- Так почему крест не носишь? - с ходу набросился на нее он.
- А вот и ношу! - с вызовом заявила Землепотрясная, делая шаг к нему и, горделиво приподняв помятую проволочную инсталляцию, обнажила притаившийся под ней крестик на тонкой цепочке, запутавшейся на голове цепи-змеи.
- Что ж ты крест Божий срамом прикрываешь, позорище? - еще больше возмутился священник. - Ты в церковь зачем пришла, на чужую кровь посмотреть?
Прихожанка с ужасом уставилась на Дашу. Без упрека и осуждения - хуже: как на телесное воплощение ходячего смертного греха.
- Паломничество сатанинское устроили, ходят и ходят, безбожники! Кары Божьей не боитесь. А зря! Слышишь, зря! - затряс неухоженной темно-русой бородой праведник.
- А вот и не на кровь, я на икону Божьей Матери посмотреть хотела! - изобразила достойное возмущение Чуб.
Впрочем, возмущение, в отличие от достоинства, ей изображать не пришлось - она уже готова была наброситься на треклятого попа с кулаками.
- Ты на службу в воскресенье ходишь? Посты соблюдаешь? - начал очередную атаку он.
- Да пошел ты… - выплюнула взбешенная Чуб. - Здесь, между прочим, еще и музей. А в музей можно ходить в чем угодно! Понял? - И развернувшись на каблуках ботинок, побежала вслед за исчезнувшей Машей, чувствуя, что сейчас взорвется от злости.
- Одна уже доходилась! Безбожница, - угрожающе взревел поп ей вслед.
"Рита? А что если это он?" - затормозила Чуб и, оглянувшись, увидела, что тот смотрит ей вслед взглядом непримиримой средневековой инквизиции.
"Пришла к нему ночью девушка в короткой юбке, он ее и грохнул, фанатик! А Бог увидел сверху, как он Риту режет, и земля содрогнулась…
Фу, фигня!
Хотя… Ведь замок в дверях был не взломан. Его открывали ключом. А ключ мог быть только…"
- Здравствуй! Я - Митя.
Даша испуганно вздрогнула.
С внешней стороны ворот, стыдливо прижимаясь к стене забора, стоял все тот же улыбчатый сумасшедший, похожий на кокетливого балованного ребенка.
- Ну тебя, дурак, напугал! - буркнула Чуб.
- Таким, как ты, нельзя от нас зарекаться, - ответил он, улыбаясь.
- Че?
- Он на всех кричит. Но дядя Киря сказал, чтобы я его не слушал, потому что я и сам - человек Божий. И картину мне в церкви показал, которую художник с нас рисовал…
- С кого это вас? - Возмущение все еще бурлило в ней, понемногу утихая.
Сумасшедший, как ни странно, был каким-то умиротворяющим - с беззлобными детскими глазами.
- С тех, кто жил в нашем доме, потому что мы к Богу ближе, - с готовностью разъяснил ей он.
- В сумасшедшем доме?
- Ага.
- Ясно. - Даша заметила, что одет убогий не так уж плохо, просто хрестоматийные Lee и футболка из Benettona обвисают на нем мешком. - А что еще тебе твой дядя рассказывал?
- Много чего, - похвастался Митя, кривя голову набок и закатывая глаза. - Сказал, что эта земля - плохая. И маме Бога тут не место. Лучше бы, говорит, ее в музее повесили…
- Так ты видел ее? - заинтриговалась Чуб. - И какая она, расскажи!
- Красивая очень, - с чувством сказал сумасшедший. - А глаза темные-темные. Без дна!
- Точно - Катя! - вывела Землепотрясная. - Ладно, пока. Некогда мне. Лечись, Митя! Ты - хороший парень.
* * *
Под землей Маше стало не по себе. Но это ощущение быстро прошло, и фонарь успокоился в ее руке. Раньше, когда она была маленькой, отец не раз брал ее с собой в "Подземное царство", и с тех пор здесь мало что изменилось - толстые змеи труб, убегающих в никуда, грязь и иллюзия загадки, рожденная темнотой и бесконечностью коридора.
"А еще здесь наверняка водятся крысы. Но об этом лучше сейчас не думать…"
Ковалева повесила фонарь на шею и достала из рюкзака свечу и кусочек мела.
Маленький дачный фонарик был бессилен перед безразмерной темнотой, как соломинка молочая, - его прямолинейный луч высвечивал только крохотные фрагменты. Но свеча сразу же дала округлый, равномерный свет - свеча умиротворяла.
Когда-то, держа такую же прихваченную из дома романтическую свечу в руках, десятилетняя Маша отправилась путешествовать по подземным коридорам, потрясенная разрешением отца, отпустившим ее в это волшебное, бесконечное путешествие.
Она шла и шла, совершенно одна, вдохновенно прислушиваясь к хрусту своих шагов, и перед каждым поворотом ее сердце обрывалось от страха и предчувствия чуда. И лишь десять лет спустя, сопоставив факты, она поняла причину столь чудесной отцовской беззаботности: он отпустил ее гулять по подвалам Контрактовых рядов, квадратных и герметичных, где заблудиться было попросту невозможно.
Маша медленно двинулась вперед, скрупулезно отмечая свой путь меловыми крестами и тщательно оглядываясь по сторонам, безуспешно тщась отыскать здесь нечто, что дало бы ей ключ к разгадке или хотя бы к размышлениям о ней.
"Я - как и мой отец, которому всегда больше всех надо", - неожиданно подумала она.
Туннель вильнул темным ответвлением коридора. Сколько она шла? Маша забыла посмотреть на часы, а под землей - это ощущение она помнила с детства - время словно останавливалось, становясь густым и неподвижным.
В конце подземелья прорисовались обвитые темнотой ворота.
Те самые - других здесь быть просто не могло.
Маша остановилась, набираясь мужества, - в отличие от тривиального городского коллектора, Кирилловские пещеры были опасной зоной.
"Но ведь именно ради них я и пришла сюда! - напомнила себе она. - Или все же стоит дождаться Дашу?"
Внезапно ее сердце подпрыгнуло. На стенах заплясал свет, и послышались чьи-то шаги - не Дашины, - слишком неосторожные, убежденные в собственной правоте, такими ходят только по знакомым дорожкам.
Маша Ковалева глупо замерла на месте: в лучшем случае это милиция, которая выдворит ее отсюда за шкирку. В худшем…
"Я пропала!"
Из-за ворот выскользнули двое. Их лица, искаженные темными тенями, показались ей страшными - нечеловеческими. Но на головах были знакомые рабочие каски с фонариками на лбу.
- О! О! - сказал один.
- Стой! - крикнул другой.
Но Маша и так не могла бежать: все неожиданное и внезапное мгновенно парализовывало ее, тупо и безнадежно. Двое шли к ней, похабно улыбаясь. Один (тот, кто сказал "О!"), в испачканной полосатой рубахе, приблизился к "подземной царевне" вплотную.
- Какая птичка к нам залетела, а, Олежа? - присвистнул он, разглядывая ее, словно нежданный выигрыш в лотерею.
- Она не птичка, а лягушка-путешественница, - поправил второй. - Ну, и что же ты тут делаешь? А, красотка?
- Я пришла… Мне было интересно… - прошептала Маша.
- Ну-ну, чем же мы интересуемся? - подхватил полосатый. - Сатанизмом? Жертвоприношениями? Смотри, Олежа, она даже свечу захватила… За упокой ее хотела поставить? Или за здравие Сатаны?
Полосатый отрывисто заржал.
Олежа молча взял свечу из ее рук и осклабился, подхватывая шутку:
- Не-е, ты гонишь… Она хотела, чтобы кто-то над вами свечку подержал. Так что давай, не томи девушку… - Он сделал недвусмысленный жест рукой.
И Машино сердце стремительно провалилось в живот, а живот взвыл от предчувствия кошмарного финала.
- Не надо… - распахнула глаза она.
- Ну вот, теперь уже "не надо", - пропел, паясничая, Олежа. - Какие вы, девушки, непостоянные. Так и сердце мужчине разбить можно.
Полосатый схватил ее за плечи и прижал к стене.
- Даша! - отчаянно заорала Маша. - Черт! - понадеялась на вчерашнее чудо она.
Чуда не случилось. Ее крик падал в воздух, как в вату: она зашла не так уж, но все же достаточно далеко для того, чтобы ее призывы гасли, не успев долететь до людей. И она понимала это…
- О, да здесь еще и Даша есть! - не переставал идиотничать второй. - Даша, Дашутка, беги сюда, тебя подружка зовет! Она одна за двоих отдуваться не хочет!
Маша истерично дернулась всем телом: правая ладонь полосатого решительно скользнула под ее рубаху и вскрыла обертку лифчика. Левой он сцепил ее руки сзади. Стало нестерпимо мерзко, в то же время как-то парадоксально все равно.
- Гы, какая классная цыцка! - Полосатый рывком задрал Машину рубаху, показывая другу лежащую у него на ладони грудь. Друг безудержно загоготал. - А тут у нас что припрятано, а, малышка?
Он торопливо дернул молнию на ее брюках.
- У, моя сладкая… Ну давай, малыш, давай… - Полосатый вдруг потек возбужденным потом, запыхтел и мешком повалил ее на землю, придавливая своим длинным телом. - Только не вздумай царапаться, сука! Не то… Эй, ты, брось свечу, сдерни с нее штаны!
Машины джинсы поползли на щиколотки, Полосатый нетерпеливо раздвинул бедрами ее ноги и закопошился у себя в паху.
- Ну, давай, засандаль ей! - крикнул "подсвечник". - Ты не один… Другим тоже хочетца!
Маша судорожно, безнадежно всхлипнула и резко запрокинула голову, словно надеясь вымолить спасение у бездушного полукруглого потолка коллектора.
И в ту же секунду потолок угрожающе треснул, закрошился, заплакал посыпавшимися мелкими камушками и высвободил из своего нутра огромный остроугольный кусок.
Маша рефлексивно зажмурилась.
Придавливающее ее мужское тело болезненно вздрогнуло, заорало и отпало прочь.
Освобожденная начала инстинктивно натягивать брюки, не чувствуя ничего, кроме бездумной, знобящей истерики. Полосатый корчился на земле, вцепившись в кровоточащую голову. Олежа танцевал над ним и испуганно выл:
- Ты жив?! Жив?! Че это было?
- Что здесь происходит? - властно спросил кто-то, чей голос Маша узнала сразу.