Цирин перестал краснеть и побледнел. Упомянутый небрежно господин печально прославился появлением на предприятиях, которые прежнему губернатору чем-то не угодили. Он единственный, похоже, не понимал, зачем его присылают, и производил страшно добросовестную работу по выявлению нарушений законов, обнаружению путаницы в отчетах, уклонению от налогов и всяко-разное, без чего ни одного предприятия не бывает. Местные купцы и фабриканты прекрасно знали, чем кончаются его посещения. Большими проблемами и огромными взятками. В отчетности ничего не менялось, губернатор покупал женам очередные брильянты, но Тиренко этого было не объяснить. Он честно выполнял возложенную работу, а что дальше - его не волновало. Был случай, даже убить пытались. Не помогло. А сегодня, с арестом губернатора, Юнаков его держал при себе для разбора многочисленных бумаг и старательно прикармливал на будущее. Так что пустой угрозой обещание не было.
- Произвести полную ревизию, выяснить, сколько недоплатили государству?
- Нам, - с серьезной угрозой в голосе потребовала Муравьева. - Какой, говоришь, закон нарушается?
- Я тебе потом подскажу, с кем говорить, - пообещал Ян, старательно не замечая укрощенного Цирина. - Я ведь не адвокат, а лейтенант. Мое дело - раз-два! Справедливость я внедрять готов, но точный пункт в законодательстве - это к специалисту. Так… возражений не слышу. Следуем дальше.
- Про деньги, - весело сказала Зейнаб.
- Правильно. Очень важно и всем интересно. Вот тут мне очень хочется спросить: вы идиотки?
- Это еще почему?
- Вроде в голове должно быть что-то кроме опилок, а требуете такое… Вы научитесь думать сначала! Что произойдет, если женское жалованье сравняется с мужским?
- Ты такая же сволочь, как все, - поднимаясь, сказала Муравьева. - Идешь? - спросила подругу.
- Сядь, - потребовал Халилов. - Уйти мы всегда успеем. Пусть объяснит.
Муравьева посмотрела на него и села, демонстративно отвернувшись.
- Объясняю, - обращаясь к Халилову, сказал Ян. - Он, - показав на Цирина, - хочет заработать. Желательно много. Меньше получит работник - больше хозяин. Не очень красиво, но правда. Пока была война, мужиков не хватало. Брали на работу баб и платили им меньше. Они и за это рады были. Семьи кормить требуется. Если жалованье одинаковое, зачем вас держать? Не проще более сильного? Деньги те же, а мужик про ребенка, дома оставшегося, не думает.
- У нас и до войны три четверти баб было.
- Сейчас не так? Гораздо больше.
Халилов неохотно кивнул, соглашаясь.
- Вот, значит, надо сделать так, чтобы хозяин был заинтересован баб на работе держать и себя не обидеть.
- Интересно, как овечку не съесть и при этом сытым остаться?
- Первым делом вписываем пункт об увольнении. Без веской причины и согласования с профсоюзом - запрещено. С момента подписания… э… коллективного договора.
- Мы еще не договорились, - возмутился Цирин.
- Постепенно. К предыдущему поправки будут? - Вслух не прозвучало, но Цирин понял. "Я пока на твоей стороне, и не стоит раздражать". - Будем разбираться. Сколько разница в жалованье? Пятнадцать на одиннадцать?
- Средний заработок мужчины до войны составлял четырнадцать дирхемов шестнадцать таньга, - доложил счетовод. - У женщины - десять тридцать пять. Сейчас больше, но ненамного. Это ведь в среднем - у кого дирхемов больше, у кого меньше.
- То-то и оно. Цены растут, а мы еле прокормиться можем!
- А нам что, много? - всерьез обиделся Халилов.
Дверь открылась без стука, и в кабинет вошел майор Нуялис в своей криво сидящей форме и вечно сползающих с носа очках с толстыми стеклами.
- Там в приемной нет никого…
- Одну минуту, господин врач, - попросил Ян. - Сейчас… Предложение простое, - обратился он к присутствующим. - Прямо сейчас вы соглашаетесь дополнительно на три дирхема со следующего месяца. Через год еще один.
В глазах замершего Цирина защелкали костяшки счетов. В ближайший год на одиннадцать с лишним тысяч меньше требуемого раньше. Даже потом слегка меньше. Неплохой выход. А через год видно будет. Неизвестно еще, как цены вырастут.
- А если сильно подорожает, через год можно повышение скорректировать. - Цирин скривился. - Но до этого - никаких забастовок!
- И через год, если не будет чего страшного, мужики у вас работу отнимать не кинутся. Найдут раньше. Я записываю.
- Постойте, - воскликнул фабрикант, демонстрируя хорошее знакомство с требованиями забастовщиков. - Это что ж получается, жалованье повышается, а следующим пунктом у нас идет сокращение рабочего дня. Или одно - или другое. А то что получается, расценки тоже повышаются? - Он был искренне возмущен. - Продукция станет дороже. Себестоимость увеличится.
- Вот гнида, - пробурчал Халилов.
- А доплата за сверхурочные? - басом вскричала Муравьева.
О Иисус, мысленно взмолился Ян, дай мне терпение никого не убить. Мы никогда не кончим. Не для себя прошу - для всех прочих идиотов, не умеющих вовремя заткнуться и влазящих без соображения. Кто мешал потом вопрос поднять? Там же впереди куча всего. Штрафы, вентиляция новая в цехах, ежегодные выплаты по результатам года (идея неплохая, но кто проверит правильность суммы?), душевые (баня - это они загнули, обойдутся). Где-то взял, где-то уступил, но не все сразу. По очереди. Отдельно проще дожать, чем сразу пакетом.
- Стоп, - приказал Ян на поднявшийся всеобщий хай. - Надо посчитать рабочие часы. Отминусуем праздничные дни и посмотрим. Восемь - не восемь часов получится в день, но если вспомнить Рамадан, то разница существенная.
- Может, мы в эти дни не работаем? Сам бы попробовал без еды и воды до захода солнца и двенадцать-четырнадцать часов подряд!
- А вот здесь, - сказал с нажимом, - надо выбирать. Или празднуем и не работаем, или работаем, но меньшее количество часов каждый день. Кто шибко верующий, может сменами поменяться по согласию. Или хозяин платит, - он подумал, - плюс тридцать процентов к обычной ставке за труд в святой день. - Цирин посмотрел дикими глазами. Мысль оплачивать рабочие часы в таком размере его не обрадовала. - Берем карандаши, бумагу и считаем. Или вы цифры имеете? - спросил счетовода.
- Как-то не задумывался, - смущенно ответил тот. - А идея интересная. Двусмысленная. Оно ведь нарушение… хм. Работать в праздник. Платить за несоблюдение обрядов. Сейчас, - быстро рисуя график, пообещал.
- Я пока с доктором поговорю, - предупредил Ян, вставая.
В соседней комнате он с треском рванул заклеенное окно. С улицы ворвался холодный воздух. Закурил, стряхивая пепел вниз. Толпа работниц все же расползлась, только немногие грелись у костров рядом с его юнкерами. Было видно, как получали еду с грузовика. Значит, сгоняли на вокзал, как и приказал. Ну хоть это исполнили правильно. Солдат должен быть сыт и одет. Еще бы интендантское управление такие вещи понимало, жизнь была бы прекрасна во всех отношениях. Мечты… Интендант - не должность, а состояние души. Все без исключения патологические воры и вруны. Будет смотреть тебе в глаза и говорить: "Нет на складе", независимо от просьбы и забитых необходимым полок. Другие там не удержатся: свои не хуже крыс загрызут.
Юнкера доели, дружно выстроились в ряд, подстелили непременные коврики и уткнулись в землю, продемонстрировав ему задницы. Солнце село, пора намаз сотворить. Австрияки очень любили утром и вечером атаковать. Пока правоверные не завершат своих молитв, им не до происходящего вокруг. Приходилось даже специальные приказы издавать, запрещая всем сразу топать на молитву.
- И как результат разгона несанкционированного шествия? - спросил Ян небрежно. Покойники его особо не волновали, он ожидал последствий. Завтра придется еще и в мечеть сходить, плотно пообщаться с чересчур умными.
- Я ожидал худшего. Десяток с переломами. Двое в тяжелом состоянии. Один застрелен.
- Али Ариф?
- Да. Я его в лицо знаю.
- Совсем не жалко. Мне и покалеченных - ничуть. Они сюда шли увечить и убивать других и получили даже меньше, чем заслуживают. Скажите, я приказал дать грузовик - пусть отвезут в госпиталь. Противно, но надо. Я же не зверь.
- Да я, - помявшись, сознался старший Нуялис, - по другому вопросу. Мне очень неудобно, но больше и обратиться не к кому.
- В чем дело?
- Да вот, - помявшись, сказал доктор, - кладовщик в госпитале допился до белой горячки и чужие вещи продал. Раненые недовольны. Чуть не до смерти били. Запер я Мяги от греха, а что дальше - ума не приложу.
- Мяги - что за странная фамилия?
- Из таврийцев, - тяжко вздохнув, объяснил доктор. - Еще мне не хватает религиозных драк.
- А, - понимающе кивнул Ян.
Лет двести назад жителей Прибалтики массово переселили к Черному морю - подальше от родных мест и возможности сбежать или взбунтоваться. Большинство сейчас уже и не помнило, какой рукой креститься положено и на каком языке они раньше говорили. Но была и небольшая, по меркам Руси, группа тысяч в четыреста - пятьсот, продолжавшая стойко держаться веры своих предков, во всех прочих отношениях ничем не выделяясь. По одежде или речи нипочем не догадаешься. Вот дома добротные и не по-русски ставлены - сразу видно.