Песок, тяжелый и словно живой, связывал шаг. Он двигался медленными волнами, лез из-под проваливающихся в него ступней. От солнца тек свинцовый зной, который мешался с жаром нагревшейся земли. Вокруг не было ни одной живой былинки.
- Еще не много, и я изжарюсь в этом костюме, как рыба в фольге! - воскликнул Гарри.
Он остановился, раздраженно сорвал с себя куртку и, оставшись в легкой рубашке, с трудом обвязал голову шейным платком. Филипп даже не замедлил шаг, и Гарри тяжело побежал, догоняя его.
День был мучительно долгим - сорок земных часов. Дважды за день они падали на горячий песок, сладостно раскидывая ноги и руки. Робот поил их прохладной водой, натягивал над ними низкий тент, а затем кружил вокруг, оберегая их выстраданный сон.
Когда солнце, налившись ядовито-красным цветом, свалилось за горизонт, оба вздохнули с облегчением: наконец-то их легкие, загнанно хватающие саднящий воздух, вдохнут прохладу.
В фиолетовом небе колюче засияли звезды. Песок быстро остывал, но еще стремительнее холодел воздух. Ветер многоструйной воздушной рекой слоил свои ледяные потоки, которые знобящими тисками охватывали людей, больно кололи лица тяжелыми песчинками.
Робот все так же ровно катился на восьми лапах, в темноте он светился мягким рассеянным светом, и людям становилось теплее и уютнее.
- Как у камина, - попытался пошутить Гарри, но в который раз за дни перехода натолкнулся на холодное молчание друга.
Вопреки ожиданиям, ночью они прошли еще меньшее расстояние, чем днем. Казалось, усталость накопилась в каждой клеточке. Даже у Гарри пропало желание разговаривать, и мысли отяжелели.
Спали без снов. Ночь оказалась короткой. Когда открыли глаза, высоко в небе кипело выцветшее солнце. У Гарри болели обожженные через рубашку плечи. Филипп был мрачен, мысленный подсчет оставшихся продуктов окончательно испортил ему настроение.
После небогатого завтрака вновь отправились вслед за роботом, сами уже чем-то напоминающие автоматы, главной задачей которых было переставлять ноги. Тишина шуршала под ступнями, невидимой ватой лезла в уши. Молчание людей было ее союзницей.
Через три часа приятели упали на песок, чтобы передохнуть. Ветер стих. Зной жирно растекался по низким барханам. Ничего не хотелось. Они лежали, прислушиваясь к ноющей боли в ногах.
Гарри прикрыл веки, но перед глазами продолжали медленно двигаться навстречу мертвые волны свинцового песка.
Филипп смотрел в чужое белесое небо и с тоскливой злостью думал, что если бы они остались в ракете, то протянули бы намного дольше и может дождались помощи.
Что-то скользнуло по щеке, он лениво смахнул ладонью, но почувствовав короткое трепыханье на лбу, с раздражением хлопнул себя. Под пальцами замерло нечто сухое, круглое и маленькое. Машинально смел это с лица.
- Еще мух нам не хватало, - процедил недовольно.
И вдруг резко сел, изумленно тараща глаза на песок, и ухватил пальцами что-то похожее на сухой листок.
- Гарри! Бабочка… - голос надтреснуто съехал.
Гарри, забыв про тягостную усталость, резво вскочил на ноги.
То, что держал в руках Филипп, было похоже на маленький зеленый парашютик, с белыми жгутиками и несколькими красными точками. Впервые за много часов пути они встретили хоть малое свидетельство жизни на планете.
Они устремились вперед, не чувствуя больше изнемогающей физической оболочки. Угаснувшую силу заменила надежда.
Вдали появилось зеленое пятно. По мере приближения оно вспухало яркой опарой, и вскоре уже можно было различить отдельные деревья. Их было пять.
- Оазис! Всего лишь оазис… - разочарованно вырвалось у Гарри.
Деревья были высокими и сильными, бурыми гладкими стволами они крепко вгрызались в покрытую цветами землю. Крупные толстые, с мутным стекловидным блеском листья густо мешались с гладкими синими плодами. Между деревьями пульсировал родник, водный ток струился под цветами и терялся в песке. Бархатистые кусты с желтыми ягодами на гибких ветках со стелющимися концами живописным кольцом оплетали зеленый островок.
- Дышится-то как легко! - зачарованно вымолвил Филипп, оглядывая раскидистые кроны.
Гарри стал по очереди вкладывать ягоды, листья, цветы, кусочек плода в аналитический блок робота. Наконец, воскликнул:
- Все безвредно. Ягоды и плоды питательны. Вода чистая. Живем! Отдохнем хорошенько, пополним запасы - и вперед. Нам осталось пройти немногим больше половины.
Прошел день блаженного безделья и отрадной прохлады. Минула ночь, не такая студеная, как предыдущие: кусты и деревья являлись естественным заслоном от ветра. Гарри суетился, набивая рюкзак синими плодами, а Филипп сидел, привалившись к стволу дерева, и пристально смотрел на подпрыгивающий родник.
- Ты спишь, что ли? - весело спросил Гарри. - Кто рано встает, тому Бог дает! По утреннему холодку мы ого-го сколько пройдем!
- Я остаюсь.
Гарри замер, потом затянул рюкзак и выпрямился.
- Не дури. Собирайся.
- Я остаюсь, - упрямо повторил Филипп, и по его тону стало ясно, что решение это окончательное.
- Что ты здесь будешь делать?
- Ждать помощи.
- Помощь может не прийти!
- Я буду здесь жить.
- Среди пяти деревьев!?
- А почему бы и нет? Посмотри: наряду с большими синими плодами есть маленькие зеленые, есть рядом с ними цветы. Выходит, деревья плодоносят круглый год! Защита от ветра, тень от солнца, даже птицы летают и бабочки - что еще надо? Гарри не заметил ни птиц, ни древесных цветов, он думал только о том, как выйти из пустыни.
- А если придется прожить здесь до смерти?! - ужасаясь, спросил он.
- Зато эта смерть не будет мучительной. Не на раскаленном песке от голода. Я посажу еще деревья.
- Я пошел, - перебил его Гарри, ему было тошно слушать идиотские бредни о жизни среди пяти деревьев.
- Подожди, - в голосе прозвучала враждебность. - Ты не понял? Я остаюсь. А значит, мы должны разделить робота.
- Зачем? У тебя вода есть, защищаться вроде не от кого. А меня кто знает, что ждет впереди!
- Вот именно, вроде не от кого, - выразительно повторил Филипп. - Но не наверняка.
- Если мы вынем несколько блоков, робот перестанет быть роботом! Он станет самоходной тележкой для оставшихся блоков.
- И это не плохо, - невозмутимо ответил Филипп и, не спеша, стал разбирать робота, поясняя: - Здесь два блока с лучевым оружием, один из них я оставлю себе… Блок связи с ракетой - себе, ведь неизвестно, что с тобой будет… Аналитический блок тебе, блок для получения воды тоже тебе…
Видно было, что он решил все заранее, даже тент разрезал на две части.
Гарри безмолвствовал, глядя, как располовинивается робот, потом махнул рукой и, горбясь под рюкзаком, пошел прочь на северо-запад. Впереди ковылял четырехногий робот.
- Возьми мои консервы, - крикнул Филипп.
Но Гарри не обернулся, буркнув:
- Дурак ты… как мой отец.
Филипп долго смотрел ему вслед. Видит Бог, Гарри надоел ему до последней крайности. Все надоело. А здесь покой. Смог ли бы он прожить здесь всю жизнь? Еще бы! Не надо суетиться, лезть вон из кожи, чтобы жить не хуже, чем сосед справа или сосед слева. Не надо ни к кому приноравливаться.
Филипп сорвал с нижней ветки синий колобок, разломил его и стал есть нежно кисловатую губчатую мякоть, потом собрал несколько косточек, воткнул их в землю, тщательно затем полив. Когда появятся побеги, он осторожно пересадит их за кустарником в песок.
Гарри шел вперед. Его плавило солнце, сбивал с ног ветер. Много раз, когда он валился на песок, ему казалось, он не встанет, но вновь по крупицам собирал силу в разбитом теле, сжимал распадающуюся волю и шел, бормоча:
- Умереть всегда успею… это успею. Лучше умирать усталым, как собака. Умирать, если есть хоть капля силы, презренно… Я еще поживу… хоть день, хоть час, хоть минуту… лишнюю.
Иногда Гарри вспоминал Землю, друзей, Анну. Это было мучительно, потому что он уже не надеялся вернуться на Землю. Он хотел жить хотя бы здесь, на неизвестной планете.
Самым страшным стало внезапное одиночество. Даже робот, после того, как его располовинили, перестал своим светом оживлять ночную пустыню. Может от одиночества у Гарри, который мало говорил с Филиппом во время первых переходов, вдруг появилось желание разговаривать.
Когда вдали горизонт окрасился зеленым цветом, Гарри даже не обрадовался и не заторопился. Он слишком устал, чтобы торжествовать. Кроме того, он боялся обмануться.
Под вечер, опустошенный, он дошел до цветистого луга, звездной реки, на другом берегу которой темнел лес.
Речная вода была теплой, как нагретая постель. Он, мучаясь, скинул с себя одежду и вошел в реку. Вода стала ласково слизывать с измученного тела пленку едкого пота, песок, пыль. Гарри нежился в шелке ленивых струй, ощущая, как тело охватывает блаженная истома.
Он победил. Здесь он не пропадет, если не пропал в пустыне. Но радости почему-то не было.
Он вышел из воды, обсыхая. Инвалид-робот сиротливо караулил его одежду. Гарри погладил робота по полированной ополовиненной поверхности.
- Не горюй, дружище. Пусть не цел, но живешь. Бог даст, я тебя еще соберу и тогда никому не дам делить на части.
Неожиданно по спине прошел озноб. Гарри резко обернулся. На него уставилась холодными выкатившимися глазами чудовищно длинная и приплюснутая морда, она чуть покачивалась на высокой в трещинах шее, которая врастала в безобразную тушу. Гарри, не отрывая взгляда от этого урода, ощупью выхватил из блока лучевой пистолет и направил на бельмовые глаза. Морда скакнула выше, булькая, стала закидываться назад, но, пружинно отскочив, рухнула рядом с Гарри, разевая синюшную пасть.