- А оно и было тогда безлюдным, - объяснила Маша. - Раньше из Верхнего в Нижний Город можно было попасть только по Андреевскому спуску. Фуникулера не было. А Александровский, ну, тот, который сейчас Владимирский, спуск от Крещатика на Подол проложили только в 1850 году. Десять лет прорубали… Да что там, если и сам Крещатик всего 200 лет назад построили, а Киеву 1500!
- А я слыхала, меньше, - отозвалась Катя.
- Или больше. Это официальная версия: 1500. А на самом деле никто точно не знает, сколько ему лет. Историки по-прежнему спорят. Представляешь, - апеллировала Маша к Чуб, - какая тут раньше чаща была, огромная - до самого Днепра! Перунов гай. А потом, когда князь сверг отсюда деревянного идола, ведьмы оставили это место…
- Они ушли, а мы поселились! - весело хмыкнула Даша. - Я ведь выросла тут, на Десятинной. Меня бабка все детство на Владимирской горке выгуливала. Может, я на этой самой Чертовой горе в пасочки играла!
- А мой заместитель говорит, что окна нашего офиса тоже выходят на Лысую Гору, - ухмыльнулась Дображанская.
- На Замковую-Хоревицу-Флоровскую-Киселевку, - серьезно кивнула Маша Ковалева. - Многие считают ее пятой. Ее как-то еще зовут, кажется, Киевлянкой…
- Стойте! - шало вскрикнула Чуб.
Катя и Маша остановились.
- Да не в том смысле, - взбудораженно замахала руками она. - Я выросла рядом с Лысой Горой, ты - работаешь! А ты? - Она требовательно посмотрела на Машу.
- Я - нет, - смутилась та. - Не сходится. Даже близко ни одной нету.
- Жалко. Хоть какое-то объяснение вырисовывалось. Ладно, веди, Сусанин! - ободрительно похлопала Чуб Машу по плечу. - Показывай, где твое небольшое возвышение?
Они спустились по выложенной кирпичом перепончатой дорожке и зашагали в сторону фуникулера. Вечер стал синим. Их штатный "Сусанин" недоуменно оглядывалась по сторонам, некстати вспомнив, что XIX веке для создания новых площадок и террас Владимирскую гору досыпали землей из усадьбы Меринга, и теперь определить возраст того или иного "возвышения" верно, практически невозможно…
- Может, эта? - показала она на полукруглый выступ на нижней террасе. - Или тот? Или там, где Кокоревская беседка?
- Да, свидания логично в беседке назначать. - Даша невольно вспомнила влюбленную пару. - О’кей, тут подождем.
Троица уселась на скамью.
Время медленно поползло в никуда. Через пятнадцать минут почти совсем стемнело, и в парке над ними зажглись двуглавые фонари. Днепр, которому вроде бы положено было пролегать внизу, завис перед ними прямо в небе, как диковинные фотообои. Ниже бежали огнями, сходясь в одной точке, Набережное шоссе и Владимирский спуск, справа сияла лужей огоньков Почтовая площадь и карабкался вверх по горе четырехступенчатый вагончик фуникулера.
"Значит, еще нет одиннадцати часов", - подумала Даша, и ее цветущее лицо потухло и напряглось. Закат, на исходе которого должен был появиться загадочный корреспондент, уже изошел, да весь вышел. Судя по обступившей их тишине, неугомонные студенты давно отправились пополнять запасы веселящего пойла, гуляя по Кресту.
- А Крещатик что, тоже назвали в честь креста? В смысле крещения? - ворчливо буркнула она в сторону Маши.
- По одной из версий, - покорно согласилась та. - Там, - качнула она подбородком в сторону горы, по правому боку Владимирского спуска, - под нижним памятником Владимиру, протекает Крещатицкий ручей, где князь крестил своих сыновей. Святое место!
- Че-то у нас святые и чертовы места, как шахматная доска, - пробурчала Чуб. - Фу, темень какая!
Кроме них троих, на бесфонарной нижней террасе горы не наблюдалось ни единого человека. Но Даше не было страшно - только паскудно и пусто от мысли, что их "концептуальное свидание" сорвалось. К. Д. не пришел, а скорее всего, это они облажались и пришли не туда. Их штатная умница явно перемудрила со своими выводами. Кого им бояться здесь? Памятника, знакомого с детских лет и знающего тебя, как облупленную, - и пятилетнюю с дурацкой пластмассовой уткой в руках, и совершеннолетнюю, занимающуюся запретным подростковым петтингом под его пьедесталом? И чем он может им помочь? Смешно!
- А помните, у Булгакова? - задумчиво проскандировала Маша вслух, пытаясь припомнить, где совсем недавно она слышала эту романтическую цитату. - "Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира…"
- Да достала ты уже всех со своим Булгаковым! - взбеленилась Даша. - Знаешь, умной тоже надо быть в меру! А то гор у тебя, видите ли, целых пять, ведьмы - не ведьмы, Володя - Вася!
- А ты не ори на нее! - строго прикрикнула Катя. - Сама, небось, Владимира Святославовича от Владимира Мономаха с лупой не отличишь!
Чуб растерянно моргнула и смолкла, спешно и безуспешно стараясь вспомнить десять отличий между двумя историческими тезками и возразить чересчур умной "тетке". Но не смогла: она всегда считала, что князь Владимир был на Руси только один! И Лысая Гора в Киеве - одна! А оказалось, их тут как грязи!
- А если Василий - это все-таки Василий? - вежливо напомнила личную версию Катерина.
- Нет, - радостно обломала ее Чуб. - Письмо было адресовано нам троим! А нам с ней чего твоего мужика бояться?
- Ладно, закрыли тему. Другой вопрос: не логично ли предположить, что первая гора - это и есть Старокиевская, на которой был построен первый город? И кстати, если на то пошло, князь Владимир, он же Василий, он же Святославович, - Катя кинула на Чуб нравоучительный взгляд, - жил и был похоронен именно там!
- А ты откуда знаешь? - окрысилась Даша.
- Но я ж не совсем тупая, - добила ее Дображанская. - Когда мне было столько, сколько тебе, я еще на экскурсии ходила.
- Но Старокиевская гора никогда не считалась Лысой! - заспорила с ней Маша Ковалева.
- А ты что думала, ведьмы свои горы официально патентовали и сообщали координаты в горсправку? - Даша почувствовала, что резко разочаровалась во всезнающей умнице. - То, что написано в твоих книжках, такие же слухи, как и все остальное! Бы даже не знаете, сколько Киеву лет! А где ведьмы собираются на самом деле, во-още знают только они одни! Может, как раз там, где никто и не подумает. И я, между прочим, это первая говорила! - сорвалась она, компенсируя поруганное Катей достоинство. - Это гора, "породившая Город"! Потому он и время не указал: знал, что мы, как и прошлой ночью, притащимся ровно… Кажется, тогда было часов одиннадцать! А сейчас еще нет… Скажите спасибо, что я машину не отпустила!
* * *
- Слышь, Сергеич, ты точно того! - Николай Петрович недоуменно и тревожно огляделся. - На ночь глядя, самому в коллектор лезть. Что ты там нового увидеть хочешь?
Они стояли на верхней площадке каменной лестницы, карабкающейся на Кирилловскую гору от улицы Телиги. И с каждой секундой недоумение на лице Петровича становилось все более и более живописным.
- Я ж не один - с тобой, - ответил Сергеич.
- Да я сюда с тобой поперся, только чтоб тебя, дурака, остановить! - осерчал Петрович.
- Смотри, что это там? - перебил его Машин отец, глядя ему через плечо.
Тот недовольно обернулся, но увидел лишь насупившуюся белую церковь, в которой, если верить другу и горячим выпускам новостей, безбожная пацанва принесла в жертву двадцатидвухлетнюю девушку…
- Кажись, побег кто-то, - напряг слух Петрович, неприязненно ежась в сторону неприятной церкви. - Там, со стороны психушки… Может, собака.
- Нет, - помрачнел Владимир Сергеич, - какой-то мужик. В красной куртке. Молодежь такую носит…
- Да нету там никого!
- Пойдем посмотрим.
- Да мало ли кто это мог быть! - пришел в негодование Друг.
- Коль, я ж тебе уже объяснял, не так тут что-то.
- Ежу понятно - не так! - взорвался Николай. - Как труп "так" может быть?! И девку жалко, конечно. Только тебе что, больше всех надо, да? Сам мне рассказывал, сколько сюда вчера ментов понаехало. Без тебя, небось, разберутся.
- Ты что, не понял? Она с Машкой моей училась! - вскипел Владимир Сергеич, выпячивая решительный подбородок. - Маша моя в этого подонка влюблена. А его сегодня выпустили! Я думал, следователь нормальный, а он… - Машин отец неприязненно махнул рукой. - Такой же, как они все! Я ему дело говорил: Кирилловские открыты! А они в эти пещеры даже сунуться забоялись.
- Так вот ты куда намылился? - обалдел Петрович. - Нет, Сергеич, тебе не в пещеры, тебе прямая дорога в Павловку! Вот, прямо и направо, - указал он, резко рубанув воздух ребром ладони. - Ты че, совсем уже спятил? Не хуже меня знаешь: там все на соплях держится! И менты наши - не самоубийцы. Девку в церкви прирезали. Так какого хрена под землей искать?!
- Есть там что-то, - упрямо набычился Владимир Сергеич. - Я чувствую, есть.
- Все! Пошли домой, - восстал его друг. - Последний раз говорю! Погеройствовал, и будя!
- Значитца, так: ты со мной или нет? - Владимир Сергеич непреклонно сжал посеревшие губы.
- Я - домой! У меня уже терпец урвался! Ну что ты за человек такой? - возмущенно посетовал приятель. - Вечно на рожон прешься! Мы с тобой уже раз браконьеров ловили у тебя на даче! Помнишь, чем оно все кончилось?
- Ты, как баба, ей-богу, - презрительно скривился Владимир. - Все, пошел я. Некогда мне… Только время из-за тебя зря потратил. Если б с тобой полдня не препирался, я б сюда еще в пять пришел.
- Ну, так и придем сюда завтра засветло! - пошел на попятную напарник. - Что за нетерплячка среди ночи, в самом деле?
- Под землей всегда ночь, - угрюмо буркнул Владимир Сергеич. - Один черт - сейчас или днем. Ночью даже лучше. Как раз ночью они сюда и приходят… Все, вали домой, к жене под бочок!