- Ой! Когда успела?
- Не твово ума дело, - нахмурилась, пытаясь выглядеть грозной и взрослой.
- Тогда удачи, - хотела встать да уйти Дуса, но сестра ее за руку обратно на лавку потянула:
- Погодь. Сгадай, а?
- Чего гадать? Так скажу - не твой он, не тебе уготован.
Финна насупилась, переваривая информацию, и на Дусу уставилась пытливо:
- Кому же он назначен?
Способность Финны собираться и не растрачиваться на эмоции в нужный момент, и вовсю тратить силы, пылать, задираться, вести себя нервно и несдержанно когда покой да тишь, всегда удивляла Дусу.
- Воин бы из тебя славный вышел, - заметила сестре.
- Почему "бы"? Я и собираюсь воином стать. Только позже. Сейчас о другом пытаю, говори: кто Вана прибрать к себе решил? Кто соперница?
По стальному блеску голубых глаз нетрудно было определить мысли девочки, и Дуса головой качнула:
- Не скажу. Заклюешь ведь.
- Заклюю. Если не скажешь.
- Не твой он Финна, чего голову себе морочишь?
- Чай сама с головой, чтобы разобраться. Ты от ответа не уходи, говори: кто соперница моя.
Дуса улыбнулась:
- На год рознимся, а словно в век пропасть. Неуемная ты, страсть. Твою бы силу да энергию во благо роду, а ты все для себя. Как спишь так и живешь - во сне тоже все одеяльце на себя тянешь. А надобно оно тебе? Ты же не укрываешься, на пол его спинываешь.
- Голову не морочь. Прямо говори - кто мне дорогу перешел?
- А была дорога-то, Финна? Не-ет, не было ничего и нет, и быть не может. Друзьями вы крепкими стать можете, а о свадьбе забудь. Разные у вас пути.
- Тогда каков мой путь, кто моим будет, где его встречу, когда?
- Многих встретишь, а мужней не будешь. Семья тебе иная судьбой писана - братство воинское. Сколь жить будешь, столь сражаться. Нрав у тебя такой.
- Много ты знаешь. То же, пифа нашлась!
- А коль нет, чего с вопросами лезешь?
- Знаешь боле моего, - и вздохнула. - И почему я как ты не могу?
- Не хочешь.
- Чего сидите, болтаете?! - зашипел из угла домовой. - А ну, кыш, балакалки! Спать не даете!
- Чего это ты голос подать решил? - озадачилась Финна и порадовалась. Рукава засучила и в сторону угла пошла. - Хорошо, что ты мне попался. Иди-ка сюда, за рукоделье с власами моими поквитаемся!
Домовой зашипел, как рассерженная кошка, а Дуса всполошилась:
- Окстись, сеструшка! Что удумала?! - поперек встать попыталась.
- Отедь, Дуса! - отпихнула ее Финна. И тут застыла, услышав скрип за спиной. Девочки повернулись и встретились с взглядом матери. Ма-Гея стояла на пороге в плаще и сурово поглядывала на дочерей. Обе притихли и взоры потупили, предчувствуя нагоняй, но женщина лишь молвила лениво:
- Кыш.
И пострелок сдуло в горницу. Дверь схлопала, разделяя дочерей и мать.
- Уф! - перевела дух Финна, прислоняясь к стене. - Кажись пронесло… Куда это матушка собралась? - на сестру посмотрела. Та нахмурилась, соображая, что не спроста Ма-Гея в ненастье во двор двинулась. Дела значит спешные да важные. Узнать бы, какие? О роде хлопоты, не иначе, а может?…
Девочка прижала палец к губам, показывая Финне: молчи. И осторожно, чтобы не увидел отец, сняла свой плащ с гвоздя.
Сестра смекнула, что Дуса задумала и еле заметно кивнула: я тебя прикрою, а ты потом мне, что было расскажешь.
Договорились, - заверила девочка и нырнула обратно в сени.
Снег хлопьями падал на землю, укрывал ее старательно, как аккуратная хозяйка стелила постель. Плотная снежная завеса, бесконечным густым потоком льющая с неба, не давала хорошо рассмотреть Ма-Гею. Дуса скорей шла по наитию, чем за силуэтом матери и боялась как заблудиться так и быть обнаруженной родительницей. Подгляд дело стыдное, но заманчивое для любопытных. Последнее и гнало Дусу вопреки страху перед наказанием.
Девочка с удивлением отметила, что мать стремиться за бор, прочь из крепища. Понятно, Ма-Гея не Дуса, заплутать не боится, а коль случись - лесовики подмогнут, к городищу выведут. А девочке кто поможет? Но и на полпути останавливаться, возвращаться негоже. Раз взялась за что - до конца довести надо, и неважно: кашу варить или за матерью родной следить.
Ма-Гея все дальше уходила от крепища, свернула налево и девочка мысленно ахнула: никак к Синь-Мере идет! Заповедное то место было мерой - точкой отсчета, на которой решали дела свои все дивьи жители здешних мест от закатной до рассветной стороны и посещалось оно в крайнем случае. Что же сейчас случилось? Узнает ли, Дуса не ведала, уверенная, что не допустят ее близко к нему и, права оказалась, но и ошиблась.
Выросли перед ней лесовички, цепью выстроились дорогу преграждая. Лесным жителям не объяснишь что такое любопытство, поступки свои им не оправдаешь, вот Дуса и затопталась на месте, приветливо улыбаясь и обдумывая, чтобы сказать. Но не пришлось: яркая оранжевая ящерка вынырнула прямо из-под земли за спинами лесовичков и те дружно обернулись, почуяв исходящее от нее тепло. Миг и разорвав цепь, ушли, словно их не было, ящерка же в обрат, то ли под снег, то ли в землю нырнула.
Девочка задумалась, замерла, не решаясь дальше идти. Странно ей показалось, что саламандра, верная дружка Ярой матери, ей на помощь пришла. С чего вдруг?
А та вновь появилась в паре шагов от Дусы, уставилась горящими глазками: идешь али нет? Пришлось путь продолжить - нельзя страх да робость выказывать, девочке еще не раз с дивьими общаться на правах Ма-Дусы, а будут ли ее уважать да слушать еже ли слабинку заприметят? Горды необычайно и лишь ровню признают. Зато дружат крепко, без обмана и сколь раз род выручали. Ни одного пожарища в округе за тысячу лет. Хотя было, повздорила шибко Рарог с Лешиком и пожгла урочище. Чего не поделили, может только Ма-Гея из людей и знает. Но вышла б та ссора боком раничам, если б Рарог в крепкой ссоре крепкую дружбу не забыла, и полыхнуло бы крепище, как дрова в очаге, встав на пути огня. Пировал тот знатно, всю округу выжег и утих у бора городища людского. В тот день последний раз на Синь - Мере и сбирался народ. Давно то было - Дуса в колыбельке еще лежала.
Может и ныне общий сбор? Тема-то есть. Ноне все задеты и виновных нет. Беда общая, судьба непонятная.
Саламандра на пригорок взобралась и давай вертеться, как кошка за хвостом. Мигом землю от снега освободила, только пар пошел.
Пристраивайся, - глянула на девочку и у самой макушки холма замерла, за него выглядывая. Дуса легла на теплую землю и тоже выглянула: чего там творится? И даже не удивилась, что матушка дочь родную не заприметила за всю дорогу - ясно теперь почему - саламандра следы замыла, мысли и догадки выжгла. Вопрос только, за что Дусе честь?
На небольшой полянке, в круге величавых сосен, стоял валун высокий, в синеватом покрытии которого можно было легко различить лик человеческий: нос, глаза губы, даже брови густые, хмарые. На лбу хранителя заповедного места сидела еще одна саламандра, довольно большая, не чета той, что рядом с девочкой пристроилась, и окраса иного: рудого. Свет от нее шел сильный, так что ночь в день превратилась.
Ма-Гея к валуну шагнула, поклон отвесила и замерла.
Саламандра вниз скользнула и как земли коснулась, превратилась в статную красавицу в одежде из червленых перьев и золотых пластин-чешуек, окруженную рудым светом. Ни дать не взять пламя от свечи, а фитилек дивая дева. Только вот глаза у той девы огненные.
Рукой взмахнула, обводя круг, и над заповедным местом невидимый купол образовался. Ни снежинки в него не проникает, а то что намело, растаяло. И свет мрак разорвал.
‘Благо тебе, Рарог’, - не страшась, посмотрела в горящие глаза девы женщина.
‘И тебе, Магия’.
‘Почто мне мысль свою послала? Почто в разум вмешалась, договор нарушив’?
- Давно поняла? - голос трескуч и шипуч, как пламя что водицей гасишь.
- Не сразу. Сначала сказала, потом подумала: с чего мне про переход вспоминать, к которому три поколения не хаживали? Опасности в нем сейчас поболе будет, чем здесь. Да и не бегали арьи от трудностей, за то бореями и прозваны.
- То не бег и не трусость, то разумный выход из положения.
- Знаешь что?
- Знаю, оттого и договор нарушила, свою мысль тебе послала. Только не моя она и не твоя. Сама ведаешь: что бы не рождалось - давно рожено. Та мысль ведунов Арты, что успели уйти, переместились в безопасное место. Вам они весть слали, да Мокша ее замыла, с братом Сурожем сговорилась и застудила, остановила ее. Рус не успел взять не успел передать и не уйти ему теперь, а во главе новых родов стоять. Здесь. Одни врата остались, Магия, одни, и путь к ним лишь дивьему братству ведом. Макоши радость, раздолье - глянь вокруг, ликует мокрица. А какого нам: тебе, мне, зверю лесному? Земляным-то ровно, они в любой случай в стороне оставались. Но мы не можем. Гибнут твои, гибнут мои.
- Слух идет, порушены врата, - в задумчивости тихо молвила Ма-Гея.
- Хуже - открыты. Кады и нагайны уже вовсю куражатся, тьмой меру заповедную полонят, а вы и не ведаете. А на страже врат ваши рода людские-явьи да наши дивьи. Мало, полюса поменялись, миры грозят перемешаться. Пожди и ничего ни от вас, ни от нас не останется - то ладно? Кто ж тогда род продлит и врата защитит? Мокша глупая, думает века ей отмеряны, ундин да найн распустила - кутят раздольные. А погибнем? Ринется завтра брат мой Яр и, мстя, все уничтожит, не бывать после миру меж народами, покою конец наступит. От Мокаши пар только и останется, земные да земляные тоже крепко притеснены будут. О вас, лесных да воздушных, вовсе молчу - праха и того не останется. Мало нашему братству беды?