Теперь настал мой черед оценивающе осматривать Климента. Что ж, я остался доволен тем, что увидел: среднего роста, но вполне крепок и плечист, возможно, бывший военный, глаза умные, внимательные, волосы уже тронула седина, тонкий шрам на кисти правой руки.
– Хорошо, – кивнул я, – вы услышите эту историю. Только прошу, ничему не удивляйтесь и дослушайте до конца. А там уже решайте, гнать ли меня в шею или поверить!
– Договорились, сын мой, – пообещал монах.
И я рассказал ему все, что случилось со мной за эти злосчастные дни. Все, от начала до конца, почти ничего не утаивая и не оставляя про запас, разве что о бюро профессора Зоммера я не упомянул ни словом. Говорил я коротко, сухо, по существу, стараясь не терять драгоценных минут, но в процессе несколько увлекся, и рассказ мой обрел достаточное количество подробностей и мелких деталей, чтобы убедить в его правдивости любого непредвзятого слушателя.
По лицу Климента невозможно было прочитать, верит он мне или нет. Святой отец молчал, даже сопутствующие вопросы не задавал, и только слушал и слушал, а я говорил и говорил, стараясь не забыть ничего: поиски убийцы, дагеротипист, воскрешение мертвеца, подселенец, стрелки, Костас, дирижабль, "страусы" и "дырокол", Серафимов и Кречетов, император и великий князь, революция, Семенов и, наконец, мои несчастные девочки. Я не забыл никого и ничего.
Потом я закончил свою исповедь и чуть откинулся на жесткую спинку стула, переводя дыхание. Климент смотрел на меня задумчиво, потом резко поднялся и сказал:
– Я верю вам, сын мой. Более того, кажется, я знаю, где именно находится сейчас то существо, кое вы именуете подселенцем. Вот только опасаюсь, что знание это принесет сплошные беды вам… и мне…
Я тоже вскочил на ноги, готовый к чему угодно, но завершение фразы Климента мне совершенно не понравилось.
– Что вы имеете в виду?
– Думаю, вы правы, сын мой, тварь дьявольская здесь, в соборе. Уже несколько дней как ее доставили.
– Почему вы в этом так уверены?
– Я видел, как ее привезли, только не понял сути происходящего. Теперь же вы своим рассказом раскрыли мне глаза. – Не прекращая говорить, отец Климент открыл один из ящиков стола и достал оттуда револьвер. – Может понадобиться, – ответил он на мой удивленный взгляд и сунул оружие в карман сутаны.
– Даже так?
– Именно, сын мой, именно… – Монах обошел стол, приблизился ко мне и внезапно перекрестил единым знаком слева направо.
Я не противился, сейчас не помешает даже подобное суеверие, но ни в какую божественную помощь я не верил, только в свои силы, и надеялся, что их хватит сегодня.
– Только один человек в стенах нашего собора сумеет достоверно ответить на все твои вопросы, сын мой. И только этот человек обладает достаточной властью, чтобы принимать решения такого уровня и спрятать здесь подобное существо.
– И этот человек?.. – начал догадываться я.
– Вы выбрали правильную цель. Нам нужен именно он, его высокопреосвященство Дунстан, кардинал Фридрихсградский.
XLVIII. Кардинал
Прежде чем выйти из комнаты, монах выдал мне видавшую виды сутану, "дабы не выделяться среди братьев".
И вновь коридоры, некоторые совсем узкие, другие – широкие, выводящие к анфиладе комнат. Комплекс собора был огромен и занимал несколько кварталов. Климент, прекрасно знавший все здешние ходы-выходы, уверенно вел меня вперед.
И вдруг, неожиданно для меня, мы оказались в храме – основной части собора. Центральный неф мы пересекли не останавливаясь. Внутреннее убранство просто поражало. Я бывал тут и прежде, как и всякий житель Фридрихсграда, не лишенный тяги к прекрасному, но сегодня мне все здесь показалось еще более величественным и возвышенным, чем обычно. Неоготическая архитектура центрального нефа, сейчас озаренная мрачным светом факелов, переходила в средневековую часть, почти незаметную на фоне черных окон. Я знал, что высота главного нефа достигает ста пятидесяти метров, боковые башни – вполовину ниже, но, учитывая, что комплекс находится на естественной возвышенности, виден он из любой точки города. Сорок колонн стояли по всему внутреннему периметру храма, разделяя галерею второго этажа, украшенную бюстами императоров и императриц, зодчих и строителей храма, патриархов, архиепископов и других значимых персон.
Отца Климента красота в эту минуту не интересовала. Он быстро провел меня за алтарь, где находился выход в южные коридоры, а там уж рукой подать и до южной башни, в которой располагались апартаменты кардинала.
Здесь охраны было с избытком, но отца Климента знали в лицо и пропускали без лишних расспросов, а я шел следом за ним, смиренно опустив голову в капюшоне и стараясь не привлекать к себе внимания.
Пока что подобная тактика действовала безупречно. Мы миновали внешнюю охрану башни и поднялись на несколько уровней. Отец Климент яростно сопел, преодолевая ступень за ступенью, я старался держаться рядом. И как это, интересно знать, кардинал в его весьма преклонные годы умудряется хаживать в свои покои и обратно по несколько раз на дню, если даже меня, вполне крепкого мужчину, восхождение после сотой ступени изрядно утомило.
– Почти на месте, – сообщил наконец монах. И тут же прояснил столь волновавший меня вопрос: – Есть подъемник, его высокопреосвященство им пользуется, но там охраны еще больше, не избежать лишних расспросов…
Я согласно кивнул. Что ж, ради этого можно перетерпеть и нудное восхождение.
– Эх, помоги нам Господь. – Климент быстро осенил себя единым знаком и пошел дальше. Я все так же держался за его спиной, пряча лицо под капюшоном, – ни дать ни взять один из местных братьев.
Мы прошли еще пару десятков ступеней и наткнулись на монахов-охранников, отказавшихся пропускать нас дальше, несмотря на все увещевания отца Климента. И только когда он в сотый раз пригрозил небесной карой и вновь заявил, что дело у нас срочное, важности неимоверной, один из монахов отправился на доклад к кардиналу. А через несколько минут вернулся и, недоверчиво поглядывая на нас, сказал, что нас готовы принять.
Он провел нас в приемную и велел обождать несколько минут, сам же скрылся за массивной дверью, ведущей в личный кабинет его высокопреосвященства. Мы даже не стали садиться и стоя ожидали, пока нас пригласят. Между собой мы с Климентом не перекинулись ни словом – незачем, и так все ясно.
Наконец монах вышел и жестом пригласил нас в кабинет. Сам он остался снаружи, только придержал створку, а когда мы вошли, мягко прикрыл двер за нашими спинами.
Кабинет кардинала Дунстана был устроен весьма аскетично. Все стены занимали книжные полки, сплошь заставленные увесистыми фолиантами. Массивный стол, покрытый зеленым сукном, занимал еще треть комнаты. У портьер стоял большой глобус, хотя, насколько я помнил, церковь до сих пор официально не признала, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. Пара стульев и кушетка в углу довершали интерьер. Я заметил еще одну дверь. Скорее всего, она вела в опочивальню.
Кардинал сидел за столом и задумчиво глядел на нас. Был он совершенно седой и болезненно худой. Он показался мне весьма серьезным человеком, способным как принимать важные решения, так и воплощать их в жизнь.
– Представьтесь! – потребовал Дунстан первым делом. Я был уверен, что Климента он и так прекрасно помнил, судя по тому, что взгляд кардинала на нем не задержался.
– Отец Климент, старший ночной смены. А это господин Бреннер, частный сыщик. Он явился сюда по делу, не терпящему отлагательства.
– Докладывайте! – столь же отрывисто приказал кардинал и чуть прикрыл глаза.
"Как бы не заснул", – забеспокоился я, но тут Дунстан забарабанил пальцами по столу, поторапливая нас, и я понял, что слушает он внимательно.
Отец Климент коротко пересказал кардиналу мою историю, умудрившись не упустить ни одной важной детали повествования. Дунстан слушал молча, только все барабанил пальцами по столу.
– И вот вы пришли ко мне, – сказал наконец он, когда Климент закончил историю.
– Есть сведения, – осторожно ответил я, – что подселенца доставили в собор…
Признаться, я только сейчас сообразил, насколько рисковал, вот так запросто заявившись сюда. Что, если Грэг ошибся? Я ведь даже не успел выяснить источник его информированности. Но меня впустили, выслушали и не выгнали в шею. Значит, я пришел куда следует.
Дунстан пристально смотрел на меня, словно решая, как со мной поступить. Климент тоже молчал, посчитав свою миссию выполненной. Но я прекрасно помнил о револьвере, который он прихватил с собой. Вот только в кого он станет стрелять: в кардинала или в меня?..
– Вы знаете, что император убит сегодня днем? – спросил кардинал, глядя на меня в упор.
– Я даже знаю, кто его застрелил, – признался я. – Некто Кречетов. Бывший императорский офицер, ныне – агент компании "Механикс", за которой стоят неизвестные мне силы.
Дунстан удивленно вскинул правую бровь.
– Даже так? Что ж, тем лучше… – непонятно проговорил он, а затем добавил уже громче: – Войдите!
Дверь, та самая, что, по моему представлению, вела в опочивальню, приоткрылась, и в комнату вошел тот, о ком я только что говорил – Дитмар Васильевич Кречетов, подпольная кличка Ястреб, агент "Механикс" и убийца императора. Признаться, такого я не ожидал и замер, не зная, то ли уже стрелять, то ли погодить минуту и выслушать объяснения.
– Какая встреча, – широко улыбнулся Кречетов. – Искренне рад, Бреннер, что вы уцелели во всех передрягах.
Я уже пришел в себя и вытащил "дырокол". С Кречетовым нужно держать ухо востро. Его я тоже винил в гибели близняшек и планировал предъявить счет к оплате.