- Ты, Грицько, останешься с эскадроном, - сказал Денис Душке, вошедшему в хату, - а завтра с утра пойдете на Ярославец, мы там будем.
- Глубокая разведка? - спросил Грицько Дениса и неодобрительно посмотрел на остальных.
Денис, зная, что Грицька не переспоришь - он все равно поедет, - сказал:
- Вот черт! Ну, передай эскадрон Буленко и катай с нами.
- Это айн момент! - сказал Душка, повеселев, и опрометью выбежал из хаты.
- Не оставляет тебя твоя Душа? - спросил, улыбаясь, Евтушенко. - Как его фамилия-то настоящая? Душа, что ли?
Денис тоже улыбнулся.
- Душка.
- Душа он и есть.
И с тех пор он стал звать Грицька "Душой".
БАНДУРИСТ
Места, по которым они проезжали, были полны романтики, что бросилось в глаза Денису, как только вступил он на Глуховщину. Холмистый, с гребнем тополей на самом отдаленном кургане, пейзаж при луне напоминал какую-то пышную декорацию к украинской песне. А песня- одна из чудеснейших в мире, украинская песня - неслась к ним издали и таяла в воздухе, как бы смешиваясь с ароматом теплеющей талой земли и набухающих почек тополей.
- Это Ярославец, - показал Евтушенко в сторону тополевого гребня на горизонте,
Ярославна рано кичет
Во Путивле на забрале!.. -
вспомнилось Денису.
- А сколько тут до Путивля? - спросил Денис,
- Сорок верст с гаком, - отвечал Евтушенко. - А почему спрашиваешь?
- Да так, - отвечал Денис. - Одну песню вспомнил.
- Еге! Тут и не одну вспомнишь! - загадочно отвечал Евтушенко. - .Тут все песни вспомнишь. Такие места! Наши места знаменитые!
Они проскакали ночной Ярославец, распугав по аллеям кочубеевского парка поющих и жартующих с хлопцами дивчат.
- Это бывший Кочубеев двор. Была домина, да стала руина! - показал Евтушенко на руины кочубеевского дворца. - Разбили бандюги оккупанты, пушками раз-гавкали. Тут у нас было с ними генеральное сражение. Народное имущество перепортили, песьеголовцы. Ну, вот и лес… Вот и приехали! - показал он вдруг. - Теперь за мною, вправо дороги!
Проехав еще немного, он свистнул, и прямо из лесу на него выскочила фигура всадника.
- Тише ты, черт! - подъехал к нему Евтушенко.
Они о чем-то переговорили.
- Можно ехать! - вернулся Евтушенко. - Самый разгар, Хрин верховодит.
Поехали по открывшейся вдруг просеке. Навстречу им ехал медленно конный отряд человек в двадцать.
- Делегация? - спросил передовой, подъехав.
- Большевики! - отвечал Евтушенко,
Всадники повернули коней и пристроились рядом, окружив приехавших.
Денис вглядывался в их вооружение и одежду. Под одним, ехавшим рядом с Денисом - видно, старшим, - было седло. Вместо винтовок у большинства за поясами торчали обрезы, а вместо сабель - лезвия от кос, замотанные в войлок.
Ехавший рядом с Денисом вдруг спросил:
- Ты Кочубей?
- Да, Кочубей.
- И Денисом зовут?
- Денисом, - отвечал Кочубей.
Всадник потрогал маузер, высовывающийся из голенища сапога.
Денис обменялся с ним взглядом, тот невольно улыбнулся в ответ на косой взгляд гостя.
- Примериваешься?
- Примериваюсь! - ответил Денис.
Проехав с полверсты просекой, всадники услышали гул голосов и почуяли дым лесного костра. Какой-то мелодичный звук примешивался к гулу.
Но через минуту Денис уже ясно различил, что это звук бандуры, и вспомнил загадочные последние слова умершего два часа назад на его глазах шпиона: "Тут все дело в бандуре!"
"Так вот она и бандура! Сейчас все станет понятным", - подумал он.
Они свернули в гущу леса и поехали извилистой, черневшей в рыхлом снегу тропой на голоса, которые все приближались. Уже ясно различимы были и слова песни:
А Кармалюк - гарний хлопець,
Він по світу ходить,
Не одную дівчиноньку
Із розуму зводить.
Всадники подъехали к костру. Вокруг костра сидели люди, задумчиво слушая песню. Их было больше сотни. Меж деревьями фыркали кони, пахло сеном, навозом, жареной бараниной и самогоном.
Никто и не подумал обернуться на приезжих. Все сидели, сосредоточенно слушая песню и чуть подпевая.
Провожатые спешились, спешились и приезжие и подошли к общему кругу.
Теперь кое-кто из сидевших поближе к костру отодвинулся в сторону, уступая, место гостям. А бандурист продолжал петь и, кончив песню, все еще перебирал струны, отыскивая какой-то веселый, игривый, шуточный мотив.
- Дядьку Микита, гости приехали! - сказал один бандуристу.
- А хиба ж я не бачу, - усмехнулся бандурист. - То й що ж, як прыихали? Хай нас послухають!
В голосе бандуриста была насмешка и вызов. Перестав подбирать веселый мотив, он вдруг сурово кашлянул и запел каким-то особым, властным голосом, как бы желая внушить всем торжественность этой песни:
Ой, що ж бо то тай за ворон,
Що над лісом крякає?
Ой, що ж бо то за бурлака,
Що всіх бурлак збірае?..
И Денис невольно заслушался.
- Ну, что скажешь, Кочубей? - спросил певец, кончив петь и помолчав, как будто он именно к нему относился песней и ждал от него ответа.
- Я приехал вас слушать, а не говорить. А говорить я завтра буду.
- А! Ну так и слухай.
И бандурист стал вновь перебирать струны, прикладывая ухо к бандуре, как будто желая вызнать, что сама она еще скажет.
По толпе прошел гул: люди, видимо, делились впечатлениями от слов Дениса.
- Значит, наша взяла? - услышал Денис вырвавшуюся у кого-то фразу и оглянулся. Рядом с ним стоял широкоплечий, бородатый, среднего роста и крепкого сложения человек.
- Хрин! - сказал Евтушенко, толкнув локтем Кочубея. - А ну, помолчи, Хрин: чи то ваша, чи то наша! Спивай, дядьку, - сказал он слепцу, - а мы послухаем, зато и вы нас потим послухаете.
- Послухаемо! - сказал Хрин. - То вже вам були Маруськи, що слухалися.
И он засмеялся, видимо поддразнивая слишком самонадеянного Евтушенко.
Бандурист все продолжал перебирать струны, как будто не допросился еще у бандуры последнего слова.
ХРИН
- Мы ж не бандюги, - заявил Хрин, когда поужинали.
Он вытер усы хусткой, вынутой из кармана шаровар.
- Я сам напрыклад за коммунию, чарторыжский староста. Мы - артель!
- Усе для бидних и гнетених! - сказал бандурист и повел в сторону Дениса невидящими белыми глазами.
- Ну, а за поубиваних помстимось, - сказал Хрин. - Хиба ж то советська власть у городи? То жбуржуяги, то ж биляки, должно быть, за вищо ж воны повбывалы народ? За вищо вбылы Кривущенко? Увесь народ, що тут е, з одчаю тут. Из пометы тут. Евтушенко нас попередыв, що ты - Кочубей. Чулы мы про партизана Кочубея. Була й наша думка до нього йты; у Красную Армию упъять податься. Ну й пишлы до города. Та нас и не допустылы. А Кривущенко - може, чулы - с хлопцями живыми у могилу закопалы. Знову-таки у "козацьку могилу". Що це - чи знов москали? Га? Скажи ты нам чисту правду: може, це знов москали? Одвику москали?
- Начнем сначала, - сказал Денис, - чтобы не запутать! Москали, кажешь? А москали нас звильнили вид пана и вид хана. Памятаешь Богдана?.. А скажи мне, наприклад, Хрин, кто революцию начал и кто у себя советскую власть установил? Русские рабочие и русские солдаты. И спасибо им надо сказать, если они нам, украинцам, в том помогают. Были вы на нейтральной зоне?
- Булы… Ну так що з того, - зрада и вышла с той самой нейтральной зоны, - чертяка нас туды и знис. Черняк и той сам був головою не поклав. Откуда взялся какой-то донской казак, Примаком зовут? Такой тебе пан гетьман, может ты его й знайдеш, того паныча?
Денис кивнул головой и сказал:
- Только не донской он казак, а черниговский гимназист.
- Ну от, бач, скубент, звисно ясно, что шатия!
- Раз студент, так и шатия? Я тоже студент. Не в этом дело. Ну, что ж Примак Черняку сделал?
- Та хотив же вбыты. "Подчиняться мне, говорит, и точка!" - "А хто ты такой, чтоб тебе подчиняться?" - говорит ему Черняк, а у самого рука до маузера. Ну, тут у них и пишло. Чернякивци прискакали до нас. "Знимайся, кричат, глуховцы, змена!" А и до того тут без нас народ немцы вымучили в гроб-могилу. Оккупанты стали без. нас издеваться над населением. Нам треба их выручаты. И нам уже кровь к глотке подступила. Ну, мы и снялись. А батарея с командиром на пароме приза-держалась трохи. Тут и нарвался на него член самый правительства, рыжий такой, поповской наружности, уроди дьякон, з волосом до плич. Пятаковский, или черт его знает, кто таковский. Очкастый такой, голенастый шкандыбайло. Может, и его знаешь?
- Наверное, Пятаков?
- Во-во, он самый! Так ты, значит, их усех знаешь. Знакомые тоби жупелы!
- И оба они, и Пятаков и Примаков, кстати сказать, украинцы.
Хрин, переходя к повествованию о демаркационной линии, сам незаметно для себя перешел на русский язык.
- А батарея ждет перевозу. Он и начни тут хай: "Поворачивай назад!" А Граф ему говорит: "Да катись ты, откель пришел, козлиная твоя борода. Рыжее шкандыбайло! Не тебе нам тут порядок давать! Откуда ты на нас взялся?" Ну, тут подъехал еще этот самый Примак и еще один там пузан, полковник Храпивницкий, возьми да и убей Графа безо всякого разговору.
Хрин тяжело вздохнул и почему-то проверил, хорошо ли действует замок у карабина. Замок действовал хорошо.