"Пройду чуть-чуть вперед", - сказал себе Конан и сам удивился этому решению: казалось, оно созрело против его воли. Однако он уступил порыву, поднялся на ноги, опоясался мечом, взялся за натянутую веревку и осторожно перебрался через водопад, где подобрал второй светильник.
- Я рад, что ты не захотел уйти, человек, - донесся откуда-то сверху скрипучий голос.
Клинок вырвался из ножен раньше, чем Конан задрал голову. Он инстинктивно отпрянул, увидев смутное черное пятно.
- Нет нужды угрожать мне оружием, - проскрипела летучая мышь. - Я не причиню тебе зла.
Острие клинка, прижавшее маленького обитателя пещеры к потолку, не опустилось даже на ширину ногтя.
- Я способен испытывать боль, человек, - будничным тоном сообщил нетопырь. - За что ты со мной так жесток? Повторяю: я не враг тебе.
- Кто ты? - хрипло произнес киммериец, делая шаг назад и опуская меч.
Темное пятно расплылось, превратившись в каменную сосульку. Сталактит с нежным звоном откололся и упал на пол. У Конана мурашки побежали по спине: перед ним на задних лапках стояла упитанная черная крыса.
- Демон!
- Разве суть в названии? - Крыса склонила набок усатую голову. - Сказать по правде, я и сам не знаю, кто такой. Прошлого я не вспоминаю, в будущее не заглядываю. Мысли приходят сами по себе и тут же становятся частью ненужного прошлого. Считай, что я - дух этого Подземелья. Зови меня Пенатом.
- Ты Темный Ольт?
Крыса исчезла. Но скрипучий голос зазвучал вновь - теперь уже не с пола, а со стены. Конан повернул голову, поднес светильник. На рубце, оставленном кайлом, сидела крупная ночная бабочка.
- Нет. Я Пенат этого Подземелья. И не люблю Темного Ольта.
- Так значит, он не выдумка?
- Темный Ольт? Выдумка? - Бабочка возмущенно трепыхнула крылышками. - Скорее, это ты - выдумка. Надо же было такое сказать! Темный Ольт - болезнь этой пещеры. С тех пор, как он тут поселился, он убивает меня. Сидит на горе сокровищ и отравляет меня своим смрадным дыханием, своими гнусными помыслами. Но хуже всего я переношу близость золота. Ты слышал когда-нибудь о том, что жемчужина - это болезнь ракушки? Вот так и золото - мой тяжкий недуг. Чем его больше, тем я слабее, и тем сильнее Ольт.
- С некоторыми людьми тоже так бывает, - заметил Конан. - Любовь к золоту стоит им здоровья. А то и жизни.
- Чрезмерная любовь к золоту, ты хочешь сказать? Да, я знаю, наверху все не так, как у нас. Я ненавижу золото, а Темный Ольт обожает, и оно платит ему за любовь отменным здоровьем, а мне за ненависть - хворью. Вся беда в том, что ему некуда деться. Наверху у него всегда есть выбор. Понимаешь, о чем я говорю? Не понравится один хозяин, золото обязательно найдет способ перейти к другому, к тому, кто его сильнее любит. А тут оно вынуждено все свои чувства делить между мною и Ольтом.
- И тебя это, конечно, не устраивает, - насмешливо проговорил Конан.
- Человек, твоя ирония неуместна. Нет такой цены, которую бы я не заплатил тому, кто избавит меня от соседства с Темным Ольтом и его сокровищами. Заметь, я сказал слово "бы". Увы, мне нечем отплатить за такую услугу, ведь я - бессребреник и за всю свою жизнь не приобрел даже ломаного гроша. Но тому, кто сумеет мне помочь, достанутся все богатства Ольта…
- Ах ты пройдоха! - рассмеялся Конан. - Предлагаешь то, что тебе не принадлежит. И дураки, конечно, находятся?
- Кого ты имеешь в виду, человек?
- Конечно, бедолагу Далиона и шайку оболтусов, которая побывала тут незадолго до меня. Готов побиться об заклад на что угодно, они взялись помочь страждущему духу подземелья, и теперь Темный Ольт мастерит из их костей зубочистки.
Конан растерянно заморгал - бабочка на известняковой стене исчезла. Вместо нее серело пятнышко мохнатого лишайника.
- Ты прав лишь отчасти, воин, - прошептал лишайник. - Только Далион внял моим уговорам, и он один сейчас жив. Остальные пришли спасать его и в итоге все погибли. Если бы они слушались советов, а не шарахались с визгом от моей тени, то, возможно, добились бы успеха.
- Разве их убил не Темный Ольт? Пребывай Пенат в облике человека, он бы пожал плечами. А лишайник просто съежился на мгновение.
- Темному Ольту, - с презрением сказал он, - не пришлось даже седалища отрывать от груды золота ради этих трусов.
- Значит, их прикончил ты, - обвиняюще заключил Конан.
- Я? - возмутился Пенат. - Их погубили собственные глупость и трусость. Первые двое сорвались со скалы и разбились, третий умер от разрыва сердца, четвертый и пятый утонули в подземной реке, шестого пырнул ножом товарищ, приняв за призрак. Потом седьмой и восьмой забились в расселину и, сойдя с ума от ужаса, наложили на себя руки.
- Они испугались тебя, - упорствовал Конан. - Значит, это ты виновен в их смерти.
- Ладно, пусть я виновен, - раздраженно уступил лишайник. - Право, эти суеверные бедняги не стоят того, чтобы о них вспоминать. Они - часть ненужного прошлого. Давай лучше потолкуем о настоящем…
- Я иду наверх, - отрезал Конан.
- Но почему? - удивленно спросил Пенат. - Ты что, не хочешь разбогатеть?
- Из твоей уютной норки, - сказал киммериец, - никто еще не возвращался. Я хочу нарушить эту милую традицию.
Лишайник тяжко вздохнул.
- Я знаю, у вас, людей, есть излюбленная поговорка: "Лучше быть живым трусом, чем мертвым храбрецом". Что ж, видно, я тебя не за того принял.
Услышать упрек в трусости от какого-то блеклого пятнышка на стене? Конан был настолько великодушен, что не растер его в пыль подошвой сапога.
- Ты такое же ничтожество, как слуги Найрама, - заключил неблагодарный лишайник.
- Почем я знаю, - хрипло произнес Конан, - что ты не врешь? А вдруг никакого золота в этом логове нет?
Дух Подземелья молчал. Конан вдруг почувствовал, что не в силах оторвать взгляда от округлого серого пятнышка. Лишайник быстро расползался по стене и светлел, обретая прозрачность.
Теперь киммериец смотрел в просторный подземный зал, освещенный множеством светильников - таких же, как тот, который он все еще держал в левой руке.
Посреди зала играла всеми мыслимыми и немыслимыми красками высокая груда золота и драгоценных камней. На ее вершине восседал меднокожий великан в одной набедренной повязке. Он заливался счастливым смехом, горстями черпая сокровища и позволяя им сыпаться меж громадными узловатыми пальцами; при этом на его руках и груди перекатывались мускулы, каждый толщиною с оглоблю. В густой курчавой бороде и пышной шевелюре сверкали золотые песчинки. Он выудил из груды ослепительно сверкающий смарагд величиной с кулак, сунул за щеку, закрыл глаза и блаженно зачмокал. Точь-в-точь младенец, получивший леденец.
- Золото существует, и существует Темный Ольт, - прозвучал голос из плошки в руке Конана. - Этот зал - не здесь, он на самом дне пещеры. С моей помощью Далион проник туда, но Темный Ольт оказался сильней и хитрей, и теперь Далион - его пленник.
Угол подземного зала был отгорожен частоколом перламутровых сталагмитов одинаковой толщины и высоты. В этой необыкновенной клетке, безвольно свесив голову на грудь, сидел юноша в дорогой белой одежде.
- Если ты не спасешь его, он вскоре умрет, - сказал Пенат. - А если спасешь, Далион отдаст тебе самое дорогое, что у него есть.
У Конана вдруг пересохло в горле.
- Ты уверен?
- Вполне, - сказал дух Подземелья.
Конану отчетливо представилась заплаканная красавица, понуро сидящая на вершине холма. "А ведь я - ее последняя надежда, - подумал он. - Если я не доберусь до Темного Ольта, то никто не доберется. И быть ей тогда вдовой. Но если я спасу ее мужа… первая ночь достанется мне. И Найрам с Блафемом не воспротивятся. Далион им не позволит. Ведь я с него возьму клятву".
- Чего стоит слово юного бездельника? - с напускной пренебрежительностью буркнул Конан.
- Далион - человек чести, - уверенно сказал дух Подземелья. - Уж я-то знаю.
И тут Конан понял, что пойдет дальше. Не ради сокровищ и ласк красавицы. Вернее, не только ради золота и ласк. Он хотел видеть, как высокомерие на лицах Найрама и Блафема уступит место бессильной злобе.