- С тобой вожусь - свой горшок никак не доделаю. Все утро бьюсь с тобой. Какой из тебя гончар! Ремесло позоришь. Только и годишься козу пасти… Сын! Руки-крюки! Быть тебе подпаском, скоморохом, каликой перехожим… Уходи с моих глаз, совсем уходи и не попадайся мне. Скорей беги, пока я тебя до смерти не прибил!
Завидка слез со скамьи и уныло спросил:
- Куда ж ты меня гонишь?
Гончар схватил мокрый лоскут овчины, которым перед тем протирал горшок, и провел им по влажному лбу. Потом посмотрел мутными глазами на сына и сказал:
- Что ж, иди козу пасти, ни на что не годишься больше. Придется Тишку с Митькой за круг сажать. Может, понятливей тебя будут.
Завидка поднялся по ступенькам, ведущим из землянки на улицу, и начал отвязывать козу, которая успела уже сжевать и вытоптать скудную травку, росшую у жилища гончара.
Из сарая выглянула сестра Милуша и крикнула:
- Козу идешь пасти? Ты гусей тоже забери, пусть по речке поплавают.
Глава IV
СОСТЯЗАНИЕ
Там, где речка Рублянка впадала в Пятку Великую, на остром мысу, заросшем луговыми травами, спал мальчик, раскинув сильные руки и подставив солнцу широкую грудь. По-видимому, он спал уже давно, когда вдоль бережка к нему приблизился другой мальчик, гнавший хворостиной гуся с гусыней и тянувший за собой козу на веревке. Это был Завидка.
Увидев спящего, он захлестнул козью веревку за ствол ивы и к этому же стволу привязал за лапку гусыню. Гуся он оставил на свободе, потому что знал - гусь от гусыни никуда не уйдет, а будет ходить вокруг да около, приседая и кланяясь, не желает ли-де госпожа гусыня вдоль да по речке поплавать. Привязав гусыню, Завидка тоже лег на траву, спрятал голову в руки и подставил солнышку спину. Солнце ласково грело ребят, а речки в два голоса их баюкали. Рублянка тихо ворковала, будто сизый голубь, а Пятка, словно гусли, рокотала и всплескивала.
Долго ли, коротко ли они спали, когда на лугу показался Василько. Добравшись до мысика, он увидел спящих, остановился, достал из-за пазухи свой узелок и положил его под куст. Потом разулся, распоясался, расстегнул рубаху, сорвал длинную травку и начал дразнить гуся. Гусь выгнул извилистую шею и зашипел. Василько кинул в него комком земли и пощекотал травинкой Завидкину пятку. Тот мигом перевернулся и сел.
- А Куземка-то спит, - сказал он. - Будить его иль не надо?
- Ты, Завидка, осторожно буди, - посоветовал Василько. - Куземка наш спросонья грозен бывает. Как бы не ушиб невзначай.
- Не привыкать стать мне к ушибам, - встряхнув волосами, ответил Завидка и, нагнувшись к Куземке, зашептал: - Кузя, Кузенька, просыпайся. Просыпайся потихоньку. Чего спать?
- У-у, - пробормотал Куземка, открыл ярко-синие глаза, улыбнулся солнцу и, увидев Василька, спросил: - Годится?
- И не скрипнул, - ответил Василько.
- Вот он я какой! - сказал Куземка. - У меня не скрипнет. Не таковский. - Он широко потянулся. - Вот он я, кузнецкий сын. А что вы так долго не шли?
- Мы давно здесь, - ответил Завидка. - Это Василько не шел.
- И я давно. Я гуся дразнил, а вы спали.
- Эх, проспали! - огорченно сказал Куземка. - Мне давно домой пора. Отец, небось, проснулся после обеда, а меня нет. И мехи раздувать некому.
- Успеешь, - сказал Василько.
- И то, успею. Без меня раздуют. Ой, жарко! Искупаться, что ли? - И, вскочив, как был, в штанах и рубахе, кинулся в речку и поплыл на другую сторону.
- Промокнешь! - вслед ему закричал Василько.
- Ништо! - ответил Куземка и сильней забил ногами по воде. - Ой, вода хороша - парное молоко!
Василько, скинув штаны с рубахой, побежал в воду и поплыл за Куземкой. И Завидка, проверив, крепко ли привязана его скотина, тоже разделся и поспешил догнать друзей.
Они уже успели выбраться на высокий камень у крутого берега Пятки и теперь с визгом и воплями прыгали с него в воду то вниз головой, то вперед ногами, вытянувшись струной или перевертываясь в воздухе. Завидка, взобравшись на камень, присел, обхватил руками колени и громко крикнул:
- Ух!..
И когда оба приятеля взглянули на него, клубком слетел в воду.
- Дурная голова! - прикрикнул на него Куземка. - Чего прыгаешь не глядя? Глубоко тут, верно, да на дне камни есть. Прыгай, как все люди.
- Треснется головой о камень - расколется, как пустой горшок, - сказал Василько и рассмеялся. - Ему жизнь надоела.
- Ага, надоела, - ответил Завидка и встряхнул волосами. - Авось впереди лучше будет. Давайте вперегонки!
И, нырнув, он поплыл под водой. Когда вынырнул, чтобы набрать воздуху, то увидел, что Василько его догоняет, а Куземка далеко впереди и вокруг него радугой взлетают и падают брызги.
Завидка снова нырнул, а когда высунул голову, то Василько накрыл ему лицо мягкой ладонью и, заливаясь смехом, начал топить. Завидка вывернулся, схватил его за ногу и потащил вглубь. Василько завизжал. Тогда Куземка повернул обратно и под водой боднул Завидку головой, а вынырнувшего Василька огрел по спине ладонью. Шлепок получился такой звонкий, что Василько от смеха опять чуть не потонул. Тогда Куземка сказал:
- Хватит!
И все трое выбрались на мысок. Василько и Завидка, покатавшись по траве, оделись. Куземка стащил с себя мокрую рубаху и штаны, выкрутил так, что треснуло, и повесил сушиться на куст.
- Что будем делать? - спросил он. - Детинец городить, как вчерашний день? Ров рыть, что ли?
- Я с этим детинцем вовсе обезручу, - сказал Василько, - все ладони в мозолях. Давайте босиком по траве бегать и ржать, будто мы дикие кони, и копытами лягаться.
- Эка невидаль босиком! - сказал Завидка. - Давайте лучше из лука стрелять - кто дальше.
И все согласились.
Луки и стрелы были у них самодельные и хранились в кустах. Завидка потрогал пальцем заостренную палочку и сказал:
- Эх, были б у нас настоящие стрелы!
- Вот я откую стрелу, - пообещал Куземка. - Я такую откую, чтоб свистела при полете. У самой бородки дырочки пробью в острие. Она полетит и засвистит, как соловей.
- Ты бы простую отковал, чем свистящую-то обещать, - сказал Василько и первым взял лук.
Привычно, почти не целясь, спустил он тетиву, и стрела, перелетев через Пятку, скрылась с глаз.
- Это не считается! - крикнул Завидка. - Мы еще не уговаривались.
- Ну и уговаривайся, мне что! - ответил Василько и пустил стрелу прямо в синее небо.
- Надо уговориться, на что стрелять будем, - сказал Завидка. - Что тому будет, кто дальше всех попадет?
- Почет будет. На пиру будет князем, возьмет себе лучший кус, - сказал Василько. - У меня, братцы, в узелке лебединая нога есть.
- Только через реку не стрелять, а то не видно, куда стрела упала, - сказал Куземка. - Стрелять на лугу и по жребию, кому первому выпадет.
Первому ему и выпало стрелять.
- А во что целиться-то? - спросил он, натягивая лук сильными руками. - Вон в тот камушек. Идет, что ли?
И, не дождавшись ответа, спустил тетиву. Стрела полетела и, задрожав, вонзилась в землю у самого камня.
- Хорошо! - воскликнул Василько. - Лучше не бывает!
- И лучше можно! - крикнул Завидка. - Стрела камень-то и не тронула, в землю впилась. В камень целься, а не в землю.
- Я и не целя попаду, - небрежно ответил Василько. - И не глядя попаду. Меня ночью разбуди - я в темноте попаду. Не первый год из лука стреляю!
И спустил тетиву с такими ужимками, что стрела полетела в сторону и попала в густой куст.
- Никак, вскрикнул кто-то? - испуганно спросил Куземка.
- Послышалось тебе, - ответил Василько. - Это тетива взвизгнула. - И протянул лук Завидке.
Завидка принял лук и медленно поднял на уровень груди. Еще поднял и немного опустил. Сердце билось так, что во рту было солоно. Вот он богатырь, Давидка Тимофеевич. Василько ему кланяется. Куземка ему кланяется. Ото всех почет. И подносят ему лебединую ногу.
- Что тянешь? Стреляй! - крикнул Василько. Завидка даже не посмотрел на него. Он вдруг почувствовал, что его рука, стрела, взгляд отсюда и до камня как бы слились воедино, одной длинной чертой. Чуть заметная трещина в камне выросла и приблизилась. Завидка спустил тетиву.
- В сам камень! - в восторге крикнул Куземка. - Как она в камень-то воткнулась, не отскочила от него?
- Там трещинка, - слабым, счастливым голосом ответил Завидка. - Она в трещине торчит.
Куземка не поленился сбегать за стрелой, чтобы вытащить ее, но стрела так глубоко впилась в камень, что вынуть ее не удалось.
- Ай да Завидка, ай да стрелец! - восхищались оба друга. - Быть тебе на пиру князем!
- А я не обедал сегодня, - тем же счастливым голосом проговорил Завидка. - Отец меня до обеда выгнал. Так вдруг есть захотелось, братцы мои дорогие!
- Сейчас я стол накрою! - крикнул Василько и повернулся к своему узелку.
Но узелка и след простыл. Вместе с ним исчезли и Васильковы сапоги и подпояска. И Куземкиных штанов и рубахи тоже нигде не было видно.
Все трое мгновение смотрели друг на друга, и вдруг Василько рассмеялся:
- Сапожки мои, зеленые, сафьянные, остроносые, недолго ж я в вас щеголял! Вот жаловался, что ногам в сапогах смутно, босиком побегать хотелось. Теперь набегаюсь!
- Недолго побегаешь, - хмуро сказал Завидка. Он был бледен, и глаза у него влажно блестели. - Тебе отец другие подарит.
- Братцы, а я?… - в ужасе спросил Куземка. - Как же я нагишом по детинцу пойду? Ведь засмеют меня!
- Засмеют! - застонал Василько и повалился с хохотом в траву. - За… за… ой, засмеют! На… на… ой, нагишом!