- Если они ничего больше не знают, они пристают с симонией. Они не имеют представления о том, что в казне должны водиться деньги… если собираешься править Церковью и государством как подобает. Они считают само собой разумеющимся… что собор Святого Петра великолепно украшается… они не задумываются над тем, откуда берутся деньги… И если я стремился придать церковному государству новое могущество… разве я старался для себя… для своей выгоды? Нам, Папам, чужды заботы мирских государей о своей родословной, о своей плоти и крови… мы живем и боремся ради великой идеи… ради государства Божьего… Святой… неделимой… Церкви.
Кардиналы были в высшей степени удовлетворены этим признанием исповедующегося, а некоторые в знак одобрения даже кивали седовласыми головами.
- При таких похвальных стремлениях, - вновь заговорил д’Акваспарта, - у вашего святейшества наверняка были враги.
- Враги… о да… они еще у меня остались… и останутся… даже после смерти.
- Но перед лицом смерти вы, по примеру нашего Спасителя, должны будете с готовностью простить ваших врагов.
Глаза старика пылали.
- Простить врагов! Это Филипп Французский… Одному Богу известно, как скверно он со мной поступал… Такое бесстыдство… облагать налогами моих прелатов и духовное достояние… взять в плен епископа… и ославить меня как симониста и анти-Папу!
- Вы храбро защищались, святой отец!
Дыхание вырывалось из груди Папы с перебоями.
- Да, правда?.. Рад, если это было замечено. Но разве в борьбе с Филиппом я вышел победителем? Может быть, я бы и одолел его, если бы… его злой дух… Ногаре… этот пес!
- Святой отец, опомнитесь!
- Могу ли я забыть… как это отродье еретика… осмелилось ударить меня в моем собственном замке… словно преступника… да и эти Колонна, эти негодяи…
- Но теперь все это уже позади, святой отец! Вы должны забыть о земном и думать о вечном! Божья заповедь требует, чтобы мы прощали наших грешных братьев.
- И я, раб рабов Божьих!
- Это так, святой отец!
- О, вы не знаете, что у меня на душе!
Исповедник пытался успокоить умирающего:
- Мы очень хорошо понимаем вас, святой отец! И мы, ваши верные кардиналы, на веки вечные порвем, говоря простым языком, с этими злобными Колонна, этими кардиналами-отступниками и всем их родом.
По лицу умирающего промелькнула тень умиротворенной улыбки.
- Но вы, - настаивал кардинал, - стоя на пороге вечности, вы должны простить ваших врагов!
- Хорошо, я прощаю…
- Вы прощаете от всего сердца?
- От всего сердца.
- Всех своих врагов?
- Всех моих… а кто еще принадлежит к их числу? Кроме Филиппа и Ногаре… Божий суд… настигнет Колонна, которые окончат свои дни в изгнании… Кто еще принадлежит к числу моих врагов? Да, да, один, который уже теперь… пребывает в изгнании… и с безумной ненавистью ополчается против меня… Вы тоже знаете его… этого горячего флорентийца… этого Данте Алигьери.
- Этому Данте вы тоже должны простить!
- Дорогой Акваспарта, этого вы не можете требовать от меня… он заклеймил меня симонистом… он выступал против меня в Совете Флоренции!
- Святой отец, не я требую чего-то от вас, нет, Господь требует, чтобы мы простили наших врагов. Всем нашим врагам!
Больной выгнулся вверх, и его костлявые дряблые руки со вздувшимися жилами сжались в кулаки.
- Вы думаете… Данте… когда-нибудь простит мне? Если бы он мог… он поместил бы меня в самый последний круг ада!
Возникло неловкое молчание. Слышно было только хриплое дыхание умирающего.
По сути, кардиналы были согласны с мнением высшего иерарха Церкви. Он действительно напоминал скалу в бушующем море. Но подобные земные чувства должны были здесь молчать. Речь шла о том, чтобы отец христианского мира так ушел в мир иной, как того требовал его сан. Во время происходящего теперь официального акта его святейшество Бонифаций VIII не имел права выходить из роли.
Исповедующий напомнил:
- Подумайте, святой отец, к чему вы призваны! - И, не получив ответа, добавил: - Чтобы вы простили даже своему злейшему врагу, Данте Алигьери!
Папа лежал с закрытыми глазами. Только тонкая линия его губ свидетельствовала о презрении и неуступчивости. Ввалившиеся щеки Папы горели лихорадочным румянцем.
Кардиналы беспомощно переглянулись и не произнесли ни одного слова.
Иссохшее тело Папы выгнулось дугой. Руки судорожно ухватились за шелковое покрывало.
Послышался тихий стон:
- Я хочу… Данте… нищету… изгнание… ненависть… адские муки!..
Выгнувшееся дугой тело обмякло и рухнуло на постель.
Исповедник помазал умирающего святым маслом и отпустил ему вины и грехи.
Кардиналы опустились на колени и начали молиться.
Понтификат Бонифация VIII подошел к концу.
ПРАЗДНИК НА ВОДЕ
В апреле 1304 года народ Флоренции жил новыми надеждами и радовался бытию. Пусть в политической жизни бушевали штормы и бури, никто и не помышлял о монашеском воздержании. Напротив! Майский праздник в этом году собирались отметить с таким размахом и великолепием, как никогда прежде, и ни один человек не сказал ничего против. Хорошо, что всегда находятся люди - особенно среди веселого племени художников, - у которых возникают все новые идеи. На этот раз им стал мастер Буффольмако, ученик знаменитого Джотто. Рожденная им идея захватила все сердца, даже сердца сухих и мрачных монахов и прелатов. Первого мая на водах Арно должен был состояться лодочный праздник. Разместившись на мосту Карайя, мужчины, женщины и дети любовались целой флотилией проплывающих по реке лодок, изображавших отдельные круги ада. При этом мессер Буффольмако и его друзья рискнули продемонстрировать свое искусство в качестве художников и комедиантов. Флорентийцам предстояло увидеть нечто новое, никогда прежде не виданное и попутно услышать ценные религиозные поучения, призывы к набожности и предостережения от смертных грехов, которые ведут людей прямиком в ад. Причем все это зрелище предлагалось людям совершенно бесплатно.
Долгожданный день наступил.
Сначала горожане полюбовались традиционной игрой в мячи, вволю напраздновались в семейном кругу и на улицах и теперь, заполнив мост Карайя, с нетерпением ждали, когда на прекрасный город опустится вечер, суливший начало жутковатого и прекрасного спектакля.
В праздничном наряде в сопровождении своих родителей появилась и Лючия. Она приветливо поздоровалась с родными и знакомыми и заняла место между отцом и матерью на одной из грубых, наскоро сколоченных скамеек, расставленных на мосту.
- Ты только взгляни на это море людей, - заметила донна Джудитта, - мост еще, чего доброго, не выдержит такой нагрузки.
Муж рассмеялся в ответ:
- А ты уже испугалась, что он обрушится? Он выдерживал и гораздо большую тяжесть и еще переживет наших правнуков!
Лючия почти не прислушивалась к разговору родителей. Радостные ожидания волновали ее душу.
Она уже знала, что ее тайный друг Арнольфо Альберти вместе с Буффольмако был в числе инициаторов этого праздника. Если ей не удастся обнаружить возлюбленного среди остальных участников предстоящего действа, поскольку все лица актеров скрыты под масками, она надеялась узнать его по мелодичному звучному голосу, и это наполняло ее сердце радостью.
Вечерние тени сделались длиннее, и в буровато-желтых водах Арно отразились первые огоньки. Неожиданно прозвучал торжественный сигнал фанфар, который и положил конец ведущимся среди публики негромким разговорам. Все замерло.
Долгожданная мистерия началась.
Размалеванные в цвета яркого пламени лодки с необычного вида фигурами, облаченными в причудливые костюмы, одна за другой через равные промежутки времени приближались на веслах к мосту, заполненному зрителями. Чем больше скапливалось лодок, тем отчетливее доносились с реки шум, плач, крики, разговоры.
Каждую лодку венчала большая, от борта до борта, широкая полуарка с описанием грехов тех, кто несет заслуженную кару в кругах этого плавучего ада. Сделано это было специально для удобства немногих, умеющих читать, чтобы они сразу поняли, что, собственно говоря, происходит: "В этом месте наказываются прелюбодеи", "Здесь карают убийц".
Добрая дюжина "адских" лодок олицетворяла все многообразие человеческих пороков и заблуждений.
Низкий звук могучей трубы перекрыл доносившийся шум. Грешники склонились перед этим сигналом, возвестившим о появлении Люцифера, князя тьмы. В средней лодке, особенно выразительно расписанной языками пламени и страшными масками, где занимали места виднейшие представители преисподней, например "Бог свиней" и "Бог мух - Ваал", в чем зрители могли убедиться по надписям на ярко-красных повязках, закрывающих лбы актеров, поднялся, сопровождаемый запуском шутихи Люцифер - ангел, некогда низвергнутый богом, и объявил уважаемым гражданам Флоренции, что черти, приставленные к отдельным кругам ада, будут по очереди демонстрировать ужасные муки, которыми небо карает грешников, и пусть христианское население славного города Флоренции извлечет для себя урок из этих ужасных примеров и вступит на путь добродетели, что никогда не поздно сделать.
Всеобщее ликование послужило наградой этим прекрасным и прочувствованным словам князя тьмы.
- Вы слышали, - сказала донна Джудитта, - это говорил сам мастер Буффольмако… Разве не превосходно он справился со своей ролью?!
Ее сосед Калло, торговец мылом, пробурчал:
- Какая глупость! Разве черт может призывать нас вернуться на путь добродетели?
Другие стали на сторону Люцифера:
- Почему бы и нет - ведь ему лучше всех известно, каково находиться в аду!