- Одиннадцать погибших, - произнес Марий. - И я боюсь, что еще один может умереть через день или два.
- Семеро, - вздохнул Юлий. - А как у тебя?
- Восемь, - ответил Соломон. - Клянусь огнем, это чересчур жестоко. И у всех остальных ситуация не лучше.
- Если не хуже, - добавил Юлий. - Наши роты лучшие.
Соломон кивнул. Он понимал, что Юлий и не думал хвастать, этого за ним не водилось, он просто констатировал факт.
- А вот и новая кровь, - сказал он, заметив среди членов Братства Феникса два незнакомых лица.
Оба воина несли на плечах капитанские знаки отличия, но краска на них едва успела просохнуть.
- Неблагоприятные условия не должны сказываться на командном составе Легиона, - заметил Марий. - Хороший лидер обязан оставаться в безопасности, чтобы иметь возможность вдохновлять подчиненных ему людей.
- Марий, не надо цитировать мне устав, - сказал Соломон. - Я сам присутствовал при написании этой части. В сущности, я сам принял решение идти по центру.
- А ты, случайно, не принимал решение оставаться чертовски удачливым и живым? - вмешался Юлий. - Я уже потерял счет случаям, когда ты должен был быть убитым.
Соломон улыбнулся, радуясь, что война на Лаэране не сломила духа его приятеля:
- Знаешь, Юлий, боги войны ко мне благосклонны, и они не допустят, чтобы я погиб на этом неудачном подобии планеты.
- Не говори таких вещей, - предостерег его Марий.
- Каких вещей?
- О благосклонности богов и тому подобном, - пояснил капитан Третьей роты. - Это не соответствует духу Легиона.
- Не расстраивайся, Марий, - усмехнулся Соломон и хлопнул друга по наплечнику доспехов. - За этим столом есть только один бог сражений, и я сижу с ним рядом.
Марий стряхнул его руку с плеча:
- Не смейся, Соломон, я говорю серьезно.
- Я это прекрасно знаю, - огорченно кивнул Соломон. - Тебе надо немного встряхнуться, друг мой. Нельзя же постоянно ходить с мрачными физиономиями, правда?
- Война вообще не самое веселое занятие, Соломон, - возразил Марий. - Хорошие люди погибают, а ответственность за их жизни лежит на наших плечах. Каждая смерть подрывает наши силы, а ты над этим насмехаешься?
- Мне кажется, Соломон не это имел в виду, - вмешался Юлий, но Марий не дал ему продолжать:
- Не защищай его, Юлий, он сам отвечает за свои слова, и у меня сжимается сердце, когда он веселится после гибели храбрых воинов.
Слова Мария больно задели Соломона, и он ощутил, как в ответ на замечание Мария в его душе разгорается гнев. Он ближе наклонился к капитану Третьей роты:
- Я никогда не посмел бы с легкостью относиться к тому факту, что люди гибнут, но я знаю, что, если бы не я, живых осталось бы гораздо меньше. Все мы относимся к войне по-разному, и я сожалею, если мое поведение тебя оскорбляет. Но я такой, какой есть, и никто не заставит меня измениться.
Соломон не отрываясь смотрел на Мария, почти надеясь на продолжение неожиданно возникшего спора, но его друг только покачал головой:
- Извини меня, дружище. Бесконечные сражения настроили меня на агрессивный лад, и я постоянно ищу повода выплеснуть свою ярость.
- Все отлично, - ответил Соломон, и его гнев мгновенно испарился. - Я и сам порой не могу удержаться от насмешек, хотя и знаю, что они неуместны. И ты меня извини.
Марий протянул руку, и Соломон с готовностью ее пожал.
- Война имеет свойство выставлять нас глупцами именно в тот момент, когда мы должны служить образцом.
Соломон кивнул.
- Ты прав, - сказал он, - но я не способен придумать другого занятия. Заботы о культурном развитии я предоставляю Юлию. Кстати, как поживает банда летописцев, с которыми ты подружился? Скольким произведениям искусства ты послужил образцом? Клянусь, Марий, скоро не останется ни одной палубы, где бы ты не рисковал наткнуться на собственную физиономию, увековеченную на холсте либо в мраморе.
- Твоя внешность, Соломон, уж точно не нуждается в запечатлении в произведениях искусства. Зачем людей пугать? - Юлий рассмеялся, успешно оборачивая привычное оружие Соломона - дружескую насмешку - против него же. - И вряд ли их можно называть бандой. Музыка госпожи Кински вызывает восхищение, и да, я надеюсь позировать для портрета кисти Серены д'Анжело. К совершенству можно стремиться в разных областях деятельности, не только в войне.
- Какое самомнение… - протянул Соломон, широко разводя руки.
В этот момент Врата Феникса вновь отворились и вошел Фулгрим - в полном боевом облачении, в доспехах, с наброшенной поверх накидкой из перьев огненного цвета. Его появление произвело, как обычно, грандиозное впечатление. Астартес с восторгом уставились на обожаемого командира, и все разговоры за столом моментально стихли.
Все собравшиеся воины, поднявшись, склонили головы, и примарх Детей Императора занял свое место за столом. Как обычно, Фулгрима сопровождали Эйдолон и Веспасиан, и их доспехи тоже были покрыты накидками из перьев. В руках лорды-командиры держали высокие посохи, набалдашниками которым служили небольшие курильницы из темного металла, горевшие неярким красным огнем.
Хотя круглый стол теоретически отвергал все различия в рангах и званиях, ни у кого не могло возникнуть и тени сомнения относительно того, кто возглавляет это собрание. В других Легионах собрания воинских лож могли проходить менее официально, но Дети Императора строго придерживались обычаев и ритуалов, поскольку повторение вело к совершенству.
- Братья Феникса, - заговорил Фулгрим, - именем огня, приветствую вас.
Бекья Кински сидела за широким столом в своей каюте и через окаймленный бронзой иллюминатор наблюдала за плывущим в космосе голубым миром. Но, склонившись над чистыми листами нотной бумаги, она едва ли замечала красоту представшей ее взору картины - после того как Остиан Делафур отверг ее, душа Бекьи оскорбленно кипела.
Хотя мальчик был неискушен и не выделялся особой физической привлекательностью, что отличало всех ее любовников в прошлые годы, но он был молод, а очарование молодости Бекья ценила выше всех остальных преимуществ. Отравить его невинность горькой искушенностью своего опыта и возраста было одним из немногих оставшихся ей удовольствий. С самых ранних лет Бекья имела возможность получить в свое распоряжение любого мужчину или женщину, и никто не осмеливался противиться ее воле. Быть отвергнутой сейчас, когда она достигла вершин успеха, казалось немыслимым.
Гнев на Остиана, не принявшего ее предложения, сжигал душу Бекьи огнем, и она поклялась отомстить за беспримерное нахальство.
Никто еще не смел отказать Бекье Кински!
Она прижала пальцы к вискам и легонько помассировала их в надежде уменьшить головную боль, наплывающую волнами. Неестественно гладкая поверхность кожи показалась ей слишком холодной, и Бекья уронила руки на письменный стол. Хирургическая коррекция успешно скрывала все видимые признаки ее возраста, но все равно уже недалеко то время, когда человеческое искусство уже не в силах будет противостоять разрушительному воздействию времени.
Бекья взяла со стола перо, и рука замерла над листом нотной бумаги, но тонкие линейки так и остались возмутительно чистыми. Бекья сама распустила слухи о начале работы над триумфальной симфонией, посвященной лорду Фулгриму, однако до сих пор в ее записях не появилось ни единой ноты.
Избрание в гильдию летописцев было грандиозной, но вполне ожидаемой честью, поскольку ни один человек не решился бы оспаривать непревзойденный талант Бекьи Кински. Ее выдвижение являлось логическим продолжением всей ее деятельности на музыкальном поприще и, казалось, открывало неограниченные горизонты для творчества. По правде сказать, башни Терры опостылели Бекье: одни и те же лица, одни и те же банальности - жизнь стала казаться пресной. Что могло заинтересовать ее на Терре, если она испробовала все плотские и наркотические удовольствия, которые можно было купить за деньги? Какие новые ощущения мог предложить унылый и выхолощенный мир, слишком старый мир, чтобы удовлетворить разнузданный вкус Бекьи?
Она решила, что Галактика, пробужденная и покоренная возродившимся величием человечества, предоставит ей новые, невиданные чувства и переживания.
И поначалу так оно и было. Заново открытые миры изобиловали чудесами, а общество других талантливых людей возбуждало самолюбие, и музыка стекала с ее пальцев на нотные линейки совсем как в то время, когда она сочиняла "Симфонию ночи изгнания", принесшую Бекье почетную мантию Серебряного Меркурия.
Теперь ее уже ничто не вдохновляло, и музыка иссякла.
Парящий в космосе мир медленно плыл по своей орбите, и она лихорадочно надеялась, что его красота снова подарит ей возможность творить.
Вместе со всеми собравшимися боевыми братьями Соломон поднялся, приветствуя любимого примарха. Находиться в обществе лорда Фулгрима само по себе было великой честью, а сознание причастности к избранным доставляло особую радость.
- Мы рады приветствовать вас, наш господин и повелитель, - произнес он в унисон с остальными воинами.
Эйдолон и Веспасиан шагнули к своим местам и, прежде чем сесть, вставили жезлы в специальные подставки в подлокотниках кресел. Капитан не мог не заметить напряженность в их взглядах и задумался, что могло произойти между двумя лордами-командирами перед их появлением в зале.
Братство Феникса очень отличалось от воинских лож, существовавших в других Легионах. В те времена, когда Дети Императора сражались бок о бок с Лунными Волками, они очень подружились с воинами Хоруса и в промежутках между боями не раз обсуждали свои братства.