Окончательное решение Бородач принял лишь ночью, когда светящиеся стрелки его трофейных часов показывали 00.14. К тому времени все три роты и специально сформированные группы сосредоточились в четырех километрах северо–восточнее Кружно. Уже были отправлены на "железку" подрывники и группа, которая должна была поднять отвлекающую стрельбу возле Кружно, а затем залечь в засаде на шоссейной дороге, идущей к Будовлянам, а Бородач не отдавал приказа раздать командирам пакеты, приготовленные начальником штаба. Он ждал, пока Серовол получит еще одно сообщение, подтверждающее, что будовлянский гарнизон сокращен почти на две трети и партизан там не ждут.
Наконец прибежал запыхавшийся почтарь, и начальник разведки доложил Бородачу, что ранее полученные данные подтверждаются вторым информатором и что согласно новому донесению в Будовляны прибыл эшелон с военнопленными, который, очевидно, простоит на станции до утра.
Несколько секунд Бородач молчал, лицо его скрывала темнота, слышалось лишь учащенное дыхание. Военнопленные ― обреченные на смерть мученики… Если им удается вырваться на свободу, они становятся отличными бойцами. Из‑за этого стоит рисковать. Бородач крякнул и сказал негромко:
- Пять минут на ознакомление с приказом.
Тотчас же начальник штаба Высоцкий роздал командирам пакеты с заранее подготовленными приказами и схематическими картами тех участков, на которых по плану операции каждый из них должен был действовать. То там, то здесь вспыхнули среди кустов огни фонариков, осветивших казавшиеся неестественно белыми листы бумаги ― командиры читали приказы, рассматривали схемы. Через пять минут раздалась новая команда:
- По коням, товарищи!.. Проводники - в голову!
Фонарики погасли, отряд вытянулся на лесной дороге и скорым шагом направился к Будовлянам. Позади двигался порожняком небольшой обоз. Возчиками были легкораненые и выздоравливающие бойцы. На последней подводе лошадями правили Валерий Москалев и Юра Коломиец.
Более двух часов хозяйничали партизаны в Будовлянах.
Высоцкий детально разработал план операции, постарался все учесть. Прежде чем прозвучал первый выстрел, специальные группы проникли в центр города, к казармам и к железнодорожной станции. Стрельба началась сразу же, во всех районах города, казалось, силы партизан неисчислимы и наступают они со всех сторон. Это сбивало с толку обороняющихся, усиливало среди них панику. Не успевали они взяться за оружие и занять боевые позиции, как сразу же попадали под обстрел. Партизанские специальные группы блокировали дом, где помещалась полиция, казармы, здание железнодорожной станции, где находилось караульное помещение гитлеровцев. В поднявшемся ералаше трудно было что‑либо понять, многие из полицаев, знавших, что к утру партизаны покинут город, разбежались и попрятались кто где мог ― в сараях, садах, на огородах среди кустов картофеля.
Ожесточенные схватки вспыхнули у казарм, где находилось более взвода гитлеровцев, и возле станции. Здесь пошли в ход гранаты и несколько раз гремело "ура!" Два бетонированных поста были подорваны саперами.
Партизаны действовали решительно и умело. Сопротивление гарнизона было сломлено. Теперь оставалось привести в негодность пути и стрелки на станции, поджечь несколько объектов, уничтожить те трофеи, какие они не могли забрать с собой.
На станционных путях стоял эшелон с пшеницей, скотом. В двух последних вагонах находились военнопленные. Их оказалось более ста пятидесяти человек. Опекать военнопленных Бородач поручил комиссару, и Колесник первый со своей группой покинул Будовляны. Позади, освещая им путь, пылали над городком три факела ― горели маслозавод, лесопилка и станционные склады.
Оберштурмбаннфюрер Борцель был разбужен среди ночи. Дежурный офицер доложил ему по телефону, что по поступившим сообщениям на участке Княжполь―Будовляны движение поездов приостановлено, над Будовлянами видно зарево и оттуда доносятся звуки взрывов, связи с Гильдебрандтом нет.
Начальник княжпольского гестапо не давал знать о себе до утра, и Борцель начал догадываться, что дела у гауптштурмфюрера исключительно плохи, он, видимо, просто боится подойти к телефону. Борцель уже собирался вылететь на двухместном самолетике к месту происшествия, как ему сказали, что Гильдебрандт нашелся.
- Гауптштурмфюрер, что у вас там происходит? - спросил Борцель, брезгливо морщась, так как ожидал, что Гильдебрандт начнет юлить, оправдываться.
Но Гильдебрандт оправдываться не стал. По военному, четко он отрапортовал о ночной акции партизан и начал перечислять, что им удалось вывести из строя.
- Вы забыли указать потери… - резко прервал его Борцель.
- Считая охрану эшелона-тридцать семь убитых, пятнадцать раненых. Потери полиции еще не установлены.
- Они увели с собой этих пленных?
- Да. Всех…
Голос Гильдебрандта звучал спокойно и как‑то равнодушно, словно он докладывал о вещах, не имевших к нему прямого отношения.
Это взбесило Борцеля.
- Гауптштурмфюрер, вы понимаете, что вы наделали?
- Да, господин оберштурмбаннфюрер.
- А вы понимаете, что этот случай, к сожалению, нельзя будет скрыть, замолчать, даже если я приложил бы все усилия?
- Да, господин…
- Не перебивайте! -Борцеля понесло. - Эта акция получит самую широкую огласку, о ней станет известно самому фюреру, о ней будут упоминать в приказах, ее будут изучать на совещаниях и учениях, она, возможно, войдет в историю военного искусства как классический образец коварной партизанской тактики. Вы слышите меня?
- Да, господин оберштурмбаннфюрер.
- При этом ваше имя будет упоминаться только в том смысле, что существовал, мол, такой олух гауптштурмфюрер Гильдебрандт, возомнивший себя гениальным стратегом, которого не без особого труда обвели вокруг пальца. Вы поняли меня, гауптштурмфюрер?
- Да, господин оберштурмбаннфюрер… - еле слышно донеслось из трубки, и что‑то прогремело там, на другом конце провода. Трубка умолкла.
- Алло! Где вы там? Куда вы пропали? Гильдебрандт?! Кто это? Да отвечайте же!
В трубке послышался кашель, и незнакомый, заикающийся голос с трудом выговорил:
- Слушает унтерштурмфюрер Белинберг…
- А куда делся ваш начальник?
- Его нет, господин оберштурмбаннфюрер…
- Не городите чепухи! Я только что разговаривал с ним. Сейчас же передайте ему трубку.
- Это невозможно, - чуть не плача, сказал Белинберг. - Его нет совсем… Гауптштурмфюрер Гильдебрандт только что покончил с собой.
10. Вопросы, на которые нет ответов
- Капитан, мы все признаем твои заслуги, - сказал Бородач, хитровато поглядывая на начальника разведки. - Я имею в виду нападение на Будовляны. Это все ясно, но жить прошлыми заслугами, да еще спекулировать ими нам не к лицу. Согласен?
- Абсолютно.
- Тогда признайся, что дело с раскрытием вражеского агента сидит у тебя на одной точке. Как говорится, - и ни туды, и ни сюды. Агент в отряде есть, мы знаем, мы убедились, этот сукин сын даже в последний раз крепко подсобил нам, но кто он таков, где хранит свою рацию - неизвестно.
- Ну, рация необязательно, - сказал комиссар.
- Тогда как объяснить, что Гильдебрандт получает информацию быстро и своевременно? - оторвался от карты Высоцкий.
- Получал… - весело сказал Бородач. - Приказал долго жить Гильдебрандт. Между прочим, это заслуга Серовола, можешь считать, капитан, что ты лично одного гауптштурмфюрера укокошил.
- Как это - лично? - не понял начальник штаба. - Он же сам застрелился.
- Э–э, если бы Серовол не предложил нам сыграть шутку с Гильдебрандтом, он, может быть, всех нас пережил бы. Это капитан его до самоубийства довел.
Они снова собрались вчетвером ― командир, комиссар, начальник штаба и начальник разведки ― в той же хате, где несколько дней назад обсуждался план операции "Ход конем". У всех было отличное настроение, всех радовала недавняя победа, каждому хотелось шутить, балагурить. Однако Серовол понимал, что за словесной разминкой последует серьезный разговор, а он не был готов к такому разговору, так как поиски забравшегося в отряд шпиона пока что не дали никаких результатов. Что ж, пусть помогут… Может быть, кто‑нибудь подскажет интересный ход, подметит свежим глазом то, что ускользает от него.
- Так, предоставим слово Сероволу, -сказал Бородач, разглаживая обеими руками холщевую скатерть на столе. - Первое: что у немцев? кого прислали на место покойного? Давай!
- Пока что командует заместитель Гильдебрандта--унтерштурмфюрер Белинберг. Впрочем, он уже обер. Повысили…
- Странно… - поджал губы Высоцкий. Комиссар также был удивлен этим известием.
- Что, постарше чином не нашлось? Сейчас у них безработных штурмбаннфюреров полным–полно. Оккупированная территория ведь сокращается с каждым днем.
- Заменят, - уверенно сказал Бородач. - Поставят какого‑нибудь опытного, матерого обертрахтарарахфюрера. Они нам Будовляны не простят…
- Возможно, уже заменили, но Белинберг оставлен как ширма, - продолжал Серовол. - Дело в том, что в Княжполе появился какой‑то загадочный тип. Какой‑то фольксдойче, мужчина лет сорока. Называют его Гансом. Держит себя весьма самоуверенно. Два раза в день заходит в кабак. Пьет стаканами, но не пьянеет. Говорит на местном диалекте с легким акцентом. Откуда прибыл, где остановился - неизвестно. Был замечен рано утром возле дома гестапо, выходил на улицу из калитки.
- Думаешь, важная птица? - поднял брови командир отряда.
- Узнаем в самое ближайшее время. Приказал Верному вести наблюдение за ним.
― Добре. Второе: кого взял под увеличительное стекло в отряде?