4.
На обед Мячиков снова не пошел, и мне пришлось отправиться одному. У входа в столовую я столкнулся с Лидой, которая тоже была одна и выглядела усталой и измученной. Что-то у них с Сергеем явно не ладилось. Она натянуто улыбнулась, желая, видимо, на моем месте видеть своего капризного супруга.
- Вы не думайте, Максим, Сергей хороший, - сказала она убежденно, когда мы уселись с ней за один столик, - просто… просто он не привык ко всему этому…
- Я, знаете ли, тоже не привык к ежедневным убийствам, - с некоторой язвительностью произнес я, хотя она, видит Бог, этого не заслуживала.
- Я не о том… - она запнулась. - Видите ли, Сергею всегда все легко давалось в жизни, все его двадцать четыре года прошли ровно, гладко: ни трудности, ни критические ситуации, ни сложные житейские проблемы не коснулись его. Он из интеллигентной, обеспеченной семьи, где все без исключения решалось его отцом, директором какого-то крупного завода, а на долю Сергея приходилось только подчинение. Единственным его самостоятельным шагом была женитьба: его родители были категорически против. Поэтому сейчас, в этом мрачном, ужасном месте, связанном со смертью человека и допросом у следователя, он сразу же раскис.
- Он просто эгоист, - жестоко отрезал я.
- Все мы в какой-то степени эгоисты, - философски заметила Лида.
- Мне кажется, жизнь была к вам менее благосклонна, нежели к вашему супругу, - произнес я, заглядывая в ее удивительные глаза.
- Вы правы, Максим, - печально улыбнулась она. - Я ведь уже была замужем. Мой первый муж погиб под Кандагаром.
- Простите, - смутился я, чувствуя себя настоящим ослом.
Она кивнула и отвернулась. Я решил сменить тему разговора и отвлечь ее от невеселых дум.
- А знаете, Лида, берите своего Сергея - и айда после обеда на лыжах! А? Мы с Григорием Адамовичем, моим соседом по номеру, уже собрались. Присоединяйтесь к нашей компании, нам всем нужна хорошая встряска.
Ее лицо прояснилось.
- Он ведь у меня спортсмен, - с гордостью сказала она, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду боготворимого ею Сергея, - академической греблей занимался. В прошлом году на чемпионате Европы в Берлине пятое место занял, даже приз получил. Не один, конечно, - с командой, - добавила она тихо.
- Если бы вы знали, Лида, как я завидую вашему супругу, - восторженно произнес я.
- Вы бы тоже хотели заниматься академической греблей? - с воодушевлением спросила она.
- Возможно. Но я не о том. Ему крупно повезло, что он ослушался своих родителей и женился на вас. Вы, по-моему, лучший приз в его жизни.
Ее щеки вспыхнули ярким румянцем.
- Не сердитесь, Лида, - сказал я с улыбкой.
- Я не сержусь, - улыбнулась она в ответ, и глаза ее засветились благодарностью.
- Итак, после обеда я жду вас с Сергеем в холле первого этажа. С лыжами.
Она неуверенно посмотрела мне в глаза.
- Я попробую… его уговорить. И потом… знаете… после всего, что произошло… эта страшная смерть…
- Ну, теперь все позади, теперь бояться нечего. Убийца арестован и увезен под надежной охраной.
- Как! - удивлению ее не было предела. - Его уже нашли?
- Так вы ничего не знаете? - в свою очередь удивился я. - И ничего не слышали о Хомякове?
- Ничего. Кто это?
- Вот так так. В таком случае спешу вас обрадовать, Лида: убийцей оказался один из отдыхающих, но он вовремя обезврежен и никакой опасности теперь не представляет. Это некто Хомяков.
- Не может быть! - воскликнула она. - Как быстро! Откуда вам все это известно, Максим?
- Профессиональная тайна, - заговорщически подмигнул я ей и улыбнулся. - А если серьезно, то все это видел Мячиков - и отъезд милиции, и увоз Хомякова.
- Мячиков?
- Ну да, Мячиков, мой сосед по номеру.
- А! - поняла она и, озаренная внезапной мыслью, вскочила из-за стола. - Тогда я пойду, обрадую Сергея! Думаю, это известие излечит его от хандры. До скорой встречи, Максим!..
5.
Но поход на лыжах не состоялся. Внезапно повалил такой обильный и густой снег, что весь мир за окном превратился в единый гигантский сугроб, а наш дом отдыха - в замурованную в нем искорку жизни. Ко всему прочему столбик термометра резко подскочил до пяти градусов выше нулевой отметки.
- Ну и погодка, - произнес Мячиков, глядя на сплошную белую стену за окном. - Вот и сходили на лыжах.
- Не беда, Григорий Адамович, - подбодрил я его, - сходим еще.
- Разумеется, - подхватил он, - разумеется, сходим. Тут двух мнений быть не может.
Мячиков завалился на кровать с томиком Агаты Кристи, а я собрал свои пожитки и перебрался в соседний номер. Даже если отпала необходимость использовать его в качестве наблюдательного пункта, то храпеть, я думаю, Мячиков стал не меньше.
- Заходите вечерком, поболтаем, - напутствовал меня мой луноподобный сосед.
К вечеру весть о поимке преступника облетела весь дом отдыха. Люди вздохнули с облегчением, на некоторых лицах даже появились улыбки. Они делились впечатлениями, гурьбой высыпав из своих номеров, выплескивали друг на друга накопившиеся страсти и в конце концов пришли к единодушному мнению, что, несмотря на в общем-то скорую развязку, оставаться в доме отдыха им все же не следует, так как живы еще впечатления от этого ужаса, который всем пришлось пережить. С тем и отправились к директору, дабы согласовать с ним порядок отъезда, а также вопрос о выделении транспортного средства, способного доставить всех желающих на ближайшую станцию. Но директор отказался выполнить просьбу отдыхающих, сославшись, во-первых, на погоду, и во-вторых, на незначительную поломку в автобусе, которую дня через два местный механик, он же водитель, обещал устранить.
- Поймите, товарищи, - увещевал он нас, - в такую погоду просто физически невозможно куда-либо добраться, тем более на неисправном автобусе. Видите, какой снег валит? Ладно бы еще просто валил - так нет, он тут же тает. Если это светопреставление продолжится два дня, то нас всех зальет - ведь здание расположено в низине. А вы мне толкуете об отъезде! Потерпите, прошу вас…
Что-либо возразить на вполне справедливые доводы директора не смог никто. Не удалось это и мне. Люди расходились понурые, разочарованные, но уже без прежнего страха перед друг другом и неизвестностью.
После ужина я слонялся по этажам, не зная, чем себя занять. Сидеть в номере мне не хотелось, идти к Мячикову я собрался чуть позже, где-то после девяти, а смотреть телевизор, который в этот вечер вновь включили (вчера, в день убийства, о нем никто и не вспомнил), мне было неинтересно. Совершенно случайно я оказался на втором этаже и, проходя мимо кабинета директора, сквозь неплотно прикрытую дверь вдруг услышал два голоса, один из которых заставил меня остановиться и прислушаться. В первое мгновение я подумал было, что ослышался, но вот дверь распахнулась, и мимо меня вихрем промчался мой старый знакомый Щеглов собственной персоной.
Да-да, это был именно он, Семен Кондратьевич Щеглов, старший следователь Московского уголовного розыска, с кем впервые я столкнулся около полугода назад при расследовании таинственной смерти профессора Красницкого. Это был именно тот человек, который внушал мне чувство искреннего восхищения, трепетного преклонения и глубокого уважения. Это был гений в обличии простого смертного.
Он вылетел от директора, больно толкнул меня плечом, буркнул на ходу "Простите!", мельком взглянул мне в лицо и… не узнал. Я хотел было окликнуть его, когда услышал сзади голос директора.
- Чудак человек, - произнес тот, задумчиво глядя вслед уносившемуся Щеглову. - Все отсюда рвутся, а он, наоборот, сюда прикатил. Тоже мне - лыжный инструктор! Да какие ж теперь лыжи!.. - Директор махнул рукой и скрылся за дверью. А я бросился за Щегловым, смутно подозревая, что он назвался лыжным инструктором неспроста.
Щеглова нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. Я ворвался в холл третьего этажа, надеясь перехватить его там, но оба крыла коридора были пустынны: почти все население дома отдыха застыло у телевизора, пытаясь восполнить вчерашний пробел в телесериале "Вход в лабиринт" с помощью интуиции, логики и опыта. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться в свой номер. Но едва я распахнул дверь, как Щеглов, приложив палец к губам, втянул меня внутрь и захлопнул ее за моей спиной. Его суровое лицо тут же расплылось в улыбке, а железная пятерня тряхнула мою руку с такой силой, с какой, по-моему, обычно вправляют вывихнутый сустав.
- Говори, пожалуйста, в полголоса, - предостерег он меня и только потом приступил к расспросам: - Ну как ты тут, дружище Максим? Сто лет тебя не видал. Все дела, дела, сам знаешь. А ты тут, я вижу, в самой гуще событий оказался. Не страшно?
- Страшно? - удивился я. - Так чего ж бояться, когда все уже позади?
- Позади? - Голос его зазвенел. - Что позади? Я что-то ничего не пойму.
- Ведь Хомяков задержан и дело, насколько я понимаю, подходит к концу.
- Хомяков? - Он пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь, видно, заглянуть внутрь моей черепной коробки. - Так-так, интересно… Вот что, Максим, садись-ка вот сюда и расскажи мне все толком, с самыми мельчайшими подробностями, распиши буквально по минутам все три дня своего пребывания здесь, а если есть у тебя какие-либо соображения на этот счет, то я с удовольствием выслушаю и их - ты же знаешь, что твое мнение мне небезразлично.