- Инсценировка? - хмыкнул Гильдебрандт, недолюбливавший своего заместителя и не упускавший случая, чтобы подчеркнуть его ограниченность. - Какой в этом смысл? Писарь лежит в больнице с переломанной ногой. Если бы он был сообщником партизан, он просто передал бы им копии документов.
- Хорошо, инсценировка отпадает, - поспешно согласился Белинберг. - Но главное не в этом. Мне кажется, при создавшейся обстановке нужно вернуть в Кружно всех солдат и полицаев, каких мы перебросили оттуда в Будовляны. Вообще я против того, чтобы мы укрепляли один участок за счет других. Нельзя оголять тот или иной объект.
- А вам не кажется, унтерштурмфюрер, что это метод пассивной обороны и ни к чему доброму он не приведет? - едко спросил лейтенант Заукель. - Нельзя допускать, чтобы противник бил нас по частям, нельзя дробить силы.
- По–вашему, будет лучше, если мы соберемся в одном месте, а остальные участки останутся незащищенными? - окрысился Белинберг. - Партизанам только того и надо.
- Нет, не оголять полностью. Я предлагаю другое - активную оборону. Мы можем и должны маневрировать частью своих сил, укрепляя в зависимости от опасности то тот, то другой участок. Сейчас нужно укрепить Будовляны и Кружно.
- Смотря какими группами маневрировать, - не сдавался унтерштурмфюрер. - Можно добегаться…
"Пожалуй, придется поступить, как предлагает лейтенант, ― подумал Гильдебрандт. ― Это многого не даст, но атаки партизан будут отбиты ― они не любят лезть туда, где им дают отпор, ищут легкую добычу. Конечно, если бы я плюнул на трусливые рассуждения Белинберга и сосредоточил почти все силы в Будовлянах и Кружно, можно было бы подготовить для Бородача более серьезные сюрпризы. Сейчас мне нельзя идти на такой риск, нельзя…" И в ушах Гильдебрандта как бы прозвучал скрипучий голос его начальника: "Гауптштурмфюрер, к сожалению… Если Борцель еще раз произнесет эти слова ― прощай заслуженный чип штурмбаннфюрера, можешь не раздумывая готовиться сдавать, дела.
Начальник гестапо уже хотел было объявить о своем решении, но тут в дверь постучали, и в кабинет вошел шофер Мориц. Солдат в нерешительности остановился у порога, лицо его выражало волнение, губы были плотно сжаты. При одном взгляде на Морица гауптштурмфюрер понял, что тот явился не с пустыми руками.
- Давай!
Мориц подошел и передал начальнику что‑то крохотное. Это было донесение. Гильдебрандт кивком головы приказал солдату удалиться и начал осторожно разворачивать скатанную в валик тонкую бумажку.
В кабинете наступила тишина, все поняли, что получено новое донесение, и следили за пальцами начальника.
Наконец бумажка была развернута, и по губам Гильдебрандта потекла улыбка. Он прочел то, что было написано четким бисерным почерком на бумажке: "Поправка. Нападение Кружно ночь суб. ― воскр. И".
Вот оно что! Итак, загадочная история с сумкой писаря полностью прояснилась. Бородач не отказался от мысли немедленно отомстить за все, что случилось у Черного болота, он только изменил направление предполагаемого удара и на сутки продлил подготовку к нему. Теперь‑то, пожалуй, стоит пойти на риск и подготовить для хитрого
зверя надежную западню. Спокойно! Нужно все хорошенько продумать.
Гильдебрандт, словно не замечая офицеров, откинулся на спинку стула и уставился прищуренными глазами в одну точку перед собой.
- Новое донесение? Разрешите… - не выдержал Белинберг и протянул руку к лежащей на столе бумажке.
- Да, да! - живо откликнулся гауптштурмфюрер, но тут же быстрым движением опередил своего помощника и взял бумажку. - Господа, получено новое сообщение, агент делает поправку - нападение будет произведено не на Будовляны, а на Кружно, и не сегодня, а завтра, в ночь с субботы на воскресенье.
Снова наступила полная тишина, но она продолжалась всего две–три секунды. Послышались возбужденные восклицания.
- Что же это получается?
- Ясно, ясно…
- Сегодня - одно, завтра - другое… Гильдебрандт поднялся и с насмешливой улыбкой смотрел на своих взволнованных помощников.
Теперь он знал, что ему делать, и не нуждался в советах, подсказках.
- Господа, сегодня мы ничего менять не будем. Сегодня мы ждем налета бандитов на Будовляны. В других местах также все наши силы находятся в состоянии боевой готовности. Если ночь пройдет спокойно, мною будет отдан новый приказ. Сейчас - все по своим местам.
Гильдебрандт сам выехал в Будовляны. Чем черт не шутит… Бородач, видимо, колеблется, выбирает то один, то другой вариант, и его противоречивые приказы могли ввести в заблуждение Иголку.
Нужно быть начеку.
Однако ночь с пятницы на субботу прошла спокойно. Гильдебрандт провел ее без сна, он составлял план действий на завтрашний день и подсчитывал, сколько людей можно будет собрать в Кружно.
Эта ночь прошла спокойно и для партизан, если не считать маленького "чепе". Еще вечером всем командирам был дан приказ наблюдать за бойцами и в случае самовольной отлучки кого‑либо не поднимать шума, а сообщить об этом в штаб. Оказалось, что отлучался ночью только один боец ― Домбровский, Взводный Ковалишин доложил,
что Домбровский вышел из клуни около полуночи, а вернулся в три часа утра, тихонько улегся на Свое место.
- Занеси‑ка Домбровского в кондуит, -сказал Серовол своему помощнику.
Юра Коломиец удивленно взглянул на капитана. Незадолго перед этим капитан Серовол приказал ему занести в список лиц, вызывающих подозрение и подлежащих тщательной проверке, почтаря Валерия Москалева, спасшего от гибели парашютистку. Теперь в кондуит попадает один из наиболее храбрых и надежных бойцов отряда, поляк Стефан Поплавский, получивший от товарищей кличку Домбровский.
Юра знал, что за связь с партизанами гитлеровцы уничтожили всю семью Домбровского.
- Неужели вы его подозреваете?
- Подозрение - не то слово, Юра. Я уже тебе говорил… Нужно присмотреться к Домбровскому. Эту ночь он пропадал где‑то почти четыре часа. Понял? Только он один исчезал…
Юра Коломиец испугался, но тут же его глаза радостно засияли.
- Товарищ капитан, я знаю, где он был. Он к Ирке бегал.
- Что за Ирка? - удивился Серовол.
- Ирен, внучка мельника. Ветряк у них. Такая славная девчонка.
- Откуда ты знаешь?
- Так у них же любовь, - смущенно заулыбался Юра, видимо, испытывая неловкость от того, что выдает чужой секрет. - Страшное дело! Только они все в тайне от ее деда держат. И вообще они скрывают… Ведь ей лет пятнадцать, Ирке‑то, совсем молоденькая.
- Если они скрывают, - откуда тебе известно?
- Замечал, товарищ капитан. Раза три–четыре видел их вместе.
- Мало ли что… Может быть, случайно встретились, а ты сразу - любовь.
- Их видно, товарищ капитан, - упорствовал сияющий праздничной улыбкой Юра. - Влюбленных… я знаю, я по глазам их безошибочно определяю. Когда мы после Черного болота сюда вернулись, Ирка за плетнем стояла, - то спрячется, то выглянет. Увидела Домбровского - плачет и смеется. Обрадовалась, что он живой остался. И убежала сразу.
- Так ты думаешь, что Домбровский этой ночью к ней ходил? - несколько разочарованно спросил начальник разведки.
- Уверен. Я у него и платочек видел с вышитой надписью по–польски: "Коханому - Ирена".
- Ннда! - недовольно чмокнул губами Серовол. - Ты все‑таки занеси его в нашу тетрадочку. Посмотрим, что это за любовь…
Юра достал тетрадь и принялся за свою абракадабру, записывая по–своему все сведения о Стефане Поплавском.
- Между прочим, Ковалишин говорит, что Домбровский последнее время сильно изменился, стал задумчивым, угрюмым, - сказал Серовол, следивший за работой Юры.
- Наверно, тоскует…
- А как относится к нему Ковалишин?
- Нормально. Наш взводный хоть и зануда, но человек справедливый, требует только то, что положено.
- Я имею в виду личные взаимоотношения, - уточнил Серовол. - Ссоры у них не было?
Юра оторвался от работы, нахмурил лоб, припоминая.
- Ничего такого не замечал. Вы думаете, Ковалишин наговаривает на Домбровского? Ннет! Он просто такой сверхбдительный, наш взводный.
Серовол ушел по каким‑то своим делам. Юра записал в кондуите все о Домбровском, и еще раз просматривал записи. Тут‑то в хате появился Ковалишин.
- Здоров, Художник! Третьего нет? -озабоченно спросил он, едва переступив порог.
- Ушел.
- Куда, не знаешь?
Юра пожал плечами. Ковалишин уже взялся было за ручку двери, но, вспомнив что‑то, с усмешкой повернулся к Коломийцу:
- Ты, я вижу, неплохо тут устроился. Писарем тебя сделали?
- Да так, всего понемножку, -уклончиво ответил Юра, пряча тетрадку в сумку. - Старший куда пошлют.
- Работа - не бей лежачего, как раз для раненого человека. Между прочим, ты, Художник, оказался предсказателем. А что теперь скажешь? Какие такие события нас ожидают? Скажем, этой ночью?
- А что, разговоры есть? - осторожно осведомился Юра, явно польщенный тем, что взводный назвал его предсказателем.
- Болтают. Говорят, по Будовлянам будто бы ударить собираемся. Совпадает с твоими предсказаниями?
Коломиец, вспомнив, что говорил ему капитан Серовол, отрицательно покачал головой.
- Вот как! - изумился взводный. - А куда?
- Кружно.
Кажется, Ковалишин не поверил. Он сладко зевнул, почесал затылок и сказал.
- Это все вилами по воде писано. Никто, кроме командования, точно не знает. Бывай, Художник! Пойду искать капитана.
Ковалишин был недалек от истины: и в тот момент, когда взводный разговаривал с Юрой Коломийцем, и значительно позднее никто, даже сам командир отряда, не знал, будет ли совершен удар и куда его направят.