- Иванко, - сказал он слуге, - этих двух огольцов проводи. А этого отведи на кухню. Дашь ему подстилку, на чем спать, и остатки ужина, что люди ели. И пошли кого-нибудь за Микулой Бермятичем и другими, с кем всегда совет держу. Скажи, чтобы шли скорей.
Полночи просидел господин Глеб с дружинниками своими, совет держал. Выслушав внимательно рассказ боярина, первый Микула Бермятич ударил кулаком по столу и сказал:
- Лазутчик он! И правду говорит, да не всю. Половцы идут, надо к тому готовиться, а когда здесь будут, неизвестно. Быть может, притаились за полдня пути, ждут, чтобы он вернулся, доложил, крепка ли охрана детинца, много ль воинов, сколько у нас припасу и сколько выходов. Надо выслать разведчиков, узнать, близко ли они. А мы будем ждать незваных гостей, приготовим им кровавый пир, угощеньице.
- Храбер Микула Бермятич, да некстати, - возразил киевлянин Ярополк. - Не затем мы здесь стоим, чтобы удаль свою показывать, мериться с врагом силами - чей меч острей да булава тяжелей. А затем мы здесь поставлены, чтобы Киеву заслоном быть, удержать врага, сколько хватит сил и терпенья наших. Разведчиков слать надо, а самим готовиться к осаде. Ни одного человека без спросу из детинца не пускать. Припасы заготовить. На восточной башне дозор у нас не ходит. Не высока башня, далеко с нее не видать, а оттуда хорошо следить за рекой, за переправами и за нашими водяными воротами. Как пойдем за водой на реку, засады бы не опасаться.
- А долго ли в осаде отсиживаться будем? - спросил Братила, новгородец. - Всех нас в детинце двадцать два воина, да дворни наберется столько ж. А половцев прискачут сотни, а то и тыщи. Долго ль мы их удержать сможем? Всех нас перебьют, а пользы Киеву не будет. Надо посылать гонцов за помощью в соседние детинцы. Недаром великий князь не одних нас здесь поставил, а будто цепью всю степь огородил, чтоб одно звено за другое держалось. Одно порвется - распадется вся цепь, и враг прорвется на Киев. Пусть во всех детинцах ждут половцев, готовятся к защите, а кому придет кровавая нужда, пусть разожжет огонь на башне. Другие увидят - на помощь поспешат.
- Надо выставить дозор на внешнем валу, - сказал Микула Бермятич. - С западной башни далеко видно, с внешнего вала ближе слышно.
- Людей у нас мало. Надо бы мечи достать из кладовых, раздать посадским на всякий случай… - сказал Ярополк Степанович.
- Этого нельзя, - перебил господин Глеб. - Посадским раздадим мечи - как бы они их против нас не оборотили. Братила в рост давал им деньги, и Микула тоже давал, и другие воины давали тоже. Посадские у нас в долгу как в шелку, почесть на нас одних и работают. Как бы они не обрадовались, что мечами, а не серебром рассчитаться смогут. Оружия посадским не дам.
- Да разве ж они не русские люди? - возразил Ярополк Степанович. - Разве не одна у нас родина, не один язык? Разве не в одной земле наши предки погребены? Не может того быть, чтобы своих предали.
- Может не может, а как бы не случилось, - сказал Братила. - Посадские и впрямь на нас зверем смотрят. Да и в присёлках смерды все закабалены. Земля наша, а за землю и труд их наш. По весне и лошадь им даем, плуг, и семена, а осенью весь урожай в наши закрома ссыпают. Нельзя им, голодным, оружие давать.
- А мечи бы наточить надобно, - сказал Микула Бермятич. - Не поела ли их ржа в ножнах? И кольчуги, в кладовых лежа, не порвались ли? Шеломы ли не потускнели? Стрелы-то у нас в колчанах охотничьи, а боевых и вовсе нет.
- Разведчиков в степь, гонцов к соседям послать тотчас, - решил господин Глеб. - Разъезды послать за два дня пути, а гонцы кто завтра днем, а кто к вечеру успеют вернуться домой. Стражу с нынешней ночи удвоить. Одного послать дозором на внешний вал. На восточную башню стража - с завтрашнего дня. Оружие проверить и наточить. Хотя бы часть урожая убрать раньше времени. С утра собрать сколько можно в детинце припасов. Всё ли?
- Будто и всё, - ответил Братило. - А главней всего - никому зря про то языком не болтать. А то как бы посадские с присёлковыми, не дожидаючись половцев, нам кровавое пированьице не учинили.
Глава IX
МИЛОНЕГ
Все утро господин Глеб с Микулой Бермятичем осматривали укрепления. Земляные валы, насыпанные на деревянных клетях, были крепки и прочны, но боярин, вздохнув, сказал:
- А помнишь, Микула, как отроками жили мы в Новгороде Великом? Там стены все из известняковых плит. Богат Новгород, каменным поясом опоясался.
- И Новгород богат, и известняк там дешев, - ответил Микула Бермятич. - Кабы у нас столько камня, и мы бы не хуже стены сложили. Да напрасно кручинишься, Глеб Ольгович: наши валы не худые, выдержат осаду. И в Киеве стены земляные, так же, как наши, строены: внутри клети, поверх земля.
- В Киеве ограда выше человечьего роста, а у нас - по плечи.
- Стрелять сподручней.
У водяных ворот господин Глеб остановился и спросил:
- Давно ты замок отпирал?
- И не помню когда.
- Отопри!
Они прошли до конца хода, и господин Глеб снова спросил:
- Давно ты засов поднимал?
- Не помню, - ответил Микула.
- А кто ж с запора и с засова ржавчину сбил и маслом их смазал?
- Некому, - побледнев, ответил Микула. - Ключ всегда при мне. С нательным крестом на шнуре ношу, в бане не снимаю. Чудо это!
- Чудо ли? - сказал господин Глеб. - Уж больно на людское дело похоже. Не измена ли? С тебя, с пьяного, ключ сняли и изготовили новый, а ты и не заметил. Пьешь не в меру.
- Господин, и ты пьешь. Руси есть веселие пити, - возразил Микула.
Боярин ничего не ответил, только метнул на него грозный взгляд. Когда они вновь вышли из подземного хода, он приказал:
- В ночь поставишь на восточной башне верного человека. Ничего, что башня низка, из нее водяные ворота хорошо видны. И чтобы никто о том не знал. Кого с ключом поймаю, голову велю отрубить.
- Кроме себя, теперь никому не верю, - сказал Микула. - Дозволь, я ночью на этой башне дозором стану. На западной без меня сторожей хватит.
- Быть по сему, - согласился господин Глеб. - А увидишь изменника - стреляй в него из лука, как бы не убежал. Через эти ворота нам за водой ходить, а враг сквозь них проберется в крепость. Кого бы у ворот ни застал - не щади.
У главных ворот в детинец господин Глеб сказал:
- Разве это ворота? Одна им защита - стрельцы с боков, со стены, и позади, из западной башни. В Киеве в Золотых воротах пролет высокий, а в нем помост над самыми створами. С этого помоста не только стрелой достанешь врага, но и прямо на голову можно ему камни кидать и кипяток лить. Топорами рубить сверху можно. Да и стрелять вниз сподручней - не то что сбоку. И ворота каменные и такой глубины, что целое войско в них сражаться может.
- Что же тужить, Глеб Ольгович, - ответил Микула. - У нас войска нету, нам такие большие ворота и не защитить. А что они из дерева срублены, так и в каменных воротах створы тоже деревянные и поджечь их и вырубить можно.
- Ноет мое сердце, - сказал господин Глеб. - В этих воротах моя погибель.
Но как только отошли от ворот, он встряхнул головой и сказал:
- Помнишь, Микула, на наших глазах детинец строили. Хорошо строили, на совесть. Нигде земля не осела, ни одно бревнышко не подгнило. А ведь всю жизнь в нем прожили.
- Хорошо строили, - сказал Микула. - Народ строил, свою землю оборонять… Эх, Глеб Ольгович, молоды мы были, молодцы!
- Я и сейчас молодец, - сказал господин Глеб и погладил свою белую по пояс бороду. - Я любого молодого поборю… Ну, прощай. Про ключ не забудь, помни!
Когда боярин вернулся домой, то застал госпожу Любашу в слезах, Георгия с завязанным глазом и всех домочадцев в волнении и скорби.
Ночью половецкий пленник спал спокойно на брошенной ему старой медвежьей шкуре, но утром отказался сесть за стол со слугами - он-де человек свободный и с холопами садиться ему зазорно. Они посмеялись, поели и встали от стола, а он после этого сел один и, сверкая глазищами, грыз сухие корки. Затем велела ему стряпуха ощипать птицу к обеду. Но он закричал, что не для того бежал из плена, чтобы быть рабом на поварне, что если он снова в плену, то снова убежит, а если он заложник, пусть обращаются с ним как должно. Стряпуха, женщина сильная и дородная, дала ему подзатыльник и сказала, что это и есть должное обращение. Тогда, разъярившись, схватил он гуся за длинную шею и стал махать им, как палицей. Георгия Глебовича, прибежавшего на шум, ударил он этим гусем по голове, а теперь лежит связанный на полу кухни и извивается, будто червь, стараясь разорвать свои путы.
Господин Глеб, выслушав эти рассказы, сам пошел на кухню и попытался было уговорить его, но дикий подросток плевался и бился так, что и подойти к нему было невозможно.
В это время пришел Макасим - златокузнец. За ним с утра еще было послано - не возьмется ли починить боярскую кольчугу. В Райках оружейника не было, а Макасим был опытен во всякой тонкой работе по меди, железу и серебру. Он долго осматривал кольчугу, близко поднося ее к красным глазам, будто нюхая похожим на сливу носом. Толстыми пальцами прощупал каждое кольцо. Господин Глеб нетерпеливо следил за ним, морщась от долетавших из кухни криков. Наконец Макасим взялся починить кольчугу. Тогда госпожа Любаша принесла пояс с нашитыми на нем бляшками. Одна бляшка отпоролась и затерялась.
- Не до поясов сейчас, - сказал господин Глеб.
- Почему? - спросила она.