- Хлеб ел и квасу.
- А прошлый день?
- Молоко, кашу тыквенну.
- Так. А пироги с визигой, а оладьи, кисель?.. было второго дня?
- Было. А пирога не ел.
- Пирога ты не ел, - отец отряхнул стружку с рубахи его. - Ты, говорят, у нас звериный язык ведаешь. По-кошачьи умеешь молвить?
- Нет.
- А по-телячьи?
Варфоломей посмотрел на отца.
- Нет.
- И по-гусячьи нет?
Покрутил головой.
Отец приобнял его.
- Ну, иди. Где там Стефан с Петром?
- Петяне маманя наказала дома быть, она его стричь будет. Стефан - не знаю.
За него ответил Касьян:
- Стефан коней шукает, нать. Семён троих недосчитал на лугу, растреножились, побёг ловить их, ну и он напросился с ним.
- На ближнем?
- А вот, у реки. Да не уйдут, куды они денутся.
Варфоломей поклонился, чтобы уйти, но отец придержал его.
- Ступай-ка и ты, пособи брату, посмотри там по бережку. За вешки только не забредай…
- Они уж должно поспели, чего зря мальца гонять, - пожалел Мина.
- Ничего, заодно хоть проветрится, а то который день дома сиднем. Ступай, ступай…
Варфоломей выбежал на улицу, мимо деда Назарки, старого боярского служки, смазывавшего дёгтем ворота.
- Ты далёко ль, бегляш? - окликнул его.
- Тятя наказал со Стефаном коней сыскать.
- Ну, бежи. Они там, у излучины!
Солнце садилось. Дохнуло с лугов сладкой осенней стынью. Варфоломей побежал по росе вдоль тына.
За тыном гурьба ребят. Лопоухий мальчишка тараторил считалкой:
- Летела сова из красного села, села сова на четыре кола…
- Глянь, глянь - Варька!
- Варька, ты куды? Айда к нам!
Смотрели вслед ему.
- Чудной.
- С ним конаться нельзя, заикой будешь. Да! мне мамка наказывала!
- Сызнова, сызнова, теперь я конаю! Пера, эра, чуха, рюха, пята, сота, ива, дуба, мака…
На берегу было пусто.
Варфоломей, дойдя до камня, над которым торчали две жерди с зарубками на конце, повернул обратно. По реке плыл туман… Впереди за деревьями мелькнули всадники с лошадью…
Он крикнул:
- Стефан!
Крикнул ещё и побежал через рощу…
Под дубом наткнулся на человека. Незнакомец, накрытый с головой во всё чёрное, застыл в молитвенной позе.
Подойдя ближе, Варфоломей увидел схимника. Старец стоял на коленях, сложив на груди руки…
- Отче, ты кто?..
Монах будто не слышал. Варфоломей ждал ответа… глядел на него, не смея пошевелиться.
Черноризец положил поклон, поднялся на ноги.
- Чего тебе, чадо? - взглянул приветливо.
- Отче, отчего я молюсь, а всё всуе! не даётся грамота мне!..
- Хочешь постичь её.
- Всей душою, отче! Хочу, чтобы мне… чтобы разбирать Писание. Ребята же все чтут по "Часовнику", я один не смыслен, и я…
- Бога просил.
- Да, я просил Его, и маманя просила, но… Помолися хоть ты за меня. Отче, пусть даст разумения!..
- А веруешь ли, что подаст?
- Верую, взаправду верую!
- Коли так, помолимся оба.
Он воздел руки к небу, молился безгласно. Варфоломей шептал усердно свою молитву…
- Аминь, - произнёс вдруг монах.
- Аминь.
Черноризец достал ковчежец, держа, словно драгоценность. Вынул кусочек просфоры, поднёс к устам ему.
- Скушай.
Потом спросил:
- Сладко ли?
- Сладко вельми… паче мёда!
- Ну, вот, - улыбнулся старец.
Нагнулся и поцеловал его.
- Не скорби, чадо, отныне о неразумии своём. Несть сего. Гряди с миром, Варфоломей, подобает спешить тебе.
Но Варфоломей не трогался с места.
- Чадо, я благословил тебя, и ты не думаешь уходить. Вон уже ищут тебя.
Варфоломей упал на колени.
- Отче, прости меня, мои родители очень любят таких, как ты…
- Чего же ты хочешь?
- Хочу, чтобы ты пожаловал в дом наш. Отче, пожалуй к нам! - поклонился в траву, и замер.
- Хорошо, я пойду с тобой.
Они пошли рядом, в лучах заката, и скоро набрели на Прокшича, растерянного и измотанного в бесплодных поисках.
- Варейка! куды же ты делся-то, ну? Всё ж обегали сорок раз!
- Мы там под дубом…
- Каким дубом? под тем, что ль? Да-к только что был у него, рыскал везде, как пёс, и не зрел никого, что ты… Пойдём-ка скорей домой, отец-то с маткой извелись, поди… Ох, милый, ну, слава Богу, сыскался! Стефан вернулся, а тебя нету! Касьян к засеке побёг искать…
Вышли на дорогу. Прокшич всё оглядывал старца.
- Ты, божий человече, ты не с Григорьева затвора будешь ли? Дюже образ учёный твой. Я слыхал…
Но тут показалась усадьба и несколько человек перед ней, стоявших тревожно…
Прокшич вскинул рукой:
- Тута! Живой! - крикнул им.
Кто-то махнул в ответ.
- Вон, бежи к матке с отцом, дожидают тя у ворот.
Варфоломей рванулся не сразу, чуть задержался, оглянувшись на схимника.
Добежавши, попал в руки матери…
- Тять, там старец, монах, согласился побыть у нас!
- Мы уж думали, ты за Ишню подался, али к засеке.
- Не, я в дубках, я гляжу он стоит молится… Он добрый!
- Да вижу. Что-то мне лик знакомый вроде.
Мать всё прижимала сынка к себе.
- Истинный старче, - сказала всматриваясь.
Приблизился к ним черноризец, благословляя, и поклонились ему.
Дома забегали слуги, накрывая стол. Но старец попросил провести его в молельню. Родители, с Петром и Варфоломеем, вошли вместе с ним в крестовую комнату; Стефан же в то время был с Миною на дороге в Ростов.
Монах под иконами осенил себя крестным знамением, приступил к аналою.
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Стал часословить…
- "… Коль возлюбленна селения Твоя, Господи Сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастося о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица - гнездо себе, идеже положит птенцы своя; олтари Твоя, Господи Сил, Царю мой и Божа мой. Блажени живущии в дому Твоем…"
Свеча на свещнице вырезала из темноты белый лик с горбинкою носа, серебрящиеся власы бороды… Слушали не сводя с него восхищённых глаз.
- "…Яко милость и истину любит Господь, Бог благодать и славу дает, Господь не лишит благих, ходящих незлобием. Господи Боже Сил, блажен человек уповаяй на Тя".
Старец снял книгу с аналоя, поднёс Варфоломею; показал ногтем…
- На-ко, чти отсюдова.
Варфоломей, держась за книгу, смотрел на лист. Смотрел, водил глазами, не говоря ни слова. Все ждали.
- Он у нас не способный, отче. Петруша может, - вступилась мать.
Подтолкнула Петра, но старец остановил его.
- От сего места, псалом Давидов, ну-ко… Не бойся.
- Не могу я, отче, не разумен есть. Не разбираю…
- Не тебе ли сказано о неразумии, что несть сего? Чти не бойся.
Все ждали.
- "Благоволил еси… Господи, землю Твою… возвратил еси… плен Иаковлев…"
Голос отрока дрогнул, но скоро окреп:
- "… оставил еси беззакония людей Твоих, покрыл еси вся грехи их… Укратил еси весь гнев Твой, возвратился еси от гнева ярости Твоея. Возврати нас, Боже спасений наших, и отврати ярость твою от нас… Еда во веки прогневаешься на ны? Или простреши гнев Твой от рода в род? Боже, Ты обращся оживиши ны, и людие Твои возвеселятся о Тебе. Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даждь нам…"
- Спаси и помилуй, - прошептал Прокшич, - ить о нас всё!..
- "… Услышу, что речет о мне Господь Бог, - читал Варфоломей, - яко речет мир на люди Своя, и на преподобныя Своя, и на обращающыя сердца к Нему. Обаче близ боящихся Его спасения Его, вселите славу в землю нашу. Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет и положит в путь стопы своя…"
Слушали и крестилися, плакали, не веря ушам. Старец перевернул страницу.
Стихи псалма зазвенели по дому… Отрок воспрял, едва не задыхаясь от радости. Старался читать нараспев, подражая Стефану. Один раз оторвался от книги, обернувшись на мать с отцом: глаза сияли!
- "… Настави мя Господи на путь Твой, и пойду во истине Твоей; да возвеселится сердце мое боятися имени Твоего…"
Закончил в полном молчании их. Старец принял книгу, пропел отпуст:
- Слава Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков, аминь.
Всех благословил и вышел. Отец было следом, но вернулся, обнял сына. Варфоломея не выпускали из рук, мать приговаривала, целуя его:
- Милость Божия! Милость Божия!..
Сели за трапезу. Мать сквозь слёзы поглядывала за порядком, сама ставила уху, солянку с грибами, принесли блины…
Когда поднялись из-за стола, отец обратился к их необычайному гостю:
- Видим, отче, ты человек святой жизни, мы таких не встречали покамест. Желаем спросить о сыне нашем, который привёл тебя: что с ним такое было?
Варфоломея с Петром увёл в детскую Прокшич:
- А пора почивать, робятушки…
Кирилл рассказывал старцу: