- Я тоже так думал, - согласился он, - пока не побывал в Креспинге! Приехал с ордером на арест в кармане. И вдруг понял, что дело нечисто!
- Как же вы собираетесь поступить?
Гримсби помедлил.
- Видите ли, - ответил он, - ошибка в расследовании убийства может дорого обойтись; мне хотелось бы заручиться еще одним мнением - неофициально, конечно!
Я поднял на него глаза.
- Мнением мистера Мориса Клау?
Он кивнул.
- Совершенно верно!
- Вижу, вы изменили свое суждение о нем?
- Мистер Сирльз, следствие по делу о преступлениях в музее Мензье полностью все перевернуло! Я не шучу. Я всегда считал его сумасбродом, и до сих пор убежден, что странностей ему не занимать. Но если в расследовании не обойтись без проницательного человека, я готов поставить на Мориса Клау все свои сбережения!
- В таком случае, вы зря тратите время, беседуя со мной.
- Никак нет, - убежденно возразил Гримсби. - Морис Клау живет уединенно, это правда, однако вовсе не склонен, как говорится, держать свой свет под спудом! Он знает, что вы собираете материалы о его трудах и методах, и скорее прислушается к вашей просьбе, чем к моей.
Я сразу понял, куда клонит Гримсби. Он пытался уговорить меня обратиться за помощью в расследовании убийства в Креспи–холле к Морису Клау с тем, чтобы ему (Гримсби) достались все официальные почести, да и чувство собственного достоинства не пострадало!
Я рассмеялся.
- Хорошо, Гримсби! Поскольку Клау не предлагал вам свои услуги, дело это, вероятно, его не заинтересовало; и все же попробовать не мешает.
Сверившись со справочником, мы отправились в Уоппинг, где медлительное солнце уже озарило закоптелые стены и грязные улицы, и разыскали там некую лавку, точный адрес которой я называть не стану; скажу только, что находится она близ Старой лестницы в Уоппинге.
К лавке ведет узкий проход: справа глухая стена, слева заколоченный подъезд и окно, заложенное кирпичами. Сквозь щели между ними любопытный посетитель может увидеть развалины здания, когда–то служившего пакгаузом или торговым складом, клочок берега и мелкую зыбь илистых вод старой Темзы.
Этот проулок выходит в закрытый двор, и в самом конце его расположена лавка Мориса Клау. На дорожке выстроились обломки мраморных постаментов, окруженные ветхими сундуками и колченогими стульями, а рядом громоздятся чучела птиц, сломанные игрушки, письменные приборы, ржавые мечи, керосиновые лампы и прочий мусор, не поддающийся никакой классификации. Среди гор рухляди зияет черный провал двери.
Нужно ли говорить, как осторожно мы с инспектором Гримсби входили в эту Кумскую пещеру!
Сперва мы ничего не могли различить в темноте. Повсюду вокруг копошилась во мраке какая–то живность. Нас обволакивало неописуемое благовоние ветхой мебели, смешиваясь с равно неописуемыми запахами жизненной деятельности птиц, рептилий и грызунов.
- Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол! - прозвучал скрежещущий крик попугая.
Отворилась дверь, впуская немного света и - Мориса Клау. Последний оказался полностью одет; иными словами, он был облачен в потрепанный черный плащ с пелериной, черный шелковый шарф и редчайший экспонат своего неприглядного реликвария, коричневый котелок.
В полумраке его пергаментное лицо казалось совсем старым, а косматые брови и реденькая бородка еще более бесцветными, чем обычно. С высоты своего роста он вгляделся в нас сквозь стекла золотого пенсне и снял котелок.
- Доброе утро, мистер Сирльз! Доброе утро, инспектор Гримсби! Я только что из Парижа. Как мило со стороны вашей наведаться так рано, дабы сообщить мне о бедняге, убитом в Креспинге! Доброе утро! Доброе утро!
II
Святая святых Мориса Клау, несомненно, представляет собой одну из самых необычных квартир в Лондоне.
Вдоль стен тянутся книжные полки, где расставлено уникальное, на мой взгляд, собрание книг по криминологии (как понимает эту науку Морис Клау). Имеются здесь и поразительные древние реликвии, и у каждой из них - своя история. С порога бросается в глаза опрятный письменный стол с букетом цветов в серебряной вазе, вращающееся кресло и превосходная тигровая шкура на полу.
Контраст с лавкой был удивителен. Морис Клау положил котелок на стол и вытащил из него пузырек, с которым никогда не расставался. Он увлажнил свой высокий желтый лоб, наполнив воздух освежающим ароматом вербены.
- Эта лавка, - сообщил он, - очень сильно пахнет сегодня утром! Не столько канарейки, сколько крысы!
- Надеюсь, - вежливо начал Гримсби, - что мисс Клау пребывает в добром здравии?
- Изида скоро присоединится к нам и поведает сама, - был ответ. - А теперь - о том неприятном событии в Крес- пинге. Похоже, вернулся я вовремя, но, увы! истекло две недели!
Гримсби прочистил горло.
- Полагаю, вы читали -
- Ах, друг мой! - Морис Клау поднял длинную, белую, узкую ладонь. - Разве не знаете вы, что я не утруждаю свой бедный разум этими глупыми газетами? Нет, не читал я, мой друг!
- О! - растерявшись, воскликнул Гримсби. - Но тогда мне придется изложить вам семейную историю -
В комнату вошла Изида Клау.
Все в ней, от крошечной шляпки с красным пером, похожим на перо фламинго, до элегантных туфелек, говорило о Рю де ла Пэ . На Изиде был на редкость смелый наряд; могу лишь назвать его этюдом в огненных тонах. Женщина менее привлекательная никогда не осмелилась бы надеть нечто подобное; но эта великолепная брюнетка с большими мерцающими глазами и дразнящей улыбкой обладала грациозной фигурой Клеопатры и колдовским очарованием гурии.
Инспектор Гримсби поздоровался с ней смущенно и восторженно. Обмен приветствиями и -
- Мы должны спешить, отец! - сказала девушка.
Морис Клау вновь надел свой доисторический котелок.
- Мистер Сирльз и инспектор Гримсби присоединятся к нам, возможно? - предложил он.
- Куда? - начал Гримсби.
- Куда же, как не на поезд в Оксли, что отходит в 9.15? Куда же, как не из Оксли в Креспинг! Я теряю время - я?
- Вас наняли для расследования дела? - предположил Гримсби.
- О нет! - был ответ. - Но награда найдет меня!
В конце проулка ждал кэб. У заколоченной двери хозяину лавки древностей уважительно поклонился красноносый мужчина в лохмотьях.
- Ты слышишь меня, Уильям, - сказал Морис Клау этому отщепенцу. - Ничего не продавай - только рукомойник! Не забывай канарейкам воду менять. Кукурузные зерна - для белых крыс. Если к восьми в мышеловку не попадется мышь, дай сове селедку. И о выпивке не думай даже; она погубит тебя, Уильям!
Мы сели в кэб. Последним, что мне запомнилось, был невидимый попугай, который напутствовал нас словами:
- Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол!
По пути на вокзал Гримсби, не сводивший глаз с обворожительного личика Изиды, поведал молчаливому Морису Клау историю семейства Креспи. Вот ее краткое изложение:
Покойный сэр Ричард Креспи, испытывая серьезные денежные затруднения, привык топить свои горести в стакане, что далеко не способствовало семейной благодати, и после одной исключительно бурной сцены семья распалась. Первым покинул дом его сын Роланд, не унося с собой ничего, кроме благословения матери и проклятий отца. Затем и леди Креспи уехала к сестре в Лондон, но не прожила и двух лет после отъезда из Креспи–холла. Один, покинутый сыном и женой, беспутный старый баронет лег на прежний курс и еще несколько лет продолжал заливать печали вином. Слуги один за другим оставили его, и в конечном итоге, не считая верного Райдера, лакея, чьи предки с незапамятных времен прислуживали семейству Креспи, сэр Ричард остался единственным обитателем громадного поместья. Апоплексический удар завершил его никчемную жизнь; от сына уже много лет не было вестей - полагали, что он нашел свою смерть в Африке, куда отправился после ухода из дома.
Тем временем, в Креспинге появился мистер Исаак Гейдельбергер, чей зловредный характер вскоре стал известен всей округе. Это был немецкий еврей, рослый ловкач с грубыми крупными чертами лица и черными усиками, старательно подстриженными в напрасной попытке скрыть линии рта, которые вполне подошли бы Нерону. Через неделю после смерти сэра Ричарда Гейдельбергер вступил во владение Креспи–холлом.
Новый владелец привез с собой некоего Хаймера, своего рода доверенного секретаря; рассчитав Райдера, старого лакея, эти два джентльмена устроились со всеми удобствами. Достаточно скоро выяснились и их планы: они намеревались превратить величественное старинное поместье в "загородную гостиницу для приезжих".
Отношения между рослым евреем и Райдером, который за время службы успел скопить немного денег и обосновался в Креспинге, были очень напряженными. Как–то вечером самодовольный Гейдельбергер зашел в "Гоблетс", старинный трактир в деревне - и вспыхнула открытая перебранка. Бывший лакей заявил:
- Сэр Ричард, со всеми его грехами, был когда–то добрым английским джентльменом. Не будь таких, как вы, он и умер бы добрым английским джентльменом!
Трагедия произошла ровно неделю спустя.