Парк, разбитый между особняком Синамур и главным офисом, видал и лучшие деньки - пожухлые листья понемногу облетали с деревьев, придавая парку весьма печальный вид. Фонтан посередине парка тоже не работал. Порядком поднадоевшая сакура в парке, кстати, не росла, довольствуясь лишь внутренним двором того самого особняка, едва-едва выглядывавшего сейчас из-за опадающих деревьев.
- Тут не так уж и плохо. - между прочим заметила Лэндлайт. - Листья правда пооблетали, ну да ничего, так даже лучше.
- Может быть. - уклончиво ответил я, посмотрев на небо, по которому гуляли серые осенние тучи.
- Ты… можно на "ты"?
- Как угодно.
- Ну как угодно, так как угодно. - она удивленно пожала плечами. - Ты вырос на Синамурадзиме, верно?
- Ага. А что?
- Ну, тебе нравится этот парк?
- Глаза бы мои его не видели.
- Так я и думала. Так о чем ты хотел со мной поговорить?
- Все о вашем… твоем предложении. - запнувшись, выговорил я. - Я… ну, почти ничего о вас не знаю, и поэтому я как-то так… в раздумьях, все еще.
- Но тебе хочется уехать отсюда?
- Конечно же.
- Но решиться ты не можешь?
- К сожалению.
- Так я и думала. - повторила Люция без малейшего следа удивления на лице. - Твоего мнения, что называется, наконец-то спросили, а ты трусишь в самый ответственный момент.
- Да нет, я не трушу. Просто… ну не верится как-то. Что вот так бац, и мне предлагают… служить ООН, да еще и в "Шакал-Фараоне"… Я не верю.
- Поверь. Что же ты, в самом деле? Если тебе в любви признаются, ты тоже не поверишь?
- Просто не приму во внимание, наверное. Это не хвастовство.
- Печально. Но так дело и обстоит; тебе предлагают престижную, можно сказать - уникальную работу. Важную, если хочешь.
- Чем это?
- А зачем был создан "Анубис-Хед" вообще?
- "Гарантировать соблюдение международных договоров и соглашений, регулирующих использование штурмовых комплексов частными лицами и организациями". - помедлив самую малость, ответил я. В конце концов, это знал каждый.
- Правильно. ООН вообще занята тем, что действует как медиатор в спорах между государствами и корпорациями, если таковые случаются, не давая при этом одним национализировать другие и другим навязать свою волю одним силой. Ну да и терроризм никто не отменял. Куплю-продажу эш-ка контролировать тоже должны мы. Важная миссия, разве нет?
- Важная. И обреченная в конце концов на провал.
- "Конец концов" - он далеко. А мы, пока что - здесь.
- Хорошо, пускай. А я как вписываюсь в эту конструкцию?
- Причем тут конструкция?
Я пожал плечами.
- Ну, под конструкцией я подразумевал, давайте скажем шире, все нынешнее политическое мироустройство. Получается треножник из государств, ООН и корпораций.
- Я склонна представлять эту, кхм, конструкцию наподобие качелей. Мы же поддерживаем баланс сил, все-таки.
- Убрать ногу у треножника - и все, ситуация грозит выйти из-под контроля. Так что все обоснованно. Следовательно, мое место в этой конструкции, если я приму ваше предложение, будет где-то посередине, так сказать, ооновской опоры?
- Да. А точнее, все как я говорила - ты нужен нам как оператор "Птолемея III". Твою кандидатуру выдвинул Исдес, а я, как командир "Птолемеев", ее утвердила. Ты отлично, на самом деле, управляешься с эш-ка.
- Спасибо. А что случилось с предыдущим оператором? Он ведь был, да?
Люция остановилась на полушаге и развернулась ко мне. Ее встревоженный взгляд без труда ощущался даже через очки.
- Ты точно хочешь услышать?
- А что?
- Нет, ничего. Просто… предыдущий оператор "Птолемея III" погиб. Катастрофа орбитального шаттла. Распался при входе в атмосферу.
- А как его звали?
- Его звали Максимилиан Дорнье. Ныне покойной Хильде Дорнье он приходился младшим братом.
Я нервно сглотнул. Уже в который раз за сегодняшнее утро.
- Что с тобой? Ты побледнел. - участливо сообщила она.
- Н-ничего. - пробормотал я и сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
"Ану прекратил казниться, паршивец!"
- Ну, - она, похоже, мне не сильно поверила, - ничего, так ничего. Может, мы пойдем дальше? Не все же стоять посреди дороги.
- Так это… тут все равно почти никто не ходит! - возразил я, но Лэндлайт уже пошла вперед, и мне пришлось ее догонять.
Так мы и дошли до самого фонтана, наполненного сейчас разве что дождевой водой. Люция тут же присела на край большой чаши фонтана, предоставив мне стоять где-то рядом.
На самом деле, этот фонтан успел уже мне порядком надоесть, и внешний его вид я запомнил так хорошо, что я бы мог, наверное, даже нарисовать его. Не "по памяти" - руками, на планшете или даже, боже мой, на бумаге. Если бы я умел рисовать, конечно. А выглядел он довольно стандартно для фонтана - чаша большая, в центре две маленьких, вокруг которых обвивается усатый сом-намадзу, из чьей пасти и изливается в верхнюю чашу вода.
Сейчас, впрочем, даже сом выглядел каким-то уставшим от жизни, а пасть он раскрыл будто бы для печального вздоха. Добавьте к этому серое небо, опадающие с деревьев листья, лужи в чаше фонтана и сидящую на краю чаши женщину в черном.
- Но все-таки, знаете? - неожиданно пробормотал я, будто бы сам себе под нос. - Мне это надоело. Каждый год одно и то же. Небо, деревья, дурацкий фонтан, рутинная работа…
Люция удивленно приподняла бровь.
- Знаете, полковник, откладывать дальше, все-таки, некуда.
- О чем это вы?
- О вашем предложении. - не поведя бровью, ответил я. - Знаете, я все-таки принимаю его.
***
- Значит, ты решил уйти с ними, Лелуш?
- Да, господин Синамура.
Такаси Синамура вздохнул и качнул головой. Главе "Синамура Парамилитарис" было уже давно за пятьдесят; через каких-то два года ему должен был пойти уже шестой десяток. Выглядел он как и всегда строго и благообразно, вполне соответствуя своему возрасту; к омолаживающим процедурам он не прибегал. Зачесанные и редеющие волосы, вместе с кустистой, более обыденной для западных джентльменов в более старые времена, бородой уже успели поседеть, лицо изрезали морщины, а веки выглядели невероятно тяжелыми: казалось, что Такаси составляет большую трудность даже приоткрыть глаза - все еще отказывающиеся помутнеть зеленые глаза. Одет он был в строгий деловой камзол, со столь же строгим белым платком, повязанным на шее - его выбор костюма заставил меня, как и всегда, чувствовать себя выглядящим на удивление неуместно, даром что обстановка сейчас была не из самых официальных.
Мы находились в особняке Синамур, заложенном еще тогда, когда остров только-только возвели - а точнее, в саду особняка. Сад был прямоугольным и выходил одной стороной в сторону моря; вот он как раз, в отличие от парка, был обсажен сакурой, давно уже отцветшей. Это была не единственная дань такому популярному в тридцатые традиционализму; после недолгих ухищрений с водопроводом посередине сада был устроен поющий водоем - суйкинкуцу, а где-то в кустах ритмично и противно звякал содзу[48], наполняясь водой, переворачиваясь и возвращаясь в исходное положение. Вода поступала все время, поэтому негромкие звуки из сада раздавались круглосуточно.
Сейчас они порядком действовали мне на нервы. Вообще говоря, я здесь всю сознательную жизнь прожил, и на звуки привык уже не обращать внимания. Если бы содзу вдруг замолчал, я был бы сильно удивлен. Даже шокирован, наверное. Но сегодня, видимо, был особенный день.
- Жаль, жаль. Честное слово, я сожалею об этом. - произнес он. - Сначала уходит Лейдзи. Теперь эта милейшая женщина из "Анубис-Хеда" забирает тебя. Вы оба имеете полное право уйти, но все же, - Синамура-старший помедлил, - мне жаль. Я вас обоих создал, я же вас вырастил здесь, в своем доме, как своих сыновей. И не надо спрашивать, я и так знаю, что ты хочешь спросить. Раз уж я вас создал, раз уж вы должны были встать за штурвалом наших машин, то я чувствовал за вас с Лейдзи ровно такую же ответственность, как и за Рюдзи и Синдзи. Разве я поступил неправильно?
- Конечно же, нет! - воскликнул я и тут же осекся и продолжил, уже тише: - То есть, конечно же, вы поступили правильно. И я действительно благодарен вам от всей души. Но…
- Но?
- Но, позвольте говорить начистоту, я пресытился. Всем этим. - я сделал обобщающий жест рукой. - Понял, что ни сытая жизнь, ни высокооплачиваемая, пусть и рискованная, работа - нет, даже призвание - которые вы мне дали, не могут быть достаточной заменой свободе. Я имею ввиду настоящую свободу, которой у меня на устраивающих меня условиях быть не могло.
- Так тебе нужны были еще и условия?
- А каково это - расставаться с частями тела, без которых в принципе помыслить себя не можешь? Человек - ну хорошо, человеческое тело - не может жить без сердца, легких, пищевода, почек: в общем, без всего того, что у меня удалили и пересадили улучшенное. Ну, и оно стало для меня родным, и без него, как бы, я уже буду не я. Я звучу эгоистично, но вот тут уже не могу ничего с собой поделать.
- Материализм сам по себе не является пороком, и в твоем случае он вполне понятен. Ты все еще, как это они говорят… слишком человечен, наверное.
- Ну, я не хочу жить мозгом в банке или отращивать, скажем, хвост. И я человечен не более среднего обывателя.
- Лелуш! - строго произнес Такаси. - Я не читаю тебе лекций о пользе трансгуманизма. И сейчас не собираюсь этого делать. Не оправдывайся.