- А что?! Куфтин и Мозгунов запросто могли ограбить Ершова! - не унимался Свиркин.
- И поделили по честному добычу, - ухмыльнулся Роман.
Но Свиркина не так легко было остановить.
- А вдруг они убили его? - выдал он новую версию.
- Разумно мыслишь, - похвалил Вязьмикин, - они убивают Ершова, бегут в мастерскую и пишут на стенке: "На бледно-синем небосклоне свой прочерчу незримый след…" Заметь, в душе они поэты. Когда инсценировка самоубийства закончена, Куфтин топит своего соучастника, заметая таким образом все следы. А потом вдруг в, местах лишения свободы у пего пробуждается совесть, но не до конца, и он пишет явку о том, что случайно утопил Мозгунова и совсем забывает про Ершова.
На этот раз Петр обиделся:
- Ну что ты смеешься? Я же пытаюсь версии строить. А ты… - он огорченно опустился на стул и подпер подбородок руками, воткнув локти в острые колени.
Такие конфликтные ситуации между оперуполномоченными я наблюдал не раз, и поэтому не придал стычке значения, зная, что никаких последствий она не повлечет.
- А если они нашли труп Ершова и обобрали его, - настала моя очередь строить версии.
- Где же тогда труп? - недоверчиво покосился Вязьмикин.
- В воду бросили, - ответил я.
- Что-то многовато утопленников, - прогудел Роман, вылезая из своего закутка.
Я понял, что в построении версий был не на высоте, и, разведя руками, произнес:
- Тогда могу сказать только то, что, наверняка, уже говорил Осипов и что вы сами, безусловно, знаете: знакомства, связи, отношения с окружающими, склонности Ершова. Ищите ответы на вопросы: кому выгодно, чтобы художник исчез? За что с ним могли расправиться? Трясите обычные мотивы: ревность, месть, хулиганство, корысть.
- Утешил, - пробасил Роман.
- Может, жена убила его, чтобы имущество не делить? - подскочил Петр, вдохновленный новой версией.
Вязьмикин тяжело вздохнул:
- Поеду в колонию, Куфтина допрашивать.
- Далеко? - участливо спросил я.
- Нет, в нашей области он сидит.
- А ты бы с жены Ершова и начал, - сказал я Свиркину.
- Подключи все свое обаяние, - подмигнул ему Роман.
Петр сложил на узкой груди длинные руки, всем своим видом показывая, что колкости такого рода его не задевают.
5 марта. Свиркин
Женщина взглянула на оперуполномоченного:
- Из милиции? Но я не вызывала… Может, вы ошиблись?
Ее красивое лицо выражало удивление. Темные, почти черные глаза, тонкий нос, чуть надменный росчерк губ, модная стрижка с короткими висками. Петру приходилось встречаться с такими женщинами во время поквартирных опросов. И его всегда изумляло, как они умудряются выглядеть дома столь же безупречно, что и на людях. Халат прямо как со страниц журнала мод. Легкий, но со вкусом наложенный грим. Свиркин почему-то всегда чувствовал себя скованно с подобными дамами.
Он отрицательно покачал головой:
- Вы меня извините, пожалуйста, Зинаида Прокопьевна, я по поводу вашего мужа.
Лицо Ершовой осталось совершенно спокойным, словно у нее каждый день пропадают мужья и ей привычно беседовать в работниками уголовного розыска на эту тему. Ее изящная рука указала на кресло:
- Присаживайтесь, пожалуйста.
Петр, осторожно ступая, прошел по дорогому, изумрудного цвета паласу и сел на краешек кресла так, словно боялся повредить его велюровую обивку. Ершовой он показался похожим на большого нескладного кузнечика, и она одними губами, едва заметно, улыбнулась. Свиркин посмотрел на нее снизу вверх и извиняющимся тоном произнес:
- Я понимаю, что заставляю вас страдать…
Фраза Петра, похоже, развеселила хозяйку. Она беззаботно, но с достоинством усмехнулась.
- Страдать? Нет уж, увольте… Молодой человек, я прошу вас правильно понять меня… У нас с Александром были весьма своеобразные отношения. Чтобы я убивалась?.. Хватит с него и того, что я десять лет прожила с ним под одной крышей…
Последние слова она сказала если не зло, то, во всяком случае, достаточно резко. Внезапно замолчав, Ершова шагнула ко второму креслу и, опустившись в него, взяла с журнального столика сигарету. Петр, сам того не замечая, услужливо щелкнул зажигалкой, лежавшей тут же на столике. Зинаида Прокопьевна подождала, когда он поднесет огонь поближе, прикурила и благосклонно кивнула в знак благодарности.
- Кстати, как вас зовут? - выпустив тонкую струю дыма, спросила она.
- Петр… Петр Ефимович Свиркин, - чуть запнувшись, ответил оперуполномоченный.
Ершова откинулась в кресле, полы халата чуть распахнулись. Взгляд Свиркина невольно скользнул по ногам собеседницы, и он тут же отвел глаза в сторону, но сделал это так быстро, что женщина рассмеялась. Забавляясь его смущением, она закинула ногу на ногу.
- Вот уж не думала, что угрозыск умеет краснеть.
Петр почувствовал, что действительно вот-вот начнет покрываться краской, и сделал строгое, может даже чересчур строгое лицо. Кашлянув, официальным тоном произнес:
- Зинаида Прокопьевна, давайте все-таки поговорим о вашем муже.
- О бывшем муже.
- Насколько мне известно, брак у вас не был расторгнут.
- Юридически да, но незадолго до гибели Александра мы решили расстаться. Он ушел, стал жить в мастерской. Я не могла уговорить его пойти в ЗАГС.
- Он не хотел развода?
- Да, это была моя инициатива, - после некоторого раздумья ответила Ершова. - У него была какая-то странная позиция: тебе надо, ты и разводись, меня не трогай… С ним вообще в последнее время перед его смертью было тяжело разговаривать, ни до чего ему не было дела.
- Почему вы решили расторгнуть брак?
Зинаида Прокопьевна затянулась сигаретой и изучающе взглянула на оперуполномоченного.
- Вы не, женаты?
Вопрос застал Петра врасплох, но Ершова, вероятно, не ждала ответа, она думала о своем и спросила машинально. Пока Свиркин соображал, как лучше ответить; сказать ли, что он давным-давно устал и от жены, и от семейных забот, либо честно признаться, что холост и о браке еще не успел подумать, хозяйка, взвешивая каждое слово, произнесла:
- Не знаю, поймете ли вы меня… Должно быть, когда я выходила за Александра, я все-таки любила его… Объективно говоря, он был не таким уж плохим человеком. А потом, потом все куда-то пропало. Как в таких случаях говорят, быт заел… К тому же, детей не было. Сначала он не хотел, а потом уж и я была против. К чему, когда нам друг до друга дела не было?.. Хотите кофе?
Ершова резко поднялась с кресла. Если бы Петр отказался, она все равно нашла бы повод пойти на кухню, уйти в другую комнату, заняться каким-нибудь неотложным делом, чтобы только не возвращаться к тому, о чем сейчас говорила, чтобы сбежать от внезапно прорвавшейся откровенности, а если и вернуться к этому разговору, то после небольшого тайм-аута и с другим настроением.
- Не откажусь, - сказал Свиркин.
Ответ оперуполномоченного застал Ершову на кухне. Через несколько минут запах кофе заполнил квартиру.
- Вам с сахаром?
- Если можно…
- Можно, можно, - повеселевшим голосом ответила Зинаида Прокопьевна.
Маленький поднос с двумя крошечными сине-золотыми чашечками, над которыми вился парок, выглядел очень симпатично.
Петр, протягивая руку за чашечкой, проглотил слюну. С удовольствием прихлебывая обжигающий ароматный напиток, он, как бы между прочим, проговорил:
- Что ж раньше-то не разводились?
Это было сказано таким товарищеским миролюбивым тоном, что Ершова, сама не заметив того, совершенно искренне, без тени надменности, ответила:
- Знаете, наступает такой момент, когда начинаешь думать, а стоит ли продолжать, и что, собственно говоря, продолжать? Ведь все равно ничего не получится. Не лучше ли сейчас, пока не поздно? Мне ведь не двадцать лет…
- А сколько? - простодушно поинтересовался Свиркин.
Хозяйка улыбнулась:
- А вы как считаете?
Петр посмотрел на нее, надеясь, что вопрос был задан риторически, но она, продолжая улыбаться, ждала ответа. Оперуполномоченный, хоть и не первый день работал в милиции, плохо разбирался в возрасте молодых женщин, да и как тут разберешься, когда от двадцати до сорока одеваются одинаково, а вдобавок еще и косметика. Он понял, что придется отвечать, прикинул десять лет замужества Ершовой и неуверенно сказал:
- Лет двадцать восемь…
Зинаида Прокопьевна расхохоталась:
- Ой, Петр Ефимович, не думала, что вы комплименты говорить будете.
Потом как-то сразу оборвала смех. Лицо стало грустным и подурнело, казалось, даже кожа на щеках повяла, утратив свою упругость. Петру бросились в глаза два черных волоска на подбородке, и он с удивлением сделал вывод, что красивые и надменные лица могут быть такими же усталыми и печальными, как и лица людей мало привлекательной внешности.
Но Ершова взяла себя в руки, выпрямилась и опять улыбнулась:
- Немного не угадали, мне через месяц тридцать шесть, но я еще ничего, правда?
Свиркин не мог с этим не согласиться, однако, только неловко пожал острыми плечами и, помолчав, спросил:
- Зинаида Прокопьевна, каким был ваш муж?