоняли - и сам капитан, и вся его команда, исключая вахтенных, напилась в стельку, празднуя удачную сделку. Конечно же, сделку, люди Якоба Пинеды вовсе не устраивали лихого набега на местные селения с целью захвата рабов, о нет - живой товар они по дешевке купили у какого-нибудь местного негритянского царька… купили или, скорей, обменяли на тот же ром или дешевые стеклянные бусы. И теперь праздновали, да так, что от лихих песен и ругани, казалось, трещали шпангоуты!
Резко изменив курс, "Святая Эулалия" пенила бурные воды Атлантики.
- Лай-ла-ла, лай-ла-ла, ла! - орали матросы во главе со своим капитаном.
Громов, нынче вместе со всеми переселенный на палубу, так и не смог сомкнуть глаз, всё чудилось, будто поют по-русски что-то наподобие "В флибустьерском темно-синем море бригантина поднимает паруса". И почему слово "бригантина" всегда ассоциировалось с романтикой? Вон, "Святую Эулалию" взять - да-а-а… Романтики хоть отбавляй, особенно - учитывая живой товар в трюме.
И начались нудные дни плавания, слава богу, без особых штормов - так, пару раз потрепало, но "сэр Якоб" при всех его гнусных недостатках оказался опытным капитаном. Во время шторма трудились как проклятые все, включая не только команду и ссыльных, но и пассажиров: тянули по команде боцмана разного рода веревки и тросы - бегучий такелаж, а наиболее шустрые - "висельник" Громов, Головешка, Мартин Пташка - уже и забирались на ванты, слава богу, не сорвались - Андрей как-то вовремя ухватил за шкрябень Мартина.
На протяжении недели ветра дули свежие и даже слишком, корабль швыряло, словно щепку, правда, морской болезнью почти никто не страдал - каторжный труд с легкостью лечил все. Бывший лейтенант много чему научился - вязать морские узлы, рифить паруса, птицей взмывая на казавшуюся такой высоченной мачту - работы хватало всем не только в шторм, но и в сильный ветер, который - даже попутный - вовсе не вызвал радости у опытных моряков "Святой Эулалии", - скорость судна все равно не увеличить - все паруса не поставишь - ветер сорвет либо сломает мачту. Самое хорошее - это средненький или даже слабый ветер, и не совсем попутный, а чуть сбоку - чтоб паруса друг друга не перекрывали. Такой, какой задул в пятницу, дня через три после шторма.
Судно подняло все паруса, на мачтах радостно затрепетали красно-желтые полосатые вымпелы Каталонии, а на кормовом флагштоке гордо реял белый английский флаг с крестом Святого Георгия. В прозрачно-голубом безоблачном небе ярко сияло солнышко, ласковые изумрудные волны несли бригантину к ее цели - в городок Чарльстон, до которого - все в это верили - не так и много уже оставалось. Так бы вот плыть и плыть… Впрочем, капитан Пинеда вовсе не собирался давать отдых команде, а особенно - ссыльным: те драили палубу по нескольку раз в день. Все правильно - у хорошего командира солдаты никогда бездельем не маются.
С одной стороны, бывшие узники уставали, конечно, но с другой - никого не мутило от качки, как, к примеру, тех же переселенцев - ох, как бедняги страдали! Что уж говорить о живом товаре - черных невольниках, в страшной тесноте томившихся в душном трюме. Там уже умерло четверо - по приказу "сэра Якоба" Андрей "Висельник" Громов лично выбросил тела за борт с помощью Головешки Сильвио и Мартина Пташки. На последнего, кстати, и капитан, и его полууголовная команда уже не поглядывали с вожделением - поначалу не до того было: пьянки да потом шторм, а ныне… ныне на корабле хватало и женщин - негритянки, переселенцы…
Поначалу пользовали невольниц, выбирали к вечеру посимпатичнее, тащили в каюту капитана и шкипера, затем наступала очередь остальных. Естественно, сексуальный голод удовлетворяла только команда - о ссыльных речь не шла, да им и не до того было - ухайдакивались за день так, что к вечеру валились на палубу без задних ног.