Юнкера оправились от непривычного поведения и дружно гаркнули ответное приветствие. От слаженного рева полутора сотен глоток перепуганные птицы взлетели с крыши.
- Другое дело, - довольно сообщил генерал и двинулся вдоль строя, разглядывая встречающих. За ним послушно следовали офицеры и не меньше десятка привезенных с собой адъютантов. Лица у них были не очень радостные. Приходилось тащить чемоданы и при этом изображать внимание.
Генерал шел мимо молодцевато пучивших глаза юнкеров и негромко хвалил внешний вид и выправку. Ерошевский выглядел страшно довольным, хотя последние два месяца имел к ним самое отдаленное отношение. В училище давно никто не учился. Даже не ночевали. Первая рота прописалась на вокзале, заняв служебные помещения. Вторая пропадала в комендатуре и здании МВД.
- Хм, - с интересом сказал Морозов, добравшись до бывших сержантов и уставившись на самого высокого.
- Курсант Тульчинский! - доложил Ян.
- Комендатура железной дороги, - поспешно сообщил надполковник.
Генерал кивнул и, сделав шаг дальше, неожиданно остановился, глядя с подозрением:
- Почему мне твоя фамилия знакома?
- Не могу знать!
Ян действительно понятия не имел, с чего это он заинтересовал своей персоной начальство. Где он, а где генералы. И в газетах про него не писали. А фамилия не так чтобы известная, но распространенная.
- В Карпатах воевал?
- Никак нет. Западный фронт.
- А до того?
- Померания, Кенигсберг, - с искренним недоумением ответил Ян.
- А, так ты из довоенного призыва!
Ерошевский, наклонившись к начальственному уху, что-то торопливо прошептал.
- Правильно, - довольно воскликнул Морозов, - недаром застрял на фамилии. Станция Забайкальская. Девятьсот восьмой год. Я своих крестников помню. Правильно произношу? - поинтересовался со смешком. - Я в ваших христианских понятиях ни в зуб ногой, но слышал. Считай, второй папа. Первый рожает, второй приговор утверждает. Катал бы на каторге тачку, если бы не я. Решил, что ты прав был, хоть это и совершенно не по закону. Значит, не ошибся. Раз в училище попал - заслужил. Какие выводы для себя сделал?
- Генералы Морозовы на свете редко попадаются, и лучше проделывать без свидетелей.
- Наглец, - задумчиво сказал Морозов. - Что сошло с рук один раз, в другой плохо кончится. Я за тобой присмотрю. Либо звездочки прилетят раньше выслуги, либо плохо кончишь… Инициативный? - спросил, поворачиваясь.
- Даже слишком, - ответил Юнаков.
- Прекрасно. Мне, - доверительно сообщил Морозов, - кроме всего прочего, необходимо создать из местных кадров добровольческое подразделение. Лошади необходимы для обоза. Вот пусть и займется.
- А деньги? - подал голос Ян.
Терять ему все равно было нечего. Папа выискался с указаниями. На Западе коней строевых раздают чуть ли не бесплатно, чтобы не возиться при расформировании части, а здесь и так проблемы. Мобилизации все вымели. Страшное дело брошенные без присмотра лошади. Бродят еле живые и смотрят жалобно. Они же не люди, жаловаться не умеют. Сколько их полегло на войне - годами поголовье восстанавливать придется. Лошадиные кладбища в прифронтовой полосе страшнее человеческих.
Мало ему своих забот. Хотя да. В свое время очень удивился приговору. А оно вон как. Попадаются на свете приличные люди. Не просто утверждают приговоры, а разбираются.
- Дирхемы - это важно, - согласился генерал. - У нас ведь ожидается собрание наиболее состоятельных людей? Нет? - изумился. - Озаботьтесь приглашениями. Подергаем наших лучших людей за вымя.
Он повернулся и направился дальше, потеряв интерес и к юнкерам, и к Тульчинскому. Офицеры табуном проследовали сзади, выслушивая указания. За вокзалом их дожидался автомобиль и пролетки.
- Меня снедает нетерпение узнать, что именно совершил наш самый правильный курсант, - ехидно поинтересовался Зибров, дождавшись, пока начальство удалится подальше. - Ничего из сделанного мной на каторгу не тянет. И ведь столь часто приходится выслушивать нотации из уст некоего добродетельного. Этого не бери, того не делай.
- Я сломал челюсть ротному командиру. Вломил прямо при всех. Сглупил. Надо было голову проломить в подворотне.
- За что? - спросил Гусев.
- Потому что из-за этой суки пострадали двое моих парней. Я взводным был. Один погиб, другому кисть руки ампутировали. Не на войне. В мирное время. Дурак-командир хуже любого врага. С теми сразу ясно - враг на то и враг, чтобы подлости от него ждать. А приказы начальства не обсуждаются. Его даже в отставку не выкинули. Перевели куда-то. Если кто-то из вас, - с угрозой в голосе сказал, - болтать начнет… Не нужна мне такая слава. Пошли по взводам! Представление окончилось.
- Ты думаешь, он всерьез? - тихо спросил Гусев уже в стороне. - Ну про подворотню.
- Конечно нет. В спину пальнуть в наше время гораздо проще и легче. Шутю я, шутю, - дурашливо воскликнул Зибров.
Он привычно заорал на юнкеров, решивших, что можно расслабиться. В такие минуты он сам на себя смотрел с иронией. Прекрасно помнил, как ненавидел этих орущих, находящихся с той стороны. В этом и разница. Получив право командовать, он еще в придачу заработал обязанность отвечать за любую глупость, которую они выкинут. А парни хоть и пообтерлись, но все равно остаются мальчишками и неизвестно что могут выкинуть. Тем более когда оружие в руках, а опыта и мозгов не особо много. Не понимают они еще стоимости жизни. Ни своей, ни чужой. Надо постоянно нагружать заданиями, чтобы времени остановиться и подумать не оставалось. От эдаких раздумий последствия, не приведи Аллах, случаются и рождаются самые жуткие выходки. По себе прекрасно известно. А отвечать кому? Да взводному. Вот и выходит - если работы нет, необходимо ее придумать.
Они как-то с Яном это обсудили и пришли к неутешительному выводу. Гонять подчиненных - правильно и полезно. Особенно по части подготовки. Чем чудовищней требования в тылу, тем легче на фронте. Все дело в необходимости не переходить грань между подготовкой, необходимой для выживания в бою, и мелочными издевательствами, идущими от сознания власти. Тут не угадаешь, и все зависит от собственного разумения. Иной замечательный в глазах офицеров сержант демонстрирует под маской требований к дисциплине откровенный садизм и издевательство сильного над слабым. Ну да в боевой обстановке подобные типы долго не протянут. Всегда найдутся желающие стрельнуть в спину. Хороший предохранитель от дураков.
А прав был, сказал сам себе с удовлетворением. Ян хоть и не туз, не больше валета, да хорошие шансы в козырные попасть имеет. А картинки без масти ничего не стоят. И моя десятка пригодится. Без помощников ничего не выйдет. Ему дорога выше, а мне - позади. А что за своих лях готов под трибунал, так пусть Гусь пугается. Только так и жить можно. Вон генерал с адъютантами шляется, а мы не хуже. Младший работает на авторитет старшего, а тот прикрывает и защищает от чужих…
В битком набитом помещении конторы железной дороги в дверях и окнах торчали юнкера, жадно разглядывая происходящее внутри. Когда-нибудь и они станут наравне, и сейчас никто и не подумал гнать, хотя им тут нечего было делать. Два десятка бывших курсантов, собранные со всей округи и выдернутые с постов, пришли сюда прямо с оружием и в том виде, в котором их позвали. Ватники, шинели, стоптанные сапоги. Один за другим протискиваясь между стоящими, проходили вперед, получая новенькие погоны младшего лейтенанта. Пожимали руку Юнакову и, вернувшись назад в зал, тут же начинали, не особо понижая голос, обмениваться впечатлениями. Собрание меньше всего походило на торжественное мероприятие с затаенным дыханием. Еще и куча посторонних заявилась. Добровольцы, несколько железнодорожников.
Назвав последнюю фамилию, майор громко прокашлялся, намекая, что неплохо бы заткнуться, постучал кулаком по столу и в наступившей тишине сказал:
- Извините меня за отсутствие торжественности. Не так все должно было быть. Построение на плацу, вынос знамени, торжественная речь. Это должно было остаться в памяти навсегда. Вы не просто получили заслуженное - вы вступили в товарищество русского офицерства. И это не просто слова. Не так важно, что на вас старое обмундирование и не прозвучала торжественная музыка. Отныне вы - командиры по праву. Нет более почетной профессии, чем быть офицером. Сила армии - в офицерском корпусе. Его прямая обязанность - защищать Отчизну. Если офицер этого не сделает, никто не сделает. Это его святая обязанность, и не суть важно, какие трудности он обязан преодолеть. Пока офицер чувствует себя защитником своего народа, он мужчина. Вот и все, что я хотел сказать.
- Так не пойдет, - сказал наглый голос Зиброва, - если уж нам причитается торжественная речь, пусть Ян исполнит. Как прямой наш командир. Имеем мы право?
- Речь, - довольно заорали несколько голосов. - Просим!
- Вы, парни… простите, господа офицеры, - под довольное ржание выпихнутый вперед, сказал Ян, - сами напросились. Торжественная речь есть полное собрание благоглупостей, - толпа опять заржала, - которые мы много раз слушали. Придется потерпеть. Внимайте.
Он обвел взглядом знакомые лица и посмотрел на торчащих сзади юнкеров.
- Не знаю, что стандартно положено говорить, поскольку сам в первый раз присутствую, но скажу, что думаю. Мы с вами находимся в самом центре бардака…
Новоиспеченные лейтенанты радостно взревели.
- …Но деваться-то нам некуда. Если защита Отечества священна, то офицеры - священнослужители Руси.
- Во дает, - восторженно крикнули сзади.