Тир напоминал кусок широкого коридора со сводчатым потолком, который шел из ниоткуда в никуда - он начинался от двери, кончался тупиком и был длиной около сорока ярдов. Тупик этот был ярко освещен, но ламп видно не было - Алики поняла, что они находятся на полу, за невысокой рампой, в которой посередине был проход, - а на испещренной следами пуль каменной, грубой кладки, стене висели большие белые квадратные листы бумаги, расчерченные концентрическими кругами. Кипа таких же листов лежала на одной из полок стеллажа, занимавшего всю переднюю стену; кроме того на полках лежали самые настоящие горы разного оружия: аркебузеты, ружья, арбалеты и что–то для Алики совсем диковинное, незнакомое - каждый вид в своем отделении. Еще там находились связки болтов, коробки с пулями, коробки с коротенькими цилиндриками пороховых зарядов, коробки еще с чем–то, Алики тоже пока незнакомым. При всем разнообразии припасов и самого оружия, в расположении чувствовалась четкая система. Кроме этого стеллажа, подвешенных на стенах ламп и длинного стола–барьера, отделявшего переднюю часть от коридора, тут ничего больше не было. Над самым столом немного выше человеческого роста с потолка свисали несколько круглых труб вроде водосточных, но гораздо толще; над столом трубы соединялись прямоугольным раструбом. Алики видела что–то подобное в кухнях таверн и харчевен и догадалась, что это приспособление для вентиляции; и все же здесь пахло - кисло с примесью горечи, так что Алики сразу захотелось чихнуть.
Майор, покопался в стеллаже, выдал ей аркебузет, расставил на столе необходимый припас и, небрежным жестом предложив Алики подойти к столу, стал присматривать, как она его заряжает.
- Ну, предположим, что так, - кивнул майор, когда Алики положила шомпол. - Стрелять сами попробуете или мне вам помочь?
- Как прикажете, господин майор, - ответила Алики.
- И то хорошо, - вздохнул майор. - А то попадаются молодцы, ничего не умеют, а меткостью поразить тщатся. Показываю!
Он взял оружие и стал в стойку: ноги немного шире плеч, левая рука за спиной, рука с аркебузетом опушена вдоль тела, ствол смотрит в пол. Он оглянулся на Алики; та кивнула: понятно, мол.
- Теперь надо четко определиться с целью, оценить расстояние и только после этого начинать целится.
Опущенная рука майора плавно, но быстро как бы перетекла в горизонтальное положение, в полсекунды замерла - и Алики аж присела от приглушенного меховыми наушниками, но все равно неожиданного и довольно громкого треска выстрела.
Когда дым рассеялся, неожиданно быстро втянувшись под жестяной навес вентиляции, майор Гиеди стоял в прежней позе, расслабленно и спокойно глядя на Алики.
- Будьте любезны, агент, сходите, принесите мишень номер три, - сказал он, словно не заметив скорченной позы Алики.
Та расправила плечи и, обойдя стол–барьер, отделенный от стены узким проходом пошла в дальний конец тира. Мишень номер три показалась ей поначалу нетронутой, и она подумала было, что майор ошибся, но когда Алики сняла ее с неведомо как вбитых рядами в стену досок, она поняла, что ошиблась сама: в самом центре листка, там где круги сходились в жирную точку, точно в центре этой точки зияла аккуратная дырочка. Когда с листом в руке она вернулась назад, майор спокойно чистил ствол аркебузета.
- В глаз? - спросил он.
Алики положила перед ним листок, он глянул, кивнул и начал заряжать оружие.
- Вам, агент, такая точность ни к чему, - сказал он, протягивая Алики заряженный аркебузет. - для начала постарайтесь хотя бы попасть в мишень…
Алики попала только с четвертого выстрела. Первый раз она "передержала руку", как объяснил майор, и пуля с визгом чиркнула стену гораздо ниже уровня мишеней. Второй раз рука дрогнула, пока Алики нажимала спуск; пуля поразила соседнюю мишень. В третий раз Алики слишком долго вглядывалась в глаз мишени и промахнулась чуть–чуть - пуля снова чиркнула стену в дюйме от мишени и рикошетом надорвала ее край. Зато в четвертый раз мишень была поражена почти во внешнее кольцо, и майор похвалил:
- Вы пощекотали вашему противнику нервы и слегка оглушили. На сегодня с него хватит.
На чем занятия и прекратились, естественно, после того, как она почистила аркебузет.
Времени до полудня оставалось еще достаточно, и Алики решила выполнить свое ночное обещание себе - съездить на Карамельную мызу. Тетушка Миррима не возражала, и Алики вышла через ворота хозяйственного двора и прошла до перекрестка, где устроили стоянку извозчики.
- На Карамельную мызу, - сказала она, садясь в коляску.
- Два с половиной империала, барышня.
- Дорого, - бросила Алики. - Три с половиной туда и обратно.
- Ну, можно и так…
Извозчик хлестнул лошадь, и коляска покатила по улицам весеннего города. Было еще прохладно - зима отступила только–только, но светило солнышко, в лужицах талой воды отражалось яркое, будто бы чисто отмытое небо, радостно чирикали оттаявшие здесь и вернувшиеся из теплых мест птицы, и люди, одетые уже скорее по–весеннему и потому казавшиеся принарядившимися, радовались предстоящему теплу. Алики покачивалась в коляске, с удовольствием разглядывая все вокруг: лужи, людей, дома, вывески, первые ручейки вдоль обочин. Затем, когда коляска выехала на окраины, спохватилась и опустила со шляпки вуаль - не хватало, чтобы ее опять кто–нибудь узнал: мало ли что можно подумать, увидев едущую по Тополиной дороге одинокую девушку.
На Карамельной мызе, пользуясь погожим деньком, приводили двор и дом в порядок после зимы: под деревьями с граблями возилась уже виденная однажды рябая женщина, знакомый мальчик белил стволы деревьев, другой, незнакомый, сидя на крыльце, палкой старательно помешивал что–то в заляпанном краской ведре, а двое мужчин красили стоящий у ворот домик, за стеклами которого были выставлены безделушки из разноцветной карамели. Свежевыкрашенные ярко–синей краской створки ворот были распахнуты, но Алики остановила извозчика перед воротами, велела:
- Жди здесь!
Она вошла в сад и остановилась, глядя на перемазанных краской мужчин. Один из них был сам молодой мастер; второй - пожилой работник, или подмастерье, с которым тот разговаривал в прошлый раз. Алики молча кивнула старику и повернулась к мастеру. Тот явно узнал Алики и был, похоже, сильно удивлен ее приездом.
- Доброе утро, - сказал он несколько рассеяно. - Вы что–то хотите приобрести?
- Да, - ответила Алики. - Я хочу купить у вас окарину. Ту, на какой вы играли в прошлый раз. Или такую же.
- Что? - изумился мастер. Изумился по–настоящему, и тут же постарался скрыть это: - Ох, извините?
- Окарину, - подтвердила Алики. - Я, видите ли, немного умею играть на окарине… Ну, конечно, на простой, глиняной. Но ваша окарина - это что–то особенное! У нее такой удивительный звук… Она дорого стоит?
Красивое лицо мастера будто полиняло. Он бросил осторожный взгляд на старика и неуверенно сказал:
- Простите, сударыня, но… Словом, я не могу вам продать окарину.
- Странно, - не отрывая от него глаз, произнесла Алики. - Для этого что, тоже необходимо иметь приглашение в Арафу?
Мастер открыл было рот, чтобы произнести, как поняла Алики, какую–нибудь отговорку, но, видимо, не успел придумать и захлопнул рот обратно.
- Простите, сударыня, - вступил в разговор подмастерье. - Вы уверены, что вам нужна именно окарина?
- А что еще? - оглянулась на него Алики. - Мне не нужны все эти сувенирные талисманы, - она махнула рукой в сторону витрины. - Я хочу просто иногда поиграть на досуге в тон со своими мыслями.
Старик с минуту рассматривал ее, и у Алики в душе зашевелились некие сомнения. Которые, когда "подмастерье" небрежно бросил "мастеру": "Катрей, иди–ка принеси мне попить", переросли в полную уверенность, кто здесь есть кто.
- Но, батюшка, - начал было лже–мастер, однако мастер настоящий прикрикнул:
- Пойди, я сказал! - и самозванец покорно поплелся к дому; спина у него была как у побитой собаки.
Алики похлопала глазами, и старик, поклонившись с достоинством, подтвердил:
- Да, барышня, Катрей мой сын. - И без перехода: - Он вам нравится?
- Что? - глупо спросила Алики и выпалила: - Нет!
Старик кивнул и вздохнул:
- Увы, да. Вы уж извините, милая барышня, но окарину я вам продать никак не могу, - сказал он негромко. - Ни к чему она вам. Если вы не знаете, то девушки влюбляются в парня, который играет им на карамельной окарине. Свойство у нее такое - влюблять девушек.
Он опять вздохнул, а Алики покраснела.
- Да ничего подобного!
Старик развел руками.
- Ну, случается иногда и так… Вы уж простите моего парня за озорство, - старик чуть поклонился. - Обычно он так не шутит. Пожалуйста, простите…
Алики секунду постояла, потом резко повернулась и пошла вон со двора.
- В город! - сказали ее губы и застыли, сжавшись. На сердце был лед.
Они уже съезжали с Тополиной дороги, когда она бросила:
- К Ратушной площади!
- Надбавили бы, - привычно откликнулся возница.
- Обойдешься! - рыкнула она, и он замолк.
Всю дорогу она мрачно смотрела вокруг, и сейчас весенний пейзаж ее уже не радовал. Раздражал… Лужи эти противные, птицы верещат, прохожие как попугаи разоделись и чему–то лыбятся… Экий ведь наглец! Мало того, что выдал себя за мастера, самозванец, так еще и соблазнить ее захотел! Сукин сын… мерзавец… И вообще все мужики - козлы!