А, главное, постоянно растёт, пухнет и расширяется – словно стремится занять-захватить весь твой хилый и измученный организм…". Что это за городишко? Вон – вдали, с северо-восточной стороны – наблюдаются многочисленные островерхие здания-башенки, безудержно устремившиеся вверх и украшенные длиннющими шпилями. Однозначно-готический стиль, гадом буду. Вместе с тем, здесь присутствует и лёгкий восточно-европейский налёт… Что ещё за налёт такой? Не знаю, извини. И вообще, отстань, пожалуйста. Не смогу объяснить. Налёт, и всё тут. Короче говоря, вполне возможно, что это – средневековая Варшава. Или же не менее средневековая Прага, что сути дела не меняет… Улица упёрлась в высокий забор. Вернее, повернула практически на девяносто градусов. Теперь с одной стороны присутствуют прежние хижины-развалюхи, а с другой – изгородь. Что можно сказать о заборе? Достаточно высокий – метра два с небольшим запасом. Но, при этом, визуально хлипковат. Сложен из разноразмерных кусков буро-жёлтого известняка, только вместо цемента (или там – на худой конец – извести), использовали обыкновенную красно-коричневую глину со всякими минеральными наполнителями. Вон – прямо из кладки – торчит толстый пук наполовину сгнившей соломы… Ага, впереди наблюдаю некое подобие площади: ровный песчано-каменистый прямоугольник общей площадью примерно в полторы тысячи метров квадратных, в который "вливаются" сразу несколько улочек, парочка новёхоньких колодцев-журавлей, длинный одноэтажный барак под камышовой крышей, будка для охранников. Что ещё за будка? Обычная. Разве я не сказал, что в заборе имеются ворота? Вот, говорю: имеются солидные двустворчатые ворота, рядом с которыми и расположена означенная будка – тёмно-коричневая в белую полосочку. Только сейчас, надо полагать, она пустая, так как четверо сторожей – в бесформенных кожаных камзолах, с металлическими шлемами-кастрюльками на головах и с короткими чёрными копьями в руках – находятся снаружи… Парочка ландскнехтов, предварительно прислонив копья к изгороди, сейчас вынимают из грубых чугунных скоб, закреплённых в заборных стенах, толстенный деревянный брус, служащий запором. Отпирая – тем самым – ворота. А ещё двое, солидно опираясь на копья, застыли – в компании с грозным видом – рядышком… Вот, и первые горожане, наконец-таки, подтягиваются: пожилые мужички самого степенного и положительного вида, одетые чистенько, но бедненько. Визуально – похожи на типичных клерков среднего звена. На банковских служащих, к примеру. Или же на мастеровых. Имеются в виду портные, сапожники, ювелиры, стоматологи и тому подобное. Мужички, заранее сняв блинообразные шляпы, низко кланяются стражникам и – по одному, строго соблюдая очерёдность – несуетливо проходят через распахнутые ворота… Стоп, братец! Вот же, она, чёткая подсказка. Всё дело в шляпе, как принято говорить в таких случаях. Вернее, в шляпах, тульи которых перевязаны широкими ярко-жёлтыми лентами. Понимаешь, что это означает? Да-да, мы с тобой нынче разгуливаем, как ни в чём не бывало, по еврейскому гетто. То есть, по средневековому еврейскому гетто… Интересно, а что нарядный кавалер с дворянской шпагой на левом боку может делать в затрапезном еврейском поселении? Зашёл денежек немного занять? Почему бы, кстати, и нет? Вполне здравая и правдоподобная версия. В том смысле, что к твоему кожаному поясу – в районе правого бока – подвешен бордовый замшевый кошель и, судя по весу, он почти пуст. Ладно, разберёмся. Чу, бодрый перестук конских копыт, то бишь, подков… Ага, к воротам прибыла открытая повозка, влекомая вперёд двумя неказистыми гнедыми лошадками. На облучке восседает сутулый кучер с дурацким чёрным цилиндром на голове, а сама повозка заполнена размалёванными барышнями в кричаще-аляповатых нарядах. Девицы лёгкого поведения, надо думать… Повозка остановилась. Возница, раболепно поклонившись, протянул усатому стражнику несколько серебряных монеток – в качестве взятки, ясен пень. Барышни о чём-то весело переговариваются (вроде бы на чешском языке), с остальными ландскнехтами, обещая, очевидно, бесплатное предоставление качественных профильных услуг… Что же, ещё одно доказательство того, что данная местность, окружённая высокой изгородью, заселена евреями. Общеизвестно, что девушки и женщины, проживавшие в средневековых еврейских гетто, трудились – в большинстве случаев – либо швеями, либо проститутками. По крайней мере, так утверждают некоторые маститые специалисты-историки, изучающие европейское Средневековье… Всё, кучер стеганул вожжами, лошади тронулись, и повозка укатила. Что делать дальше? Предлагаю – подойти к солдатикам и слегка поболтать. Вдруг, удастся разжиться дельной информацией?
Алекс, стараясь выглядеть солидно и вальяжно (как-никак, представитель правящего класса), дошагал до полосатой будки, остановился и, гордо подбоченясь, выжидательно хмыкнул.
– Что желает господин маркиз? – тут же склонился в предупредительном полупоклоне широкоплечий усатый ландскнехт. – Ваша милость изволили заблудиться? Не нашли нужного дома?
"Надо же, маркиз! Ха-ха-ха!", – зашёлся в приступе гомерического смеха обнаглевший в корягу внутренний голос. – "Держите меня семеро! Ха-ха-ха! Вот же, умора! Как бы ни описаться ненароком…".
Мысленно послав беспардонный голос далеко и надолго, Алекс многозначительно откашлялся и, презрительно цедя слова через губы, вытянутые в тонкую спесиво-высокомерную нить, ответил:
– Заблудился? Не то, чтобы. Просто… Про меня, милейший, никто не спрашивал? Может, кто-нибудь искал?
– Конечно, ваша честь, – продолжил услужливо лебезить стражник. – И спрашивали. И искали… Кто конкретно? Эх, подзабыл. Память слабая – с самой младенческой колыбели… Не найдётся ли у господина маркиза лишней монетки, глядя на которую, мне было бы легче вспомнить? Только не сочтите, Бога ради, за нетактичную грубость и преступное неуважение. Жизнь нынче такая – сложная и скупая…
– А разве она бывает иной? – небрежно положив правую ладонь на эфес шпаги, вкрадчиво поинтересовался Алекс. – То-то и оно… А откуда в такие скупые времена взяться лишним монеткам? Пусты кошельки, словно в них завелись дырки невидимые, через которые денежки и утекают – ручейками бойкими и незримыми. Будь то солдатский кошель, или же, наоборот, принадлежащий гневливому кавалеру с голубой кровью… Верно я говорю, служивый?
– Абсолютно правильно, ваша милость.
– Так кто интересовался моей благородной и нервной персоной? Отвечать незамедлительно, наглец усатый! Если, понятное дело, жизнь дорога…
– Дорога, конечно, – поторопился заверить ландскнехт. – Как же без этого? Аннушка про вас – совсем недавно – спрашивала.
– Кто такая? И где я могу её найти?
– Девчушка здешняя. Занятная. Но так, ничего особенного. Худа чрезмерно, на мой вкус. Даже толком подержаться не за что… А искать её не надо. Вон – сидит на лавочке возле колодца. Вас, надо полагать, дожидается…
На низенькой скамье с кривой некрашеной спинкой сидела именно та, которую он и ожидал увидеть. А именно, стройная зеленоглазая девушка с милыми ямочками на смуглых щеках.
"Ещё и улыбчивая", – дополнил внимательный к мелочам внутренний голос. – "Сидит себе и, отстранённо глядя в сторону, тихонько улыбается. Полагаю, что мечтает. О чём? О своём, о девичьем, ясная средневековая зорька.…На этот раз у неё абсолютно другие волосы – длинные, чёрные и слегка кучерявые. А что? Очень даже пикантно, эстетично и симпатично… Платьице скромное? Подумаешь. Зато сидит на фигурке – как литое. Замечу, на стройной, идеальной и аппетитной фигурке… Интересно, а как Аннушка зарабатывает себе на хлеб? Надеюсь, с помощью швейной иглы и напёрстка? В противном же случае… Всё понял. Заткнулся и удалился. Временно, понятное дело… Э-э, братец. Хочешь, дам бесплатный дельный совет? Ты кашляни несколько раз подряд. Да погромче. Иначе до самого обеда здесь простоишь. Или даже до ужина. Девичьи грёзы – субстанция долгоиграющая и непредсказуемая…".
Девушка, реагируя на покашливание, вздрогнула, обернулась и, вскочив на ноги, зачастила.
– Доброго здоровья вам, господин маркиз Пушениг! Долго жить будете. Я про вас только что вспоминала. Как вы тогда, в городе, мне цветок красивый подарили. А я, дурочка мечтательная, так растерялась, что даже забыла вас поблагодарить… Вот, благодарю. Большое спасибо. От всего сердца… Почему я про вас у солдат спрашивала? Рабе Янкэлэ (мой приёмный отец), шепнул мне вчера вечером, что вы сегодня должны приехать. Мол, на днях письмо с нарочным получил. Вот, и решила встретить. Ведь вы не сердитесь, раз улыбаетесь? Очень хорошо. Я рада… А где коня оставили? Наверное, в харчевне за изгородью? Оно и правильно. Там, конечно же, надёжней. Да и воздух гораздо чище…
"Откуда взялась эта повышенная болтливость?", – удивился внутренний голос. – "Хотя, если подумать, то и ничего странного. Роль, так сказать, обязывает и накладывает отпечаток. Молоденькие еврейки (как, впрочем, и пожилые), отличаются беспредельной природной разговорчивостью… А заметил, братец, как у девушки радостно задрожали пушистые ресницы, когда она тебя увидела? Прямо-таки восторженно затрепетали. Серьёзно, без плоских шуток. Честное слово, не вру. Похоже, что шансы у некоторых любопытных бродяг неуклонно растут. Это я про дела сердечные толкую… Недавняя встреча в городе? Было бы, ей-ей, неплохо – прояснить подробности. Причём, не праздной прихоти ради, а для полной ясности известного вопроса…".
– Я тоже, красавица, рад тебя видеть, – прервал затянувшийся девичий монолог Алекс. – Замечательно и сногсшибательно выглядишь. Хорошеешь и хорошеешь, практически день ото дня… Кстати, про давешнюю встречу, где присутствовал подаренный цветок. А зачем ты тогда посещала город? С какой целью?