- Сильно болит, да? Я вас понимаю, ох как понимаю! Может, давление? - Я пожал плечами. - Давайте померяем. - Давление оказалось в норме. - А знаете, я могу предложить вам одно великолепное средство, только вы никому, хорошо? - Я сказал, что готов хоть на трепанацию черепа, лишь бы унять эту проклятую боль. - Учтите, средство народное, и пользоваться им нужно осторожно. - Он. хихикнул, подмигнул и достал из-под стола четырехгранную зеленую бутыль, в которой плескалось еще изрядное количество жидкости.
- Цэ два аш пять о аш, - прочитал он надпись на этикетке, - это по научному. А по-нашему, по-простому, это звучит куда приятней: спирт этиловый медицинский. Обратите внимание, пациент, - как слеза. Средство верное, проверенное, панацея от всех зол, бед и болезней. Пить чистым, неразбавленным, в отношении закуски никаких противопоказаний нет. Больше ста грамм зараз пить не советую, ибо от большего вас развезет. Ну как, устроит вас подобное средство? Я вам рекомендую его как врач.
Я махнул рукой и согласился. А что мне еще оставалось делать, если с минуты на минуту голова моя готова была взорваться, словно паровой котел? Он, похоже, остался доволен. Умелой рукой плеснув в чистый стакан обещанное количество лекарства, он не забыл налить и себе.
- За ваше здоровье, - провозгласил он, и это пожелание прозвучало сейчас как нельзя более кстати, особенно в устах врача. Мы выпили одновременно, и одновременно же схватились за огурец, но он, как гостеприимный хозяин и человек тактичный, первый убрал руку, и я сунул в рот непочатый еще тупорылый конец огурца, пытаясь сдержать слезы и не задохнуться. Придя в себя, я заметил на себе его снисходительный взгляд.
- Удачно? - спросил он.
- Вполне, - прохрипел я и подумал, что, наверное, окончательно сошел с ума, если пью спирт с незнакомым мне человеком, да еще в его кабинете и при исполнении им своих служебных обязанностей. Внезапно на ум пришла интересная мысль. Я вынул из кармана найденную накануне ампулу и положил ее на стол.
- Скажите, доктор, вот такое лекарство случайно не от головной боли?
Он бросил быстрый взгляд на ампулу и на какое-то короткое мгновение изменился в лице.
- Откуда она у вас? - спросил он безразличным тоном, исподлобья наблюдая за мной.
Я готов был побиться об заклад, что моя находка произвела на него сильное впечатление.
- Скажем, я ее нашел, - ответил я, давая ему понять, что не намерен открывать перед ним все свои карты. - Итак?
Он пожал плечами.
- Если хотите, можете считать это средством от головной боли. Но вам бы я его не порекомендовал: слишком уж много у него побочных эффектов… Да выбросьте вы ее, что вы на нее уставились! - Он вдруг схватил ампулу и запустил ее в дальний угол кабинета, метко попав в стоявшую там урну.
От его участия не осталось и следа, теперь он смотрел на меня подозрительно и настороженно. Мое присутствие явно тяготило его, я же не торопился уходить, так как надеялся что-нибудь у него выпытать.
Дверь резко распахнулась, и в кабинет, не замечая меня, влетел взмыленный директор.
- Все, свалили ищейки, - он презрительно скривил губы, - так и не донюхались. Я еле сдержался, чтобы не сказать им… Плесни-ка мне спиртяшки грамм этак сто пятьдесят. Фу, устал как собака…
Тут он заметил меня и сильно побледнел, челюсть его отвисла.
- А вам что здесь нужно? - грубо спросил он.
Я не успел ответить, меня опередил доктор.
- Милостивый государь, - с достоинством произнес он, вставая и в упор глядя на директора, - этот гражданин пришел ко мне по делу, которое вас как человека, ничего общего с медициной не имеющего, совершенно не касается. Вы забываете, что помимо ваших… - он запнулся, - ваших делишек у меня есть еще свои прямые обязанности - обязанности врача. Будьте так добры, покиньте кабинет.
Директор весь как-то осунулся, словно его отходили плеткой, затравленно и зло посмотрел на доктора, плюнул на пол и со словами "Болван!" выскочил за дверь.
Мне показались странными их взаимоотношения, впрочем, мне казалось странным все, увиденное и услышанное в этом кабинете.
- Свинья, - произнес с огорчением, но без злости доктор и закурил новую сигарету. От табачного дыма - а он, если не ошибаюсь, курил кубинские, хотя я, как человек некурящий, вполне мог ошибиться - голова у меня разболелась еще больше.
- Зря вы с ним связались, - сказал он, печально качая головой и стряхивая пепел прямо в груду бумаг на столе.
- С кем? - полюбопытствовал я, весь обратившись во внимание.
Он бросил на меня быстрый, совершенно трезвый взгляд и тут же опустил глаза.
- Сами знаете - с кем… А если нет, то тем лучше для вас, - добавил он. - Эх, пропала моя головушка, пропала! А, теперь уж все равно…
Он налил себе еще добрых полстакана спирта, залпом выпил, крякнул, впился зубами в огурец и на какое-то мгновение застыл в этой позе. Потом мутными глазами уставился на меня и, похоже, очень удивился.
- А, пациент… вы еще здесь? Как голова? Не прошла? Плюньте вы на нее - пройдет.
Он уронил голову на стол и выключился. Я осторожно вышел из кабинета и прикрыл дверь. Несмотря на все мое отвращение к нему, мне было искренне жаль этого молодого спившегося врача. Чем-то он был мне симпатичен - может быть, своей безысходной печалью?
Я заметил, что дверь в кабинет директора приоткрыта, и решил войти. Выпитый спирт уже начал оказывать свое действие. Директор мрачным взглядом прошелся по мне и холодно спросил:
- Вы ко мне?
- К вам, - ответил я и в двух словах объяснил ему суть своего дела.
Он молча выслушал меня, с минуту размышлял, потом выдвинул ящик стола, вынул оттуда ключ и протянул его мне.
- Берите и спите спокойно. - Он вдруг ухмыльнулся и ехидненько так спросил: - Значит, храпит ваш сосед? Интересное дельце… Не знал. Это для меня, прямо скажу, новость.
Почему, недоумевал я, идя по коридору, его удивил тот факт, что Мячиков храпит?
3.
Вернувшись в номер, я застал там сияющего Мячикова.
- Хочу вас обрадовать, дорогой Максим Леонидович, - воскликнул он, поднимаясь мне навстречу, - следственная группа уехала.
- Я знаю, - сказал я.
- Знаете? - слегка удивился он. - Вы их видели?
- Нет, я слышал это от директора.
- А! Значит, вы слышали также, что с собой они увезли и нашего подозреваемого, Хомякова?
- Хомякова? - в свою очередь удивился я. - Нет, об этом я слышу впервые.
Он хитро прищурился.
- Представьте себе, наши прогнозы сбылись. Видимо, милиция шла по тому же пути, что и мы, и вышла на Хомякова. Не забывайте также, что в их распоряжении гораздо больше информации, чем у нас, - ведь они опросили все население дома отдыха.
Лично для меня причастность Хомякова к убийству не была очевидной, но, может быть, Мячиков прав, и у следователя, безусловно знакомого с фактами лучше нас, были веские основания к задержанию Хомякова. Но так или иначе, а следственная группа уехала, убийца арестован и увезен, и дело, следовательно, можно считать закрытым.
- Раз так, - сказал я с облегчением и улыбнулся, - то наше дальнейшее расследование, думаю, не имеет теперь никакого смысла.
- Вот именно, - улыбнулся в ответ Мячиков. - Давайте на этом прекратим его.
Я согласился и тут же подумал, что теперь, пожалуй, не имеет смысла рассказывать ему о том странном впечатлении, которое оставили у меня визиты к доктору и директору, но Мячиков сам спросил меня об этом.
- Ну, как сходили к директору? Успешно?
Я показал ему полученный от директора ключ.
- И что же, он прямо вот так взял и рассказал вам об отъезде следственной группы?
- Нет, я слышал, как он говорил об этом местному врачу.
- Вот оно что! - понимающе кивнул Мячиков, продолжая проявлять интерес к моим похождениям. - Так вы были у врача?
- Да, я зашел к нему за анальгином, так как директора в тот момент не было на месте, но анальгина не оказалось, и доктор предложил мне, - я слегка смутился, - спирту.
- Ха-ха-ха! - добродушно рассмеялся Мячиков. - То-то я смотрю, у вас глаза блестят. Ну и как, помогло?
Я сказал, что да, сейчас вроде лучше, и даже намного лучше, можно даже сказать, что совсем прошло. Потом я все-таки вкратце рассказал ему о впечатлении, произведенном на меня недавним визитом, не забыв упомянуть о словах, сказанных директором доктору, причем я постарался передать их дословно. Единственное, что у меня совершенно вылетело из головы, - это пустая ампула из-под таинственного лекарства. Но чем больше я говорил, тем быстрее остывал его интерес к моим словам. Наконец Мячиков сказал:
- В конце концов, это уже не имеет никакого значения. Дело окончено, и все эти странности и якобы подозрительные слова смело можно списать на причуды упомянутых вами, дорогой друг, лиц. Словом, плюньте вы на все это и забудьте.
- Легко сказать - забыть, - возразил я.
- А вы все-таки забудьте. И давайте-ка после обеда рванем на лыжах. Идет?
Я охотно согласился.