Генка отпустил проволоку, с гримасой посмотрел на изрезанные ею ладони, даже носовой платок не помог, оглянулся. Два крана стояли над ржавым железом словно гигантские роботы. Дальний воткнул в металлолом стальную клешню, а ближний опустил на него магнитную блямбу.
– Магнитище! – восхищенно пропел Вадик или Владик и полез по доскам с набитыми рейками к выкрашенному голубой эмалью чуду.
Вскоре все трое трогали, гладили, ощупывали, только что не лизали таинственное устройство, да еще и прикладывали к нему пряжки ремней, раздумывая – притянет их магнитная сила или не притянет, а если притянет, то поднимет вместе с ремнем второклассника среднего роста, или не сможет? Генка оглянулся на деревенские улицы и уже почти как на собственной крыше раскинул руки и зажмурил глаза, когда один из братьев хрюкнул, как поросенок, а второй завизжал, и Генке пришлось глаза открыть, мало ли какие трансформации происходят в двух шагах?
– Смотри! – радостно завопил Вадик или Владик. – Смотри туда!
Пригляделся Генка, да и сам рот разинул. За бетонным забором "Вторчермета", где располагалась, о чем знал каждый мальчишка, воинская часть, проходило построение солдат. Но самым интересным было не построение, а то, что за шеренгами воинов замерли самые настоящие танки или танкетки, или боевые машины, или что-то еще похожее, но именно то самое, что заставляет учащенно биться сердце в груди почти каждого мальчишки.
– Танки! – выдохнул Владик или Вадик.
– Молокососы! – раздалось ворчанье капитана от основания кучи. – Разве это танки? Вот будь у меня башня, да кое-какие запчасти, я бы уж показал бы вам танк. Настоящий танк – это стальная неотвратимость! Это бог войны! Танки… А ну, быстро вниз, пехота, пока я не вытурил вас отсюда вместе с вашей батареей.
Мальчишки слетели с кучи мгновенно. Слетели и как-то сами собой вдруг построились по росту, хотя, что там было строить, Мажуги и в классе вставали в конце строя, а Малинин был еще мельче.
– Равняйсь! – поднял усы торчком капитан. – Смирно! Вольно, пехота. Вот, – он протянул Генке крохотный, в полтора мужских кулака, моторчик. – Больше ничего нет, и этот крановщик припрятал, да не забрал. Отнеси Котенкину. Если кто и починит, так только он. А теперь слушай мою команду! Наряд! Равняйсь! Смирно! Кругом! Шагом марш!
06
– Нет, Генка, – сказал Котенкин, выбивая из моторчика грязь. – Тут никто тебе не поможет. Не заведется эта рухлядь. И запчастей под этот аппарат у меня нет.
– Совсем ничего нельзя сделать? – на всякий случай спросил Генка.
– Совсем ничего, – вздохнул Котенкин. – Но ты нос-то не вешай. Сдаваться нельзя никогда. Понимаешь?
– Понимаю, – наморщил лоб Генка и на всякий случай признался. – Я трушу иногда, но не сдаюсь!
– Ты это, – поинтересовался Котенкин, – насчет тортика ведь не передумал?
– Нет еще, – успокоил старшего приятеля Генка. – Только я моторчик заберу.
– Можешь положить его под брезент к машине, – посоветовал Котенкин, намазывая вареньем очередной батон. – Железо – к железу. Выбрасывать потом будет проще.
07
Домой Генка пришел если еще не в сумерках, то в их предвестии. Послушно поужинал, так же послушно вымыл ноги и даже постоял под теплым душем. Чтобы быстрее дождаться дня рождения, отправился в постель. Но как только мамка вышла из комнаты, тут же выскользнул из-под одеяла, уложил на свое место плюшевого медведя и полез под кровать, где уже стояла настольная лампа и лежал набор инструментов. Позвякивая ключами, Генка приступил к разборке двигателя, потому как тот же Котенкин не единожды говорил, что когда не знаешь, что делать, делай хоть что-то, вдруг сделаешь то, что надо? Вскоре двигатель разделился на части, и Генка, поняв, что он уже сделал все, что мог, положил голову на руки и уснул прямо под кроватью.
Мама его еще не спала. Она ждала у калитки дядю Сашу. Но вместо него на уазике подъехал участковый. Глеб Глебыч вылез из машины, подошел к калитке, кивнул Генкиной матери, словно потерял голос, но потом все-таки стал говорить какие-то непонятные слова:
– Все, значит? Определилась?
– Выходит, что так, – так же непонятно ответила Генкина мама.
– А как же… – растерялся Глеб Глебыч. – Как же все?
– Что все? – в свою очередь растерялась мамка. – Вы о чем заладили-то? То ты, то Араян? Как же так… Как же все… А что все? Не было же ничего! Даже за руку не подержались! Ни с тобой, ни с ним!
– Ну, так ты же сама не захотела! – вовсе оторопел участковый.
– Да, – кивнула мамка. – Все сама. Уже больше пяти лет, как отца Генкиного не стало, все сама.
– Так чего ж ты тогда? – возмутился Глеб Глебыч. – И что тебе этот экскаваторщик? Что ты в нем нашла?
– Себя, – сказала с улыбкой мамка, потому что к дому подъехала "Волга" дяди Саши. – Себя.
– Анют! – выскочил дядя Саша из кабины. – Я все решил. Все как Генка просил. Есть непонятное!
– Ну ладно, – козырнул участковый. – Не буду мешать празднику. Я вот насчет чего: тут на соседней улице у бабы Веры батарею с лужайки уволокли. На ней куриная поилка стояла, а баба Вера – это же оружие массового поражения. Так что, привет вашему Генке и его приятелям. Видели их с этой батареей.
Сказал и пошел.
– Ну, Генка! – восхищенно покачал головой дядя Саша. – А зачем ему батарея-то? Да и может, не он это затеял?
– Он затеял, – уверенно сказала мамка. – Будь уверен, если что-то где-то происходит, то затеял это Генка.
08
Генка не просто так залезал по утрам на крышу. Ни птицей, ни самолетом он становиться не собирался, но повторить ощущение полета – мечтал. То самое ощущение, которое приходило к нему во сне. Точно как и в эту ночь. Ему снился полигон мотоклуба, братья Рыжковы, Котенкин, куча народа. Играла музыка. Ревели моторы. Коля Иванович палил из стартового пистолета, и Генка, который начинал гонку в последних рядах, вдруг прибавлял газу и на том самом оранжевом велосипеде с приляпанным к раме моторчиком обгонял всех, заезжал на горку, чтобы выполнить удивительный трюк, но вместо трюка устремлялся в небо. Хорошим должен был оказаться день после такого сна.
На столе лежали два подарка. Генку словно пружина подбросила с кровати. Пальцы запутались в завитках упаковок, но коробка с надписью "От мамы" не заинтересовала, внимание приковала коробка с надписью "Непонятное". Лента соскочила с уголка, зашуршала фольга, показался картон, снова коробки. На первой написано – "Этим покрасить". Что внутри? Краски, кисть. Вторая коробка – "На этом подвесить". Что подвесить? Что внутри? Новенький, только что из магазина, изогнутый подковой красно-синий тяжелый магнит. Понятно. Или непонятно? Вот же третья коробка и снова надпись. "Непонятное". Сейчас-сейчас. Завязка, фольга, картон, а внутри…
Генка вылетел из дверей пулей. Мамка возилась в саду у стола, а он – в трусах, босой, захлебываясь слезами, взгромоздил на стол подарки, закричал:
– Мама! Что это?
– Ну, во-первых, с праздником!
Поймала, подняла, закружила, поцеловала, прижала к груди и только потом поставила в успевшую высохнуть от ночной росы траву протестующего ребенка – "Я уже большой"!
– Не очень большой. И мой подарок даже не открыл. Что ж ты так? А ведь там и кроссовки, и футболка, и джинсы!
– Хорошо! Это что? Что это? "Этим покрасить", "На это повесить", "Непонятное"? Чего тут непонятного?
На стол выпали, зазвенели обычные, только стальные, без рисунков кубики.
– Мама! Чего тут непонятного? Это подарок?
Мама снова поймала, притянула к себе Генку, начала говорить на ухо, потому что главное непременно нужно говорить на ухо:
– А ты разве не знаешь, что волшебная палочка внешне ничем не выделяется?
– Ну, мам!
– Это не простые кубики. Дядя Саша сказал, что ничего более непонятного и таинственного он в своей жизни не встречал.
– На них даже картинок нет!
– Не спеши, – засмеялась мама, но засмеялась с беспокойством. – Сделай, как написано. Раскрась кубики, потом прилепи к магниту и посмотри, что получится. Да поторопись. Скоро гости придут, а ты не умылся, не переоделся. Мой-то подарок будешь распаковывать?
День рождения не задался с самого начала. Нет, кроссовки, джинсы и футболка от мамы оказались впору. Почти новый мотоциклетный шлем от Котенкина с предложением проехаться на мотопараде за его спиной – тоже подошел. И Аленка с великом, бабой Марусей и корзинкой пирогов с черникой оказалась к месту. Особенно удачно совпали пироги и Котенкин. И блюдо клубники от братьев Мажуга так же удачно совпало с Аленкой. И тортик оказался большим и вкусным и совпал сразу со всеми, и восемь свечек погасли с одного выдоха, но вместо главного подарка за спиной дяди Саши висели прилепленные к магниту девять кое-как раскрашенных кубиков. Так что Генка ел торт, слушал дядю Сашу и едва сдерживал слезы.
– Ты, главное, не волнуйся, – виновато бормотал дядя Саша. – Я и с бабой Верой все уладил. Я ей под ее куриную поилку известняковую плиту с карьера привез. У нее теперь не поилка, а памятник! Но главное, конечно, вот эти самые кубики. Они особенные. Последние полгода, правда, они сейф подпирали в конторе, но я там чурбачок поставил, а кубики вытащил.
– Это железные кубики для железных мальчиков? – подмигнул Котенкин Генке.
– Может и для железных, – уклончиво ответил дядя Саша, – а может быть и для настоящих. Это как посмотреть. Эти же кубики не из магазина. Их в камне нашли. Под карьерной дробилкой.
– На ней мой папка работает! – тут же подал голос Владик Мажуга.
– Мой папка на ней работает! – закричал Вадик Мажуга.