– Зовет… Может, тебя зовет, хлопчик?
Гошка не ответил. Поспешил назад в дом, сбросил ботинки, куртку, юркнул в кровать. Накрылся с головой одеялом. Надеяться и дальше, что происходящее – череда совпадений, не приходилось. Теперь он твердо знал, что должен сделать.
День третий
После завтрака автобус увозил в Харьков пострадавших в битве за урожай: Зарубина, Вергунчик, Воскобойникову. И еще двух девчонок с температурой, которые умудрились промокнуть накануне, а теперь чихали и кашляли. Вергунчик откровенно радовалась досрочному возвращению в лоно цивилизации. Зарубин, наоборот, уезжать не хотел. Но палец его начал нарывать, несмотря на ухищрения поварихи Матрены – по совместительству колхозной фельдшерицы, – и Ксюша была непреклонна.
Гошка провожал вместе со всеми. Махал рукой прилипшим к окнам автобуса товарищам. В последний миг сообразил, что так и не услышал от Алёны окончания истории. Но не сильно расстроился. Он и сам догадывался, кого девушка встретила ночью возле гостевого дома.
Нечипоренко была мрачнее грозовой тучи. Самое время, чтобы обсудить обстановку. Гошка подошел, тронул бригадиршу за локоть.
– Отойдем в сторонку, важный разговор есть.
– Важный? Такой, что и до вечера не подождет? – Ксюша скривилась недовольно, но всё же следом пошла. – Сейчас на поле надо идти! И так времени потеряли…
– Вот именно, теряем время!
Гошка завел бригадиршу за угол правления, быстро огляделся. Посторонних ушей поблизости нет. А глаза… На машинном дворе Митяй травил байки двум дядькам предпенсионного возраста – местным слесарям. Заметил студентов, помахал рукой. Что ж, пусть глядит. Гошка выпалил:
– Подпитывать колхозный эгрегор бесполезно. Потому что его нет!
– Как – нет?! – Серые глаза Ксюши округлились. – Ты что? Третий курс, первый семестр, практическая биоэнергоинформатика: "Эгрегор любой ячейки социалистического общества устойчив к внутренним коллизиям и самораспаду". Если бы колхоз расформировали, тогда другое дело. Или…
– Или систематическое враждебное воздействие! Разве ты не чувствуешь здесь инородной, темной магии?
– Ты еще скажи, здесь домовые водятся, лешие, ведьмы!
– Почему нет?
– На шестьдесят первом году советской власти? Не смеши мои тапочки! Райком партии давно бы заметил, заведись здесь что-то подобное.
– Значит, враг хорошо маскируется. Колхозный эгрегор подменен другим, внешне похожим. Ты к председателю здешнему принюхивалась?
– Чего это я его нюхать должна?!
– А того, что от него самогоном постоянно разит. И от Митяя, и от всех остальных. Какое уж там революционное чутье!
– От тети Веры не разит.
– Ей другим голову задурили. Не важно! Ты заметила: едва мы появились со свежим взглядом, как нас отсюда выдавливать начали? Или ты считаешь нормальным, что за два дня из тринадцати человек пятеро выбыло?
Ксюша закусила губу, потупилась.
– Не нормально…
– Вот! Твои субботники не помогут. Мы должны ударить по враждебному эгрегору мощно и неожиданно. Я клуб осмотрел, я там рядом живу. Вроде построенный правильно, но заброшенный какой-то. Словно никогда не использовался по назначению. И на двери замок висит! Представляешь, очаг советской магии заперт на замок?
Ксюша внимательно посмотрела на него. И глаза у нее блеснули. Поняла!
– Точно! – Она кивнула так энергично, что русая челка упала на глаза. – Во враждебный эгрегор я не верю, но с клубом ты прав. Нужно провести общее собрание колхоза. С расширенной повесткой. Политинформация, доклад по материалам XXV съезда и июльского пленума, обсуждение. А под занавес – танцы красных коммунаров! Гоша, музыку сделаешь?
Гошка растерялся от такого поворота. Не любил он брать на себя лишние обязанности.
– Да я в ней не разбираюсь…
– Валера разбирается. Ты, главное, поруководи им, а то он такой рохля, будто и не комсомолец!
– Лучше механомагов привлеки, они в этом спецы.
– У них и так много работы – колхозную технику ремонтировать.
– Да ничего они не отремонтируют! С Зарубиным не справились, а без него и подавно.
Ксюша подумала, согласилась.
– Ладно, тогда вы клуб готовите. Пошли к председателю!
Семёна Кузьмича предложение комсомольцев застало врасплох.
– Дело хорошее, конечно… Подумать надо. В субботу можно и…
– Никаких суббот! – Если уж Ксюша закусывала удила, то неслась к цели неудержимо. – Собрание проведем сегодня же! Предлагаю назначить на 17.00, успеем. Вы нам только ключи от клуба дайте.
– Клуб? Зачем клуб? Там не топлено и вообще… В правлении людей соберем, в красном уголке, потеснимся. Да всё одно половина не придет…
Председатель мог отнекиваться еще долго. Но тут на помощь пришла тетка Вера, – как и услышала разговор из своего кабинетика? Вроде стены не картонные. Распахнула дверь, ворвалась.
– Семён Кузьмич, комсомольцы дело говорят, чего клубу простаивать? А что не топлено – протопим! И народ весь сгоним, пусть послушают молодежь. Хватит нашему колхозу задних пасти!
Лицо председателя стало белым как мел.
– Да я же думал… Нельзя же…
– Что значит – нельзя?! А ну хватит оппортунизм разводить! Ты коммунист или хвост бычий? Давай ключи, сами разберемся!
Председатель снова поменял цвет. Безропотно вытащил из кармана связку ключей, протянул тетке Вере. И та окончательно захватила власть.
– Хлопчик, вот тебе ключ от клуба. Сейчас я Митяя вам пришлю с машиной, дрова отвезете. А в клубе Егорыч покажет, что и как, печку растопит. Он за два дома от меня живет, найдете. Спит, поди, шельма. Будите, не стесняйтесь. Это сторож наш, он и ночью, и днем спать горазд.
Пока Ксюша с оставшимися девчонками готовили политическую часть мероприятия, а механомаги – культурную, Гошка занялся хозяйственно-бытовыми вопросами. Юрика и Валеру отправил с Митяем грузить дрова, а сам пошел на поиски Егорыча.
К счастью, тетка Вера ошиблась, будить сторожа не пришлось. Едва дворовая собачонка тявкнула – Гошка поежился невольно, узнав одну из тех мелких, что встретили его ночью на огородах, – как дверь избы приоткрылась.
– И чево надобно?
– В клубе собрание вечером будет. Мне посмотреть…
Дверь закрылась. Опять открылась. Бодренький старичок – ровесник Октября или чуть постарше – вышел на крыльцо, по-солдатски одернул ватник, шапку поправил. Припадая на левую ногу, направился к Гошке.
– Ну пошли, поглядим.
Шагал дед споро, несмотря на хромоту. И по ровному, и в горку, и по ступеням, поднимаясь на крыльцо клуба. Молчал, лишь поглядывал искоса на Гошку. В конце концов тот не выдержал, заговорил первым:
– А вас как полностью по имени-отчеству?
Дед хитро прищурился.
– Егор Иваныч я. Только не заслужил по отчеству зваться. Сперва Егорка был, потом Егор, теперь Егорыч. Да я привык, и ты так зови.
– Значит, мы с вами тезки почти? А почему ваш клуб заперт всё время? В других колхозах при клубах молодежь собирается, танцы каждую субботу, секции спортивные работают, кружки по интересам…
– Тезки – это хорошо, – Егорыч отобрал у Гошки ключ, сам отпер замок. – А вот клуб у нас неправильный. Место плохое выбрали.
Петли скрипнули, словно рашпилем по нервам провели, дверь открылась. И, подтверждая слова Егорыча, на Гошку дохнули такие холод и мрачная тоска, что волосы на затылке дыбом стали.
– П… почему плохое?
– Почему… Клуб десять лет назад построили. А прежде здесь церква была, старая. Когда пращуры наши при царице Катьке здешние места заселяли, она стояла уже, и кто построил ее, когда – неизвестно. В тридцатые годы мы, комсомолия, с мракобесием боролись, вот и решили из церквы клуб себе сделать. Аннушка, командирша наша, хлопцев образумить пыталась, – не займайте, мол, историческая ценность. Куда там! Мы ж молодые были, головы горячие. На колоколенку забрались, веревки порезали. Ох, как он трезвонил, когда с горки катился – колокол-то! Всю округу взбаламошил. В районе слышно было!
Сторож пошкандыбал внутрь здания, и Гошке не оставалось ничего другого, как следовать за ним. Красная ковровая дорожка на полу, приоткрытые двери комнат. В конце коридора – актовый зал. Просторный, светлый, с большими окнами, рядами мягких стульев и портретами членов Политбюро на стенах. Широкая сцена, дубовый стол для президиума, трибуна с гербом, тяжелый бархатный занавес позади стола. Клуб как клуб, – постарался успокоить себя Гошка. А что зябко до дрожи – так это поправимо. Печку растопим, горячая вода по батареям парового отопления побежит, воздух и прогреется.
Егорыч поднялся на сцену, провел рукой по столешнице. Неодобрительно покачал головой:
– Давно не прибирали, итить его за ногу… И зачем строить было таку громаду?
– А что со старым клубом случилось? – поинтересовался Гошка. – С тем, что в помещенье церкви организовали?
Егорыч удивленно оглянулся на него, мол, неужели не знаешь?
– Так сгорела церква-то. В тот же вечер, как колокол сбросили. Комсомолия собрание устроила, с танцами. А тут гроза, откуда ни возьмись. Молния в самую маковку угодила, церква и пыхнула, как факел. Она ж деревянная была, сухая наскрозь. Ох, сколько народу там живьем погорело! Те, кто колокол скидывали, почитай, все. Да и не одни они. Аннушке повезло, жива осталась. Обгорела сильно, с тех пор в платки кутается.
Сторож подошел к краю занавеса, потянул за веревку. Занавес дрогнул, послушно расступился. Сцена за ним была пуста. Но Гошка туда не глядел. Он вдруг понял, что вместе с занавесом перед ним открывается тайна.
– А вы сами как выбрались? – поторопил он Егорыча. – Это вы тогда ногу повредили?