– Спина… сильно… Не трогай!
– Так. Это ты копчик ушибла, ничего страшного. Встать сама сможешь, нет? Ребята, помогите!
Два механомага подхватили Вергунчик на руки, понесли к гостевому дому. Половина отряда поспешила следом. Алёна, ясное дело, тоже побежала утешать подругу. А Гошке неожиданно пришло в голову: окажись на месте Вергунчик большая, тучная Воскобойникова, обошлось бы дело ушибленным копчиком? И случайно ли подвернулась эта трухлявая лавка?
От такой мысли стало не по себе. Но Гошка еще не знал, что неприятности только начинаются.
Шиповниковый компот помог студентам перебороть "медвежью болезнь", да и комбайн заработал. Так что после обеда Ксюша вновь повела свое воинство в битву за урожай.
В этот раз на пути к победе стал дождь. Мелкий, назойливый и холодный. Ксюша старалась не замечать его. И то сказать – если зарядит такой на сутки, считай, амба. Поле раскиснет так, что и комбайн завязнет, и Митяев "газончик". Значит, нужно спешить.
Дождь позволял не замечать себя около часа. А потом налипшая на корнеплодах грязь забила валки. Разгоряченный битвой Зарубин полез в нутро агрегата, и…
Нет, он не орал и не катался по земле, как Вергунчик. Лишь попятился, зашипел, затряс рукой. И Гошка не сразу понял, что темные комочки, разлетающиеся от него, это не грязь, а кровь. Пальцы механомага уцелели, выдернул вовремя. Но ноготь на большом сорвало с мясом.
– Машина где?! – засуетилась Ксюша. – В медпункт везите, быстрее!
– Да я дойти могу…
– Я тебе дам, "дойти"! И грязными пальцами не трогай, заражение будет!
– Прямо-таки заражение…
"Газон" потарахтел в деревню, увозя раненого Зарубина. И вместе с ним – надежду на скорую победу. Заглохший комбайн стоял, раззявив "пасть", будто приглашал сунуться туда следующую жертву. Желающих не было. И Ксюша сдалась:
– Заканчиваем на сегодня.
До ужина ждать было долго, дождь прогулкам на свежем воздухе не способствовал. Девчонки сбежали к себе в "гостиницу", ребята, кого поселили неподалеку, тоже разбрелись. Гошке топать через всю деревню, зная, что ничего, кроме встречи с бабой Нюрой, тебя там не ждет, не хотелось. Оставалось сидеть под навесом у правления, слушать вполуха, как Валера с Юриком спорят о сигнатурах предикатной логики, ждать.
На стрекот мотоцикла он внимания не обратил, обернулся, когда их окликнули:
– Ребята, давайте до дому подвезу! – Тетка Вера сидела за рулем тяжелого "Урала", улыбалась. – Чего мерзнуть зря?
– Далеко обратно идти… – неуверенно возразил Юрик.
– Не надо обратно. У меня поужинаешь, какая разница?
Юрик встал, сделал пару шагов к мотоциклу. Покосился на товарищей.
– Ребята, поехали! Жареной картошки на всех хватит, – поняла его сомнения тетка Вера.
– Жареная картошка? Это хорошо, жареную картошку я люблю, – Валера тоже поднялся.
О Гошке друзья вспомнили, когда усаживались на мотоцикл. Он им махнул рукой, езжайте без меня, мол. Почему отказался от предложения, сам не понимал. Может, из-за того, что вспомнил внезапно – и "баба яга" предлагала "картошечки пожарить".
Валера умостился в коляску, Юрик сел в седло позади водителя, огляделся подозрительно, – не видит кто? – положил руки на бока тетки Веры. Мотоцикл плюнул сизым облачком и покатил вверх по деревенской улице, навстречу возвращающемуся со скудного осеннего пастбища коровьему стаду.
– Ты смотри, наш Додоля время не теряет, взрослую женщину тискает. Скажу девчонкам, обхохочутся.
Гошка обернулся. За спиной стояла Воскобойникова, улыбалась ехидно.
– Лучше расскажи, что там с колоколом было? – попросил.
– Я же говорила, чем слушал? Встала я ночью в… Нужно было! Вдруг слышу – "Бом! Бом!" Думаю, чего это растрезвонились, пожар, что ли? Выглянула в окно – ни зги не видно. На улицу вышла, а она откуда ни возьмись: "Зря молоко пить не захотела!"
– Кто – Ксюша?
– При чем тут Ксюша?
– Стой, зараза!
– Му-у-у!
Гошка обернулся. И остолбенел.
Громадная черно-белая корова неслась наискосок через улицу, выставив рогатую, лобастую голову. Громадный, багроволицый председатель Семён Кузьмич несся от дверей правления. Точкой пересечения двух громадин были прятавшиеся под навесом Гошка и Алёна. И корова прибывала в эту точку первой.
– Бегите! Бегите оттудава! Манька, стой, кому говорю!
– Му-у-у-у!!!
Что надо давать стрекача, Гошка понял и сам. Вернее, ноги поняли. А голова сообразила – что грузная Воскобойникова от коровы не убежит. Поэтому не себя спасать следует, а девушку защищать.
Голова хотела одного, ноги – другого. Из-за несогласованности этой всё и случилось. Гошка едва успел выставить перед собой руки – бац! Земля была мягкой, потому ударился он не больно. Тут же развернулся… до коровы оставалось шагов десять, и отделяла ее от Гошки лишь Воскобойникова, похожая на большой красный шар в своей куртке-дутыше. Бац!
Красный шар взлетел в воздух, завизжал, описал дугу над головой Гошки, упал. Земля дрогнула от удара, визг оборвался.
В ту же секунду председатель Семён Кузьмич перехватил корову. Как заправский тореадор уцепился в рога, пригнул голову к земле.
– Ты что ж натворила, скотина?! Взбесилась, что ль?
Корова сопротивляться не пыталась. Жалобно мукнула, вздохнула. Большой влажный глаз ее уставился на Гошку. Смотрел он не злобно, не яростно – виновато.
Гошка перевел дух. И заставил себя обернуться, вопреки желанию. Потому что если Воскобойникова не визжит, не стонет, значит…
Алёна ворочалась в глубокой грязевой воронке. Села, подняла руки с широко растопыренными пальцами. Оглядела себя, потом посмотрела на Гошку. Губы ее плаксиво вздрогнули. Кожу на ладонях и коленках она свезла до крови, но огорчало девушку не это:
– Я штаны порвала. И колготы. А ты?
Что ответить, Гошка не знал. Потому брякнул какую-то глупость:
– Не ношу я колготки…
Воскобойникову отмыли, перевязали, переодели. Она и на ужин приковыляла самостоятельно. Держать вилку рукой, превратившейся в белую култышку, было неудобно, но Алёна справлялась, лопала за обе щеки, забыв о диете. Вот только подруги не отходили от нее ни на минуту, и услышать окончание истории с колоколом Гошке не довелось. А после ужина предстояло идти на край деревни. Одному.
Оказывается, семь часов вечера в середине октября – уже густые сумерки, ночь почти. В городе этого не замечаешь, везде светло, везде иллюминация. А в Семикаракино фонари горели исключительно возле правления да на машинном дворе. И окошки в домах маленькие, тусклые. Светятся через одно. Чем дальше от центра деревни, тем темнее.
Идти переулками вдоль балки Гошка не отважился. Решил, что надежнее будет дойти до конца улицы, а уж оттуда огородами – к "бабе яге".
В крайнем доме светилось два окошка. Гошка позавидовал другу – повезло у нормального советского человека поселиться, не то что они. Интересно, как там Валера? "Живой?" – стрельнуло в голове совсем уж глупое.
Огороды раскисли, но тропинка пока что была вполне проходимой. Хуже, что фонарик захватить не додумался. Падать еще раз не хотелось, поэтому шел Гошка медленно, чуть ли не ощупью.
Рычание он услышал, когда до дома "бабы яги" осталось меньше трети пути. Остановился, прислушался. Послышалось? Нет. Из темноты выступил пес. Большой, черный, не сразу и разглядишь. Оскалил пасть. Собак Гошка не боялся, но такая неожиданная встреча была неприятна.
– Тебе чего? – спросил он миролюбиво. – Я тебя не трогаю, иди, куда шел.
Пес сделал шаг, второй. Перегородил дорогу. Уходить он явно не собирался. Позволить обойти себя – и подавно. Гошка оглянулся, прикидывая расстояние до дома тетки Веры. И тут же в темноте тявкнули. Одна… две… три, четыре псины помельче отрезали путь к отступлению.
Волосы у Гошки на затылке зашевелились. Мигом вспомнилась сбесившаяся корова, проломившаяся лавочка. Только здесь было серьезней. Куда серьезней!
– Пошли отсюда! – прикрикнул он на стаю, сам себе не веря.
Мелкие позади злорадно затявкали. Большой черный двинулся на Гошку молча. Медленно, не отводя взгляда от его лица. Или от горла?
– А ну геть, вража сила! Геть отсюда!
Гошка вздрогнул от неожиданности. Но не его одного возглас застал врасплох. Черный пес припал к земле, оглянулся затравленно. Прыгнул в сторону, исчез. Его мелких побратимов след простыл еще раньше.
– Что ж ты, хлопчик, сам ходишь по-темному? – Баба Нюра тяжело опиралась на клюку. – И без билета? Вража сила не дремнет!
Засмеялась, словно курица закудахтала. Большая курица. И опасная.
Гошка проснулся посреди ночи. На соседней кровати похрапывал Валера, тикал будильник на тумбочке. Если не открывать глаза, то легко представить, что лежишь на своей койке в общежитии, за окном – привычная и понятная городская жизнь…
"Бум-м-м!" Гошка едва с кровати не свалился. Замер, даже дышать перестал. Одного хотел: чтобы ЭТО – послышалось.
"Бум-м-м!" Не послышалось и не приснилось. Права Воскобойникова. Понимая, что снова заснуть не получится, Гошка поднялся, накинул на плечи куртку, вышел из комнаты. Крадучись прошел по коридору, сбросил крючок, приоткрыл дверь. Выглянул во двор.
"Бум-м-м!" Звон доносился из-за дома, откуда-то со стороны клуба. Гошка мог поклясться, что это так. Но откуда там колокол?
Он сунул ноги в ботинки, поеживаясь от холода, обошел дом. Тьма стояла кромешная, ни клуба, ни крайних домов улицы не разглядеть. Лишь далеко-далеко горели фонари посреди деревни.
– Звонит, вража сила…
Гошка икнул от неожиданности, попятился. Баба Нюра стояла в трех шагах от него. Говорила не оборачиваясь: